Педагогика для народа

- Эт что такое? - подскочил губурнатор. – Суд закрытый! Чё выпялились?

- Мы это… безмолвствуем, - сказал первый крестьянин.

С хворостом за спиной крестьяне побрели по тропинке.

- Урок царям – безмолвие народа, - обернувшись, прибавил второй, помоложе, и показал губурнатору язык.

- Безмолвие? Ах ты, паразит! - идальго проворно, несмотря вес и на годы, кинулся за селянами, те, бросив валежник, метнулись в кусты. – Я т-тебе покажу безмолвие! – пыхтел губурнатор и наконец выволок обоих крестьян на лужайку, охаживая кожаным ремнем от панталон.

- А ну, - встряхнул он обоих. Хватка у идальго, отъевшегося на канцелярских хлебах, была бульдожья. - Кричи: «Дракону здравствия!»

- Да ну, - разом застеснявшись, сказал тот, что постарше. – Неудобно, хозяин. Что о нас люди скажут.

- Эт какие люди? Эти, что ли? - идальго ткнул в судейских, в полуоскале выставивших клыки, выкативших круглые звериные глазки, и снова встряхнул «безмолвствующих».

- Здра-дра-дра… - вяло проревели крестьяне.

- То-то же! почти как в армии, - умилился губурнатор.

- И за хворост вычту! - он пнул вслед улепетывающим селянам ветки валежника.

- Кхе-кхе, - глядя в сторону, кашлянула Борзобелка. - У вас расскрепилось.

- Что? - не понял идальго.

Она аккуратно повела глазами на его разукрашенные позументами панталоны.

- Пардон, - спохватился губурнатор и зацепил канцелярской скрепкой гульфик. – Жена никак пуговицу не пришьет.

Крот жевал губы, он не мог усидеть на месте и ерзал, как будто его кусали некие микроскопические кротовьи блохи.

- Но, Пьер, пороть народ – не педагогично.

- И что, не порете?

- Нет. Только пальцем грозим.

- Откусят. Порите.

Он присел рядом с кротом за судебный стол, представляющий собой, надо сказать, обыкновенный пень:

- Вот ты думаешь, мне легко? – он поскреб небритую щеку. - Эх, Ваня! У меня сверху – дракон, снизу – эти… безмолвствуют. Понимаешь, драконы приходят и уходят, а идальги – они остаются. Вот у тебя – норы кротовые, - он лукаво заглянул в радужные очки крота. – Хорошая вещь, удобная…

- Но, Пьер… - запротестовал крот.

- Ладно-ладно, знаю! Транспортировка трупов – это, конечно, перебор. Мы уже выяснили, - он доверительно обнял крота за плюшевые плечи, понизил голос, - выяснили, что подъедали самоубийственных девиц гиены-шатуны. С самой Африки к нам шастают, жрут что попадя. На прошлой неделе трех мальчишек сожрали. В педагогических целях. Мы порем, а у них жрать принято.

- Ну!

- Баранки гну, – ласково сказал губурнатор. – А кто через кротовые норы золотишко качал?

Плюшевые щеки крота побагровели.

- Сие есть инсинуации, я не есть!

- Да хоть есть, хоть пить – золотишко в 24 карата, дракон другое не берет.

- Но Пьер!..

- Какой я тебе Пьер? Педро-Алонсо Гонзалович я, Кихада. Зубы покажи.

Он попытался разжать кроту челюсть, тот клацнул зубами. Кихада отдернул разжиревшие пальцы, обхватил запястья крота: «Ребятушки, навались!»

Звери с визгом кинулись к судье.

- Пасть ему разжимай! у него коренные с клеймом дракона!

Зубы сверкнули, крот отчаянно вертел головой, его придавили, толстая и тощая нетопырихи содрали повязку, распялили рот, заглянули плюшевому в глотку:

- Золото, - зачарованно сказала тощая. – А мне валидол совал.

- Может, повыдергать через один? – задумчиво произнесла толстая. – Зачем ему столько?

Эх! а еще судья... author.today/work/357089