два окна
Автор: Til WinterСтарый кусок линолеума у порога летней кухни после временной разморозки опять одубел. На нём корки замерзших листьев, ломающихся и хрустящих под ногами, как чипсы под скалкой для панировки курьих ножек. В саду тихо, уютно и грустно горят фонарики, оставленные сторожить снег. Каждый год их армия пополняется новыми, не все выдерживают суровый резко континентальный. Где зима вымораживает под сорок, а лето иногда шкалит даже за эту цифру, но только с плюсом. Под 80 градусов - неплохая амплитуда сезонов дотошного тепла и очищающего холода.
Пришли с прогулки. Два стареющих инвалида: он с трудом удерживает позу штатива, расписываясь на деревьях, я и с двумя не всегда справляюсь, особенно в гололёд, как сегодня. Но дорожка на аллее свободна, почти свободна от листвы и льда. Только в конце дороге наледь, напоминающая гребешок молодого петушка, делит путь надвое. И так уже не первый год. Странная половинчатость полотна. На улице безлюдно, холодный свет фонарей, ставших в этом году двухсторонними, светит непривычно ярко, если сравнивать с прошлыми годами.
Но и это безлюдие, и редкие машины, летящие из ночи в рассвет, и спящие дома почему-то ближе, дневное буйство света. Утро своей прохладной тишиной кажется тёплым и уютным, хотя уже минус десять. Жизнь между двух окон: кухонным и мониторным, - однообразна и, особенно в период удлиняющихся сумерек, скучна. Приходится развлекать себя воспоминаниями. Сеть уже давно не дарит ни очарования, ни восторгов. Сложно удивляться, когда многое видел, узнал, прошёл.
Давно не видел Большой Медведицы. Раньше она висела летом прямо над крышей. Но что поделать, за удобство иметь все знания мира буквально под рукой нужно чем-то платить. Ну, хотя бы натяжным потолком искусственного неба. Бутусов поёт про "его звезду", а я вспоминаю поездку за город. В лес, который стал частью детства, первых тонких вибраций встреч, когда понимаешь, что все люди разные, но не все люди. И не понимаешь, как в этом водовороте "льзя" и "нельзя" проложить безопасный маршрут к себе.
Помню вышку у озера с минеральной водой. Невысокая, метра три. Высоты никогда не боялся, но став на постамент и глянув вниз, в отражение, наверное, впервые сдрейфил. Долго не мог прыгнуть. Неизвестный страх мурашками сжал тело, сознание сузилось. Немного постоял с закрытыми глазами. Не прыгнул, рухнул в воду, солдатиком. Потом, пробовал ласточкой, но так часто бился о твердь воды, что перестал покорять свой страх.
Опыт потом пригодился. Исследование этой эмоции шло почти через всю жизнь. Страх опоздать, страх ошибиться, страх опозориться, страх одиночества, страх быть на...ым, страх забыть всё, что было. Последний - один из самых сильных. Сегодня вокруг много страха, он живёт слезами на кухнях хрущёвок, испугом повесток, сном в реальности, желанием убежать. Из двух мест нельзя вернуться, если там побывал хотя бы однажды. С психушки и с войны.
Там остаются навсегда. Память, как улиточный домик держит на струнах самых сильных эмоций. И это не любовь, не вдохновение, не счастье, не удача...А этот липкий, сжимающий, бьющий в висках страх. Неважно за что. Но он помогает остаться памяти, единственному драйверу, за которым сюда падают как осенние листья новые дни рождения с приложением человека. И это мир цифр. Вроде бы объективный, но беспощадный. Всё, как мы любим, когда не боимся.
Светает...Ухожу ко второму окну...