Облом
Автор: Михаил ПоляковКогда в один день приходят два сообщения, что твои тексты не могут принять участие в конкурсе, это неприятно. Притом на Литресе даже не соблаговолили объяснить, что не так. На АТ причину назвали, не скажу, что доводы показались убедительными, но ладно, может быть. В общем, «Александр Психарх» пока притормаживается, надо подумать, вносить ли в сюжет какую-то мифологию в количестве или проще дописывать книгу и забить на конкурс. Пока же временная заглушка сюжета, а то вдруг переключусь на что-то другое.
Гетайры, ведомые безумием веры и стальной волей Александра, были подобно стреле, выпущенной в самое сердце бури. Они пробивались сквозь ряды «Бессмертных», через тела родственников и приближённых Дария. Александр на Буцефале был впереди всех. Его пневма, раскалённая добела, пылала перед ним щитом и копьём. Он видел его. Дарий. На своей высокой, золочёной колеснице, стоящий как статуя.
Их взгляды встретились через хаос битвы. В этом взгляде было всё: ненависть, вызов и судьба двух миров.
— ЦАРЬ! — закричал кто-то рядом, но Александр уже занес руку с дротиком.
Мгновение — и оружие, просвистев вместо пурпура хитона Дария, вонзилось в грудь его возницы. Верный слуга рухнул с возвышения, и колесница, лишившись управления, дёрнулась и накренилась.
И в этот миг ход истории переломила стальная воля Дария.
Царь царей, потомок воителей, чья доблесть была закалена в бою, двинулся навстречу своей судьбе. Его могучая стать, скрытая под пурпуром, распрямилась. Взгляд, заставивший когда-то трепетать мятежников, впился в Александра.
Мгновение — и его рука с железной хваткой воина обхватила древко копья. Короткий, сокрушительный рывок — и остриё прошило воздух, найдя узкую щель под поднятой рукой Александра. Сталь пробила панцирь, вошла глубоко в плоть с мокрым чавкающим звуком, неся с собой невыносимую боль и тишину.
Александр не крикнул. Он лишь широко раскрыл глаза, в которых отразилось не столько физическое страдание, сколько абсолютное, вселенское недоумение. Как? Буцефал, почувствовав, как ослабела рука хозяина, замер. А затем царь Македонии, Гегемон Эллады, медленно, почти невесомо сполз на окровавленную землю.
Дарий, тяжело дыша, спрыгнул с колесницы. В его руке засверкал меч. Он подошел и, не глядя в глаза побеждённому, одним точным ударом завершил начатое.
И тогда мир взорвался.
Смерть психарха такой мощи не могла пройти тихо. Это был не просто конец жизни. Это был разрыв плоти реальности. Из павшего тела Александра вырвалась слепая, неконтролируемая пневматическая волна — последний, предсмертный выдох его титанической воли, смешанный с агонией, яростью и отчаянием.
Это не был направленный удар. Это было цунами.
Волна невидимой силы, сокрушительной и безразличной, прокатилась по полю боя. Гетайры, «Бессмертные», кони — все, кто находился в эпицентре, были сметены, как былинки. Люди падали замертво или теряли сознание. Сотни, тысячи человек рухнули на землю, и на мгновение в центре сражения воцарилась оглушительная, звенящая тишина, окруженная гулом битвы на периферии.
Над полем боя пронеслось Оно — гигантское, бесформенное нечто, сотканное из боли и распадающейся воли. Каждый, даже самый закалённый воин, почувствовал ледяную пустоту в душе, внезапную, беспричинную тоску и ужас. Сражение замерло. Мечи застыли в воздухе. Все поняли без слов: Александра не стало.
Царь царей Дарий, чей собственный дар был подобен глубокому, неподвижному океану, устоял. Но даже ему пришлось опуститься на колено, упереться рукой в землю, чтобы не рухнуть. Волна прокатилась через него, выжигая душу, но не сломив. Он поднял голову, его лицо было пепельно-серым, из носа струилась кровь. Он видел, как македонский строй, этот идеальный механизм, вдруг остановился, дрогнул и начал рассыпаться. Щиты опускались. Сариссы падали на землю. Сперва единицы, затем десятки, затем тысячи солдат начали бросать оружие, опускаясь на колени в знак покорности. Дух, который скреплял их, исчез.
В этот начала всходить заря Новоперсидской Империи.
Не та, что была прежде, а новая — омытая кровью, закалённая в этом апокалипсисе.
Дарий поднялся. Он окинул взглядом поле, усеянное телами и оружием. Он видел новый мир, который теперь будет построен по его чертежам.
И этот мир пришёл.
Железные персидские фаланги, ощетинясь сариссами, неудержимо покатились на запад. Лавины катафрактов, закованных в сталь с головы до копыт, стали кошмаром для всех армий мира.
Рассвет новой империи освещали огни пожарищ. Горел коварный Мемфис, не пожелавший принять новую волю. Горели надменные Афины, где ораторы, ещё вчера звавшие к свободе, ползали по развалинам Парфенона, вымаливая у Царя Царей прощение. Дым от Пеллы стоял над Македонией.
Вся скорчившаяся от ужаса Эллада принесла «землю и воду». Не по доброй воле, а под остриём меча и давлением новой веры.
Истинность Ахура Мазды, бога порядка и света, была признана не в спорах, а устами магов, шедших за армией. Её признали греки, финикийцы, галлы, иберийцы и германцы. Храмы старых богов опустели или были переосвящены. Роптавших ждал меч и огонь.
От туманных вод Альбиона до священных вод Ганга простёрся мир, скреплённый общей волей, озарённый верой в божественный Порядок и управляемый мудростью Царя-Законодателя. Под сенью крылатого солнца Ахура Мазды, простиравшейся над всеми народами, умолкли междоусобные войны.
Царская дорога, чьи станции и мосты когда-то связывали лишь Сарды с Сузами, теперь протянулась от берегов Ганга через горные перевалы Греции к дремучим лесам Галлии. По этим путям, охраняемым царскими гарнизонами, неслись гонцы с приказами из административного центра мира — Вавилона, а вслед за ними двигались караваны с товарами, идеями и людьми. Греческие врачи лечили знатных персов в Экбатане, вавилонские астрономы составляли карты звёздного неба в Афинах, а финикийские корабелы чертили планы судов в доках индийских городов.
Персидский мир — Pax Persica — впитывал в себя лучшие достижения всех покорённых культур, чтобы породить всечеловеческую цивилизацию, чьё тысячелетнее будущее только начиналось.