Когда хитро переплетаются воплощения, и путь идет своим чередом...
Автор: Варвара ШульеваЖизни, воплощения духа, путь и пути... все в одном. Кто-то помнит, а кто-то нет. Но помнит если, тому причина есть. Память и воля, жизнь и смерть. Путь и пути. Иногда все так закручено, что не сразу удается разобраться... Вот и те, о ком мы с Ольгой Гусевой рассказали в нашей книге "Солнце Ладоги" не сразу во всем разобрались... а пути у всех участников этой истории были долгие и длинные, уходящие своими корнями в глубочайшую древность. Иногда наступает итог, заканчивается этап, своеобразный духовный год, когда что-то отпускаешь, а что-то приобретаешь. Эти мгновения можно означить руной Йера, которая и значит "год", цикл, завершение и начало, урожай и поживу плодов и новое начало, а иногда и новое осмысление. Именно руной Йера можно охарактеризовать следующий эпизод из нашей книги:
Харальд приехал в Осло в туманное утро. Никто об этом не знал, кроме Хельги, их сыновей и Свейна. Лейо приехал с Харальдом. Харальд хотел, чтобы Лейо в тот самый день был с ним. Лейо согласился сразу, хотя по старой привычке Юкиля не любил вмешиваться в военные дела Харальда, но не поддержать его не мог. Харальд взял свой синий внедорожник и поехал за город к Туру, Харальд знал, что Тур сейчас там. Тур встретил Харальда приветливо. Но сказал только сразу:
− Рад тебя видеть, Харальд конунг. Здорово ты меня «надул» с этим Торвальдом.
Харальд только рассмеялся негромко.
− А как я себя «надул», Аудун, ты и представить себе не можешь!
Названный Аудуном громко рассмеялся. А потом сказал:
− Узнаю прежнего владыку! А, помнишь ты, Харальд, за что я получил свое прозвище – Плохой Скальд?
− Ты не хотел сочинять хвалебные стихи об одном из ярлов моего отца.
Тур закивал и снова засмеялся:
− А помнишь, как он сказал… − Тур указал в воздух рукой и не смог сдержать смеха, − что я… ха-ха, старый пачкун, который и пиво пить не умеет [4].
Харальд только улыбнулся, но Тура поддержал в его веселье.
− Я помню, Тур. Аудун.
− А что? – сказал Тур, − мне даже мое прозвище нравилось. Приставали со стихами меньше.
− И то правда, − сказал Харальд.
Он вдруг стал серьезным.
− Ты готов отдать мне свой корабль, Аудун?
− Готов. Для тебя и строил. Это лучший корабль, когда-либо построенный в Мидгарде. Хотя, знаешь, из-за сжатых сроков, пришлось приложить к нему современный инструмент.
− Ничего, Тур. Гореть будет ярче.
Тур несколько удивился.
Харальд сказал:
− Ты не думай, что я не ценю твоего труда, корабельщик, но этот корабль мне нужен для богатых похорон.
− Кого же ты собираешься в нем хоронить? – немного настороженно спросил Тур.
− Свое прошлое, − сказал Харальд.
Он посмотрел Туру в глаза, и зелень его, Харальда, глаз стала темнее, а зрачки ярче.
− В будущее только с золотом идти, − сказал Харальд, − а прошлое пусть только в памяти остается.
Тур кивнул понимающе. Он действительно понял. Он всегда Харальда понимал.
И был костер потом, и были искры потом – в небо искры. И был дым потом – под самое небо. Горел, пылал корабль, а Харальд вокруг ходил. Все сгорело дотла. Вся резьба, все убранство. Ветер подул, пепел улетел, по воде улетел.
«Теперь нет преград», − Харальд решил. А потом он песню пел. Песню стали пел. Песню крови пел. Песню Ода пел. А берсерки его и ульвхедины рычали и в щиты били в Бардуфоссе. Как будто слышали его.

Фото из открытого доступа