Интервент явился

Бродячий певец Ворон всё-таки вернулся. Он доставил Пичен письмо от Саатай-Миргена. Властитель земель у Жёлтой реки согласился посетить солнечные земли и выразил желание посмотреть, что тут происходит. До его приезда Пичен распорядилась держать Ворона в темнице.

Несколько дней показались Пичен невыносимо долгими. Ей доносили о том, что предводители родов по-прежнему меряются силами на поле боя. Некоторые беги засылали к ней сватов, которым ханша отвечала вежливо, но расплывчато, давая понять, что выберет в мужья сильнейшего. Нужно тянуть время до приезда избранника. Хоть бы он побыстрее явился — Пичен молила об этом богов.

И он пришёл! Не один, а с несколькими тысячами воинов. Войску такой численности не осмелился противостоять ни один бег в одиночку, а на заключение союзов у них не было времени. Надо сказать, Саатай-Мирген пришёл не с войной, разорения не чинил, хотя его воины забирали из встречных отар и табунов животных себе на пропитание. Тех, кто не хотел делиться скотом добровольно, били и запугивали, но не убивали, в рабство никого не брали, над женщинами не глумились. Видя такое, беги предпочли убраться с пути Саатай-Миргена и сохранить своих воинов — они им ещё пригодятся. Так волки убегают с тропы тигра, злорадно думала Пичен.

В ханской ставке гостей с запада приняли радушно. Накормили, напоили, разместили в юртах на окраине аала. Саатай-Миргена пригласили в белый дворец.

Пичен приняла хана в большом зале, разодетая в вышитые шёлка и соболиные меха, сидя на резной скамье-троне. В зале толпились приближённые. Вот распахнулись двери, и вошёл дорогой гость со своей свитой — у Пичен сердце забилось чаще. Саатай-Мирген приблизился, и Пичен с трудом сдержала вздох разочарования.

Владетель земель у Желтой реки оказался мужчиной богатырской стати, с крупной головой и грубым лицом, напоминавшим баранью морду, с глазами навыкате, мохнатыми бровями-гусеницами и жидкой бородкой. Да уж, не таким представляла Пичен своего будущего супруга. Но что до лица, если мужчина храбр, силён и умён, а уж глупцом Саатай-Миргена никто не называл.

В зале ханша и хан произнесли приветственные речи, Пичен пригласила Саатай-Миргена погостить в её владениях, и гость любезно согласился. Более откровенная беседа состоялась во время обеда втроём, когда на стол подали лучшие блюда и напитки. Саатай-Мирген въедливо выспрашивал о том, как случилось, что в солнечных землях не оказалось правителя мужчины, и каковы планы ханши на будущее.

Когда Пичен рассказывала, как пропали маленький наследник и хранитель престола, её голос дрогнул. Она надеялась, что гость примет её волнение за переживания о судьбе отца. Саатай-Мирген выразил ханше вежливые соболезнования, но и только. Он сидел, нахмурив брови, и даже крепкая молочная водка арачон не сразу смогла развеселить его.

Пичен не любила крепкие напитки и лишь пригубила арачон. А вот Ичен охотно наливала и гостю и себе, так что вскоре захмелела и развеселилась. Она даже стала меньше заикаться, расспрашивала о дороге, о владениях гостя, шутила, и Саатай-Мирген улыбался. Он наелся, осушил пару чашек арачона и вскоре сам начал рассказывать охотничьи байки, а Ичен внимательно слушала и ахала. Польщённый вниманием гость расправил плечи, стал жестикулировать, показывая каких огромных кабанов и широкорогих оленей добывал в своих лесах. Ичен улыбалась во весь рот, таращила глаза и восхищалась храбростью и силой хана. Вот же хитрая заика!

Пичен пыталась привлечь внимание гостя к себе, сказала, что некоторые кушанья Ичен приготовила собственноручно. Она-то полагала, что такая откровенность отвратит хана от сестры, ведь знатным девам нет нужды возиться с готовкой, если в доме достаточно слуг. Но Саатай-Мирген заметил, что мудрая женщина должна уметь сама вкусно накормить мужа, и опять улыбнулся толстушке Ичен, так что та порозовела от смущения.

Смотреть на это дальше у Пичен не было сил. Она закончила обед и велела слугам показать гостю его спальню. Когда хан поблагодарил за угощение и удалился, Пичен подошла к сестре, влепила ей пощечину, зло глянула на неё и твёрдо сказала:

— Саатай-Мирген станет моим мужем. Моим! Ты поняла меня, сестра?

— Дд…да, пп…поняла, — вновь стала заикаться Ичен. — Зачем ты так, сс…сестрица?! Я же ничего, ничего не делала!

— Ты ластилась к моему жениху словно собака, повстречавшая долгожданного хозяина! — рявкнула Пичен, почти сразу умерила голос. — Не смей больше докучать ему своими глупыми восторгами. Мы с ним ханы и заключим брак равных по положению. Ты моя сестра, и если будешь вести себя умно и тихо, то я найду тебе хорошего мужа.

— Дд…да, сестрица, я пп…поняла, всё пп…поняла, — торопливо заверила Ичен.

В её глазах Пичен видела страх, появившийся после событий в Белой скале. С одной стороны, хорошо, что Ичен боится, а с другой выходило, что младшую сестру придётся держать при себе, чтобы она никому не разболтала о том, что знает.

Тем вечером Пичен приказала отпустить бродячих певцов, и даже вручила Ворону мешочек с квадратными серебряными монетами южан. Певец долго и многословно благодарил, низко кланялся, а жену свою потащил за собой к выходу за руку, словно страшился отпустить её от себя вновь. Пусть уходят и больше не появляются здесь.

Ранним утром Саатай-Мирген вышел во двор, дышал холодным утренним воздухом, и глядел на горы. Ему говорили, что здесь есть чудо, Белая скала из светящегося камня, но ничего такого он не наблюдал.

Хан размышлял о том, что Пичен ему не нравится. Она, конечно, красива, но чересчур сурова. Первую жену Саатай-Миргену нашёл покойный отец, вторую он выбирал сам, и обе женщины были кроткими и нежными. Они уже умерли, оставив ему детей. Хвала Великому Небу, у Саатай-Миргена есть сыновья, и жениться в третий раз он может на ком угодно.

Самозваная ханша может задирать нос и напяливать золотую шапку, но это не изменит того, что Пичен всего лишь дочь бега Алтын-Сейзена, покойного неудачника, не сумевшего сохранить престол для наследника настоящего правителя. Она недостаточно родовита, хотя и является потомком ханов по женской линии.

В мире есть другие имеющие взрослых дочерей властители, с которыми можно породниться. Здесь, в солнечных землях, слишком много трудностей. Если взять в жёны Пичен, то придётся силой приводить к покорности здешних бегов, а это может занять год или даже два. Увеличившиеся владения Саатай-Миргена возбудят зависть соседних правителей — начнутся приграничные набеги, а то и настоящие войны. С другой стороны, солнечные земли слишком лакомый кусок. Если Пичен родит сына, он станет правителем здесь и увеличит славу рода Саатай-Миргена.

Гостя пригласили позавтракать с ханшей и её сестрой. Сегодня Ичен вела себя тихо, молчала, лишь боязливо улыбалась. Она смотрела на Пичен с явным страхом, и Саатай-Мирген понял, что ханша запугала сестру. Он испытал жалость к уже обиженной богами заике, доброй и кроткой, так хорошо умеющей внимать мужчине. Пичен стала ему отвратительна — эта женщина жестока даже к родной крови, а значит, станет обижать его детей и может быть опасна для них.

Закончив есть, Саатай-Мирген встал, учтиво поблагодарил и, угрюмо глядя на Пичен, произнёс:

— Сегодня я уеду в свои владения.

— Но как? Почему? — всполошилась Пичен. — Я чем-то обидела тебя, дорогой гость?

Саатай-Мирген вежливо начал объяснять, что у него много дел в собственных владениях, и он не видит нужды вмешиваться во внутренние неурядицы обитателей солнечных земель. Попрощавшись, он вышел из комнаты. Ичен застыла на месте, недоумённо тараща глаза.

Оглушённая неудачей Пичен вскочила, побежала за ханом, своей последней надеждой. Он неторопливо пересекал большой зал, направляясь к выходу. Его надо удержать! Но как?! Чем?!

Отчаяние подсказало странное — Пичен выпрямилась и запела. Начала старинную песню о лебедице, прилетевшей весной с юга и призывающей лебедя супруга. Эти птицы выбирают себе пару на всю жизнь, и не выносят долгой разлуки. Трогательная и нежная песня. Пусть слова древних сказителей выразят то, что Пичен не может сказать гостю сама.

У Пичен был сильный, красивый голос, она любила петь. Услышав песню, Саатай-Мирген обернулся, удивился, но вновь отвернулся и сделал шаг вперёд. Пичен запела громче, страстно, так что хан остановился, повернулся и заслушался.

Музыка и песни — вот то, что Саатай-Мирген ценил едва ли не выше охотничьих забав. Недаром Ворону удалось быстро попасть перед его очи, потому что хан охотно приглашал к себе новых певцов и щедро их одаривал, если пение ему нравилось.

Саатай-Мирген слушал и восхищался. Если бы пела бродячая певица, он одарил бы её серебром за такое удовольствие. Пичен знатная дева, а если станет женой хана, он сможет слушать её каждый вечер. Хан на миг зажмурился, наслаждаясь прекрасными звуками. Открыв глаза, Саатай-Мирген внимательно всмотрелся в Пичен — она же красавица, статная, луноликая, достойная, чтобы воспевали её саму. Серебром расшит лазурный шёлк её платья, серебряные подвески блестят в девичьих косичках — дева прекрасна! Она молода и с виду здорова, значит сможет родить сыновей.

Если она станет женой хана, то, конечно, за ней будут присматривать и не позволят обидеть ханских детей. Пичен принесёт в род Саатай-Миргена солнечные земли, много скота и большое богатство. Её сестру заику с хорошим приданым можно выдать замуж за кого-то из приближённых в качестве награды.

Всё, решение принято. Когда песня закончилась, Саатай-Мирген широко улыбнулся, подошёл к взволнованной Пичен и тихо сказал:

— Прекрасная госпожа, я покорён твоим пением и красотой. Прошу, стань моей женой.

Не веря своим ушам, Пичен замерла, широко раскрыла глаза и ответила:

— Доблестный Саатай-Мирген, я выйду за тебя замуж. Вместе мы станем править солнечными землями. Но у меня есть условие. Если Небо дарует нам сына, я назову его в честь своего отца, и он унаследует эти земли после меня.

— Согласен, — сказал жених. — Мои земли у Жёлтой реки достанутся моему сыну от первой жены. Я клянусь защищать тебя от врагов. Я силён и приведу к покорности мятежных бегов, научу их почитать тебя, их истинную госпожу.

Как сладко было слышать эти слова! Пичен прикрыла глаза, начиная понимать, что Небо даровало ей исполнение мечты — могучего и благородного мужа хана. Она подозвала распорядителя церемоний и приказала готовить пышное пиршество.

День спустя Пичен и Саатай-Мирген принесли брачные обеты, стали супругами, торжественно поклонились солнцу и луне. Длинные чёрные волосы Пичен заплели в две косы замужней женщины. Много скота зарезали, чтобы еды на пиру хватило всему аалу и войску Саатай-Миргена.

Свадебный пир, той, длился девять дней. Пичен разослала всем своим бегам письма с требованием явиться на свадьбу, а иначе грозила гневом мужа с его большим войском. Многие предводители родов сочли за лучшее явиться в ханскую ставку с дарами и принести клятву верности супругам ханам.

Вскоре после свадьбы Саатай-Мирген показательно истребил всех мужчин в трёх небольших родах, предводители которых не покорились ханше, а их женщин, скот и богатства поделил между своими воинами. После такого урока все оставшиеся беги поклялись в верности ханам.

Если Саатай-Мирген находился во дворце, Пичен каждый вечер пела ему и наслаждалась его пылкой благодарностью в постели. В жизни замужней женщины оказались новые, неизведанные ранее удовольствия, и Пичен радовалась. Она подобрела, ласково относилась к Ичен и не повышала на неё голос. Её больше не раздражало, когда муж шутил с сестрой, ведь он объяснил, что испытывает к косноязычной Ичен только жалость и ничего более. Саатай-Мирген согласился, что бедняжка Ичен заслуживает хорошего мужа, и супруги стали присматривать такого человека.

Кошмарные сны продолжали мучить Пичен. Она стала говорить мужу, что мечтает побывать в его владениях у Жёлтой реки. Вскоре Саатай-Мирген и Пичен решили уехать в земли супруга. Пичен не хотела возвращаться под сень ненавистной Белой Скалы и настояла, чтобы с собой нужно угнать весь скот, ремесленников из ханской ставки и близлежащих селений, всех жителей, кого смогут увести.

Людям сказали, что их переселяют в новые прекрасные земли, гораздо богаче, чем их родные. Многие плакали, но вынуждены были покориться воинам Саатай-Миргена.

Настал чёрный день, когда Саатай-Мирген, Пичен и Ичен на великолепных конях возглавили процессию. За ними множество повозок и всадников, стада скота с пастухами в сопровождении воинов двинулись на запад. Немногие осмелились убежать и затаиться в лесистых горах или на окраинах солнечных земель.

Уведённые с родины люди говорили, что бедствие обрушилось на народ после того, как погасла сияющая Белая скала. Оттуда теперь не придёт дева защитница, не накажет ханшу предательницу. Сердце страны опустело.