Память. Жизнь. Забвение.

«Обливион». Забвение. Это было ей чуждо.

Каждую ночь она вспоминала тот день. Это был шрам, выжженный на подкорке, живой, пульсирующий кусок прошлого, который всегда был с ней, как вторая кожа из боли.

10 сентября 2001 года. Вечер.

Она, двадцатилетняя Ева Рейс, курсант академии, стоит в своей скромной комнате в общежитии и смотрит на приехавших к ней отца и мать. Они были так невероятно красивы и счастливы, что у нее перехватывало дыхание от этого. Отец, Роберт, обычно такой сдержанный, прагматичный бухгалтер, в отглаженном смокинге выглядел на десять лет моложе и сиял, как мальчишка, выигравший главный приз. Мать, Изабель, в элегантном платье цвета шампанского, с самой дорогой шалью, которую Ева когда-либо видела, пахла духами «Chanel №5» - запахом, который навсегда станет для Евы ароматом счастья и потери.

- Сорок лет, - говорила мать, утирая счастливую слезу. - Представляешь, Ева? Целая жизнь. Которую мы прожили с твоим папой вместе и обрели тебя, наше сокровище!

- И мы проживем еще больше сорока! - смеялся отец, обнимая их обеих.

Она вручила им свой подарок. Не просто билеты. Целый пакет.

- Это не просто ужин, - сказала Ева, сияя от гордости. - Это вечер в самом лучшем ресторане и роскошный люксовый номер на ночь в «Марриотт Уорлд Центр», между башнями-близнецами. А завтра утром - завтрак в «Windows on the World», у вас отдельный столик с панорамными окнами. На 106-м этаже Северной башни. Самый лучший вид на весь Нью-Йорк, в котором вы бываете так редко! На самом рассвете. Я копила специально к годовщине. Ваш день должен быть идеальным, начнете его встречать уже сегодня с вечера. Как Рождество!

Родители обняли ее так крепко, что ей показалось, ребра треснут. Она запомнила это объятие. Запомнила, как смеялся отец, размахивая конвертом: «На лифте на самый верх мира! Представляешь, любимая? Мы будем завтракать в облаках!» Запомнила запах духов матери и ее шепот: «Ты самое лучшее, что случилось в нашей жизни. Гордимся тобой!».

11 сентября 2001 года. Утро.

Ева сидела на лекции по тактике. 8:46 утра. В аудиторию вошел дежурный офицер, бледный, с перекошенным лицом. Он что-то шепнул преподавателю. Тот замер, потом медленно подошел к телевизору, висевшему в углу, и включил его.

На экране - Северная башня ВТЦ. Из нее валил черный, маслянистый дым. Диктор, голос срывался, говорил о «случайном попадании в башню самолета, возможно, ошибка диспетчера, ФБР разбирается в ЧП». В аудитории повисло недоуменное молчание. Ева смотрела, и у нее в груди похолодело. Их башня.

Потом, ровно в 9:03, пока камера показывала горящую башню, а диктор не умолкал, зачитывая поступающие сводки, в кадр, плавно, почти нереально, вплыл второй самолет. Он врезался в Южную башню. Огненный шар. Невероятный, чудовищный, немыслимый взрыв. В аудитории кто-то вскрикнул. Кто-то нецензурно выругался. Кто-то заплакал.

Рейс не издала ни звука. Она сидела, вцепившись пальцами в край стола, и смотрела на экран. Их башня. Их завтрак. 106-й этаж.

«Нет, - прошептала Ева. - Нет, они еще, наверное, не поднялись… Они в отеле… в номере…»

Но рациональная часть ее мозга, та, что делала из нее хорошего курсанта, уже производила чудовищные расчеты. 8:46. Их завтрак должен был быть как раз в это время. Они уже были наверху. Они были там.

Девушка не помнила, как выбежала из аудитории. Как умоляла, требовала, угрожала, чтобы ей разрешили выйти из академии. Как вскочила в первую попавшуюся электричку до Манхэттена. Из окна поезда она видела дым, поднимающийся к небу. Две высокие свечи.

Ева выбежала на улицу, заполненную людьми. Паника. Крики. Сирены. Она, в своей камуфляжной форме, пробивалась сквозь толпу, к тому месту, где еще недавно высились башни, все думали, что она сотрудник правоохранительных служб и расступались. Девушка подбежала к оцеплению, за которым уже ничего не было. Вернее, было облако. Гигантское, быстро приближающееся облако пепла, пыли и обломков. Оно поглощало улицы, машины, людей. Оно неслось на нее с тихим, зловещим шепотом, звуком миллиардов частиц, несущих смерть.

Ева не бежала. Она стояла, впиваясь ногтями в ладони до крови, у ограждения. Смотрела, как эта серая, удушающая лавина накрывает мир. Девушка видела, как люди в панике бегут, а она стоит, отказываясь верить. Это не могло быть правдой. Не с ними. Не в тот самый день, который она им подарила. Она подарила им смерть. Своей любовью, своими сбережениями, своим желанием сделать их день идеальным.

Потом - вторая башня. Та, что была Южной. Она сложилась, как карточный домик. И тишина. Глухая, оглушительная тишина, нарушаемая только воем сирен и… ее собственным сердцем, которое, казалось, разорвалось на миллионы осколков, острых, как стекло.

Потом - пустота. А из пустоты, медленно, неумолимо, как лава, поднялась ярость. Холодная, всепоглощающая, абсолютная. Она стала ее новой сутью. Ее топливом. Ее миссией. Смыслом ее жизни.

Террористы. Они подлежали уничтожению.

Все до одного.

Отрывок воспоминаний (из новой 16й главы Эпидемии Забвения-2) персонажа второго плана, вроде бы сначала отрицательного, неожиданно оказавшегося в Алтайском крае, РФ в тот момент, когда цивилизация рухнула. По традиции все герои будут сложными и не плоскими.

Читать можно тут - Эпидемия Забвения 2