Коммунальный триллер по-парижски

Текст ниже - наш перевод поста Холли Такер, материалами которой авторы с благодарностью пользовались во время работы над романом «Солнце и тени». Господа Кольбер и де ла Рейни действуют в нашем романе, но вот эта восхитительная (и вполне актуальная и поныне — идут века, а борьба с мусором остается драмой, триллером и хоррором) предыстория в текст не попала.

Холли Такер — профессор французского и итальянского языков, сотрудник Центра биомедицинской этики и Общества при Университете Вандербильта.

Когда улицы Парижа были вымощены грязью

В столице Людовика XIV нечистоты из ночных горшков смешивались с грязью, кровью и потрохами, образуя едкую жижу. Что же делать?

Автор: Холли Такер (Holly Tucker)

07.04.2017

Увидеть Париж – мечта множества туристов. Но в XVII веке город больше напоминал ночной кошмар...

Содержимое ночных горшков, выплеснутое из окон, смешивалось с грязью на немощеных улицах города, образуя зловонную жижу с запахом серы. По четвергам и пятницам парижанам оставалось только пробираться по рекам застывшей крови, которую сливали скотобойни на улицах с такими характерными названиями, как «Коровья нога» (Rue du Pied-de-Boeuf) и «Рубец» (Rue de la Triperie). Грязь в этих кварталах была окрашена в устойчивый красный цвет.

От грязи в Париже не было спасения. Она безжалостно прилипала к одежде, стенам зданий и ноздрям. «Париж всегда грязен, — писал один британский путешественник. — В результате постоянного движения грязь превращается в такую густую черную маслянистую массу, что, прилипнув, она не смывается никакими средствами (…) она не просто оставляет пятна, запах ее настолько силён, что его можно почуять за много миль».

Хотя король Людовик XIV нацелился на строительство Версаля, его министр финансов Жан-Батист Кольбер настаивал на новых мерах по очистке столицы страны. Кольбер утверждал, что пришло время «поставить городу клизму и истребить причины его болезней».

Осенью 1666 года группа из 16 человек собралась в роскошном доме королевского канцлера Пьера Сегье на улице Гренель для проведения первого заседания комитета. Они встретились в огромной галерее на втором этаже, которая могла похвастаться одной из самых сложных и изысканных систем декоративных элементов в Европе. Одна сторона зала для собраний была украшена высокими окнами, увенчанными красочными фресками середины века в элегантных гипсовых рамах, называемых gypseries. В центре комнаты доминировал длинный стол, покрытый роскошным пурпурным сукном. Кольбер сидел во главе стола, Сегье — на другом конце. Дядя Кольбера, вспыльчивый Анри Пуссор, расположился рядом с министром финансов. Тринадцать прочих членов комитета, отобранных Кольбером и Сегье, заняли остальные места за столом.

Присутствующие быстро определились с основными проблемами: насилие с применением оружия, доступ к питьевой воде, завышение цен на продукты первой необходимости (хлеб, мясо и, конечно же, вино), публичные дома и проституция, а также условия содержания в тюрьмах. Но одна проблема была серьезней всех прочих: печально известная зловонная городская грязь.

Веками королевские указы пытались убедить жителей более бережно относиться к общественным дорогам. В 1563 году Карл IX издал указ, согласно которому каждый владелец недвижимости «без исключения» обязан был убирать территорию перед своим домом ровно в шесть часов утра и снова в три часа дня. Домовладельцы должны были складывать всю «грязь, мусор и прочий хлам» у стены здания или в корзину до прибытия мусорщиков. Указ также запрещал жителям выбрасывать из окон на улицу бытовые отходы и человеческие экскременты. Их тоже надлежало аккуратно смести к стенам или хранить в корзине. Городские глашатаи объявили об указе по всему городу, на площадях развесили объявления. Нарушителям грозил штраф.

Жан-Батист Кольбер, министр финансов Людовика XIV. (Портрет: Филипп де Шампань, 1655 г.; Музей искусств Метрополитен/Викисклад.)

Однако засилье грязи на улицах показало, что штрафы не действуют. Указ 1608 года был еще более конкретным: вместо того, чтобы просто сгребать мусор к стенам зданий, жители получили приказ два раза в день работать вместе, как бригада – сметать мусор от фасадов своих домов к реке. После каждого слива «мочи, кухонного жира и воды из ванн» они должны были промывать улицу как минимум двумя ведрами чистой воды. И так же, как мясникам было запрещено оставлять экскременты животных в общественных местах, жителям было запрещено оставлять нечистоты на улицах. В 1637, 1638, 1650 и 1660 годах было издано еще несколько указов. Все повторяли одни и те же неэффективные правила. Улицы Парижа по-прежнему истекали омерзительной грязью.

Кольбер начал собрание с того, что представил собравшимся месье Галлио, предприимчивого комиссара из квартала Маре, который предложил взять на себя ответственность за уборку улиц. Это была бы огромная задача. Галлиот сказал, что ему нужно будет скоординировать действия с каждым из 47 прочих комиссаров города, чтобы организовать бригады работников, которые уберут самые серьезные грязевые заторы с узких улиц своих кварталов. Затем требовались лошади и повозки, чтобы перевезти грязь либо к Сене, куда ее можно сбросить, либо к главным воротам Парижа, где ее можно оставить за городскими стенами. Если осенние дожди начнутся до завершения уборки (в чем никто не сомневался), Галлио придется начинать все заново.

Галлио пояснил, что по удалении большей части грязи комиссарам будет гораздо проще штрафовать домовладельцев и владельцев магазинов, если они откажутся содержать в чистоте территорию перед своими владениями. По идее, уборка должна была бы финансироваться за счет штрафов, которые каждый комиссар собирал с жителей, нарушавших законы о грязи. (Конечно, это исходя из предположения, что комиссары действительно взимают соответствующие штрафы и направляют деньги по назначению, а не присваивают их.)

Галлио обещал звезды с неба – и за вполне умеренные деньги. По настоянию комитета Кольбера комиссары единогласно проголосовали за то, чтобы возложить на него эту ответственность.

Три недели спустя прогресс был практически незаметен. Члены комитета не хотели навлечь на себя королевский гнев и быстро потеряли терпение. Среди них ходили слухи, что городские комиссары создавали препятствия Галлио, поскольку были возмущены тем, что он получал преференции и щедрое вознаграждение за свои усилия. На это Кольбер сухо ответил, что если комиссары ожидают оплаты, им следует более тщательно взимать штрафы за грязь с жителей, которые отказываются подчиняться желаниям короля.

Квартал Сен-Жермен, расположенный прямо на противоположном берегу реки от королевского дворца Лувр, был самым грязным. Комитет провел беседы с представителями района, чтобы лучше понять, в чем заключается проблема. Казначей квартала спорил, что уборка улиц не должна быть обязанностью отдельных кварталов; если король этого хочет, то он и должен за это платить.

В комнате послышались стоны разочарования и крики гнева. Казначею было приказано собрать на встречу комиссара района и большую группу «состоятельных буржуа», чтобы убедить их пересмотреть свое отношение.

10 ноября 1666 года комитет собрался вновь, на этот раз в полном составе из 48 членов, которые сидели на низких стульях вокруг стола совета. Напряжение было ощутимым. Многие участники не смотрели друг другу в глаза, предпочитая любоваться коллекцией фарфора Сегье или большим шкафом из черного дерева, в котором стояли бюсты древних императоров. Если комиссарам, глазевшим на головы великих людей, не пришло на ум, что следующими полетят их собственные головы, то им следовало бы об этом задуматься.

Открывая заседание, Сегье оглядел собравшихся комиссаров. Прищурившись, он сказал им, что король вскоре пройдет по улицам своего города, пешком, чтобы проверить их работу. Дядя Кольбера, неуступчивый Пуссор, напомнил комиссарам, что предложение Галлио выражает волю короля. И Кольбер составил список комиссаров, которые отныне были официально назначены для оказания помощи Галлио: на следующий день они должны были вернуться в дом Сегье, чтобы получить официальные инструкции от Галлио, в присутствии самого Кольбера.

Париж в 1618 году. До конца XVII века многие улицы были завалены зловонной грязью. (Изображение: Коллекция карт библиотеки Гарольда Б. Ли/Wikimedia Commons.)

Комиссары поняли намек. Улицы Парижа начали очищаться. Хотя король так и не выполнил свою угрозу – прогуляться пешком, всего через несколько недель после вмешательства Кольбера современник писал, что улицы «никогда не были так красивы».

Но долго это не продлилось. Среди комиссаров сложился «заговор» против Галлио, и вскоре улицы стали такими же непроходимыми, как и раньше — а в некоторых районах даже еще хуже. Слой зловонной грязи, навоза, пищевых отходов и мусора доходил до щиколоток. Комиссары объявили забастовку.

В декабре 1666 года группа разгневанных комиссаров потребовала аудиенции у комитета Кольбера. Но пока они ждали снаружи, Кольбер показал характер. «Народу следует служить, — изрек он,  — и любой, кто не подчинится, будет незамедлительно уволен». Сегье неохотно дал знак открыть двери, и комиссары вошли в зал. Расправив плечи пошире под своими прекрасно пошитыми камзолами, они стояли вдоль стола, за которым собирались члены комитета. «Пожалуйста, начните с объяснения, почему вы запросили эту встречу», — спокойно попросил канцлер.

Комиссар Ле Серф выступил вперед и зачитал официальную жалобу не только на Галлио, но и на сам комитет за превышение полномочий в вопросах городского надзора. Ее подписали 36 из 48 комиссаров.

Когда Ле Серф закончил, Кольбер огласил свой ледяной ответ. «Комитет не допустит, чтобы комиссары принимали решения, противоречащие принятым в этом совете». По его сигналу стражник быстро открыл дверь в галерею и вывел их наружу.

Кольбер уже решил, что будет дальше. Галлио, которого Кольбер ценил за усердную работу и преданность делу, несмотря на выпавшие на его долю трудности, продолжил свою деятельность. Что касается остальных, Кольбер приказал немедленно арестовать самых высокопоставленных членов заговора — четверых, которые несли наибольшую ответственность за подстрекательство к «мятежу». Нецелесообразно было лишать полномочий остальных 32 комиссаров, если хотелось сохранить надежду на очистку улиц, но сигнал стал громким и четким: пощады несогласным не будет. Через неделю Пуссор с «большим удовольствием» сообщил, что оставшиеся комиссары нижайше просят у короля прощения за свое поведение.

В последующие месяцы комитет продолжал свою работу в относительной тишине и спокойствии. Однако бунт комиссаров принес важные сведения о бюрократических препятствиях на пути установления порядка в непокорном городе. Больше нельзя было вверять Париж комиссарам, особенно если комитет хотел добиться прогресса в решении многих других проблем, которые мучили город.

Николя де ла Рейни, первый начальник полиции Парижа. (Изображение: chapitre.com/ Wikimedia Commons.)

15 марта 1667 года по настоянию комитета Кольбера король учредил должность генерал-лейтенанта полиции. Человек на этой должности обладал широкими полномочиями. Он должен был следить за «безопасностью города, контролем над оружием в соответствии с королевскими указами, уборкой улиц, борьбой с наводнениями и пожарами».

Под началом Кольбера начальник полиции должен был осуществлять надзор за крупными рынками города, а также контролировать любые несанкционированные собрания в Париже. Он также должен был осуществлять полный надзор за тюремным комплексом Шатле. Этот указ не оставил комиссарам возможности для дальнейших споров. «Комиссары… будут подчиняться приказам и распоряжениям гражданского заместителя начальника полиции».

Проблема заключалась в том, чтобы найти человека, который не так глубоко увяз в системе, человека, обладающего творческим потенциалом и решимостью, необходимыми, чтобы перестроить на корню явно бесполезную систему. Когда Кольбер просматривал список, одну фамилию он поставил на первое место. Николя де ла Рейни заслужил репутацию непреклонного адвоката из Бордо, не терпящего небрежности. Он твердо поддерживал короля во время восстания знати двадцатью годами ранее. Людовик XIV быстро одобрил рекомендацию Кольбера, заявив, что не может подобрать на эту должность «лучшего человека или более трудолюбивого гражданского чиновника». 

Ла Рейни с жаром взялся за очистку города. Он ввел «налог на грязь» для всех парижан, имевших в городе жилье или дело. Налог был предназначен для покрытия значительных расходов, связанных с обслуживанием улиц. За просрочку платежа или отказ от оплаты предусматривались быстро взымаемые высокие штрафы, с точностью до немедленной конфискации мебели обитателей.

Начальник полиции также потребовал от жителей лично принять участие в работах. Каждое утро в семь часов сотни мужчин начинали ходить по городу, звоня в колокола, чтобы объявить о начале уборки улиц. Парижане всех возрастов, многие из которых еще не успели глаза протереть, выходили с метлами в руках, чтобы смести мусор от своих домов на середину улицы. За ними следовали тысячи мусорщиков, которые вывозили отходы за пределы городских стен.

Чтобы облегчить уборку улиц, новые постановления запрещали жителям привязывать животных возле домов или оставлять туши мертвых животных на общественных дорогах. За первое нарушение налагался штраф, за второе наказанием служила порка.

Ла Рейни вскоре с досадой обнаружил, что все то, что жители больше не могли выбрасывать на улицы, они стали хранить дома. Комиссар, осматривавший районы к северу от Лувра, описал «заражение и зловоние», пропитавшее внутренние помещения домов, которые были полны «фекалий и мертвых животных, гниения, которое было столь же сильным в жилищах, как и в сельской местности».

Тем не менее, через три месяца после своего назначения Ла Рейни объявил о победе над грязью, заявив, что «лошади оскальзываются на тротуарах, потому что улицы теперь слишком чисты».

Возможно, это преувеличение. Но вполне простительное, учитывая, что первый в мире современный начальник полиции был хотя бы частично обязан своим возвышением победе над якобы неразрешимой проблемой мусора на улицах. Вот бы еще его преемники смогли решить извечную проблему собачьих экскрементов, которые более трех веков спустя неосторожные туристы все вынуждены отскребать с подошв ботинок…

PS от переводчиков: А все-таки жаль, что Его Величество не прошелся пешком по городу Парижу!