Соцсеть на морозе: где лайки ставят карандашом

Группа шла по центральной улице, держась теней домов, готовая в любой момент скрыться в переулке. Впереди показалась площадь — бывший центр городской жизни, окружённый административными зданиями и магазинами. Но вместо привычной пустоты заснеженного пространства их взгляду предстало нечто необычное.

— Смотрите, — Даша указала вперёд. — Что это?

К стене одного из зданий, вероятно, бывшего дома культуры, тянулась вереница людей. Десять, может, пятнадцать человек стояли, переминаясь с ноги на ногу, дожидаясь очереди подойти к стене, покрытой бумажными листами.

— Доска объявлений? — предположил Илья, прищурившись.

— Или что-то вроде того, — кивнул профессор Самолётов, и в его голосе послышалось профессиональное любопытство. — Интересно. Очень интересно.

Они приблизились осторожно, готовые отступить при первых признаках опасности. Но люди у стены не обращали на них внимания — слишком поглощённые своим занятием. Кто-то прикреплял новые листки, кто-то внимательно читал висевшие, некоторые делали пометки карандашом прямо на бумаге, а двое пожилых мужчин методично снимали и складывали в стопку часть объявлений.

— Социальная сеть, — тихо сказал профессор, когда подошли достаточно близко. — Аналоговая, без электричества и интернета. Удивительно, как быстро люди воссоздают привычные модели общения.

Вся стена была покрыта сотнями бумажных листков разного размера, цвета и качества. Тут были страницы из тетрадей, обрывки обоев, куски картона, даже берестяные свитки — всё, на чём можно писать. На этом разнообразном материале размещались послания — мольбы, предложения, предупреждения, вопросы. Множество человеческих нужд, страхов и надежд, записанных чернилами, карандашом, углём.

Денис шагнул ближе, всматриваясь в ближайшие объявления. «Ищу сына, Мишу, 12 лет, пропал в районе старой башни 16 декабря», — гласило одно, а под ним, другим почерком было приписано: «Видели мальчика похожего возраста в лагере у Яхромы. Спросите у старосты». И ещё одна приписка, совсем свежая: «Лагерь сгорел три дня назад. Выживших увели в сторону Москвы».

Рядом висело объявление на куске обоев: «Меняю тёплые сапоги 43 размера на консервы. Шульц, Первомайская 12». Под ним несколько пометок: «Сапоги ещё есть?», «Какие консервы нужны?», «Шульц умер от пневмонии в январе». И совсем свежая: «Вещи Шульца теперь у Серёги со второго этажа».

— Боже мой, — прошептала Даша, замерев перед листком, приклеенным детской рукой. Неровные буквы расплывались: «Ищу маму, Светлану Игоревну. Я живу в подвале библиотеки с другими детьми. Тётя Вера не разрешает уходить далеко, но я всё равно прихожу сюда каждый день. Мама, если ты это читаешь, я на Пролетарской. Я очень скучаю. Аня, 7 лет».

Её голос дрогнул. Денис обнял Дашу за плечи, но промолчал — слова не могли помочь перед такой болью.

Они читали объявления, погружаясь в рукотворный архив жизни после катастрофы. Фёдор заметил, что некоторые листки были пронумерованы и аккуратно подшиты, другие снабжены пометками «актуально до» с указанием даты.

— Смотрите, — он указал на двух пожилых мужчин, методично работавших с объявлениями. — Это кураторы. Они поддерживают порядок, убирают устаревшие сообщения, систематизируют новые.

— Не только они, — добавила Оксана, кивая в сторону молодой женщины, записывавшей что-то в толстую тетрадь, периодически сверяясь со стеной. — Эта, похоже, создаёт подобие базы данных. Копирует важную информацию, чтобы не потерялась.

Профессор наблюдал за происходящим с интересом. Его глаза блестели, рука тянулась к блокноту.

— Поразительно, — бормотал он. — Совершенно поразительно. Мы наблюдаем рождение новой формы общения, сочетающей черты доцифровой эпохи с привычками из интернета. Смотрите, — он указал на объявление, переписанное и прикреплённое в нескольких местах стены, — это аналог «репоста». А здесь, — его палец переместился на листок с множеством пометок, — видим подобие «комментариев» и «дискуссии».

Читать: https://author.today/work/508468