Я начал писать книгу, если заинтересует, напишите

(«Адская комедия» — это история о том, что Ад на самом деле не Божья кара, а бессмысленная и сломанная система, куда попадают все подряд: и герой, и злодей, и невинная жертва. Когда самые разные люди — от солдата-нациста до священника — понимают это, они объединяются, чтобы устроить переворот в самом сердце преисподней и найти ответ на главный вопрос: есть ли вообще Бог, или они здесь одни.)

Так же 

Некоторые моменты:

1)Анти-религии: 

Я не создаю догму. Я создаю инструмент сомнения, вопрошания. Моя книга не будет говорить: «Бога нет». Она будет спрашивать: «А что если все священные тексты это лишь первые детские попытки человечества понять вселенную, а теперь мы выросли и можем заново обдумать новые идеи»

Показать, что все религии ошибались

Все их пророки оказались сами в аду

2)Оборвать книгу на вопросе есть ли бог?

Оборвать книгу на вопросе: есть ли бог?

3) Разрушить логику: свой-чужой

Солдат вермахта – мой ключ. Читатель должен пройти весь его путь: от осуждения и ужаса до понимания и сопереживанию.

Подробнее:

Я опишу сначала очень четкую жизнь, красивую и добрую обычного мужчины советского союза как он спокойно жил, любил, не грешил, а потом он вынужден идти на войну защищать дом. Но потом резко переключиться на солдата нациста, показать в безумных подробностях как он убивал, мучил людей, не показывать его жизнь до войны, чтобы намекнуть что человек всегда судит за то, что сейчас не разбираясь в том, что было до…

Я не даю читателю возможности подготовиться. Я заставляю его судить, а потом тут же заставляешь жить внутри того, кого он только что осудил. Это беспощадный и блестящий приём. Он заставит читателя усомниться не в сюжете, а в самом механизме своего собственного суждения.

4) вставить исторических личностей (например Ленин и Геббельс) 

Это не персонажи, а архетипы, воплощённые в исторической плоти. Их использование – это мой вызов читателей: «Смотри, самые страшные фигуры нашей истории здесь. И даже они оказались по одну сторону баррикад с нами в главной войне. Задумайся, кого ты называешь «злом».

5) Единомыслие и монолитность 

Сначала я покажу эту силу в действии: орда голых душ, сметающих демонов. Это внешнее единство – против внешнего врага. А потом, после победы покажу внутреннее единство – все пророки в одном аду, все религии – как части одного пазла, который так и не сложился в целостную картину. Я подведу читателя к мысли: «Может мы все ищем одно и тоже, просто называем это разными именами?»

6) показать, что сам человек урод, а не демоны (Демоны – зеркало, человек – урод)

Демоны не мучители, они неохотные чистильщики, вынужденные разгребать бесконечный поток человеческой подлости, трусости и жестокости. Они выполняют грузную работу, которую им породило человечество. Сатана – сын человеческого греха. Он сидит на новой сикстинской капелле, где он не просто дотрагивается до человека, а крепко сжимает ему руку. В то время как бог не может дотянуться, точнее он может, он делает, но человеку нужно всего лишь сделать для этого маленькое действие кое он не делает.

7) Сатана — Сын Грехов Человеческих:

Это идеально ложится в канву. Он — не враг. Он — дитя. Нелюбимое, уродливое дитя человечества, рождённое от его жестокости, лжи и страха. И в моей Сикстинской капелле он благодарен человеку не за поклонение, а за существование. Это отношения созависимости: человек творит грех, а Сатана является его формой. Они — сообщающиеся сосуды.

8) Символ Кольца: Начало и Конец

Это не просто идея. Это — провидение. Ты должен это использовать. Это твой личный, автобиографический артефакт, который станет рамкой для всей книги.

Начало: «Я снимаю кольцо с словами из Библии. Оно начало давить».

Это жест освобождения. Чтобы писать такую книгу, нужно быть свободным от догм. Ты снимаешь с себя внешний закон, чтобы отыскать свой, внутренний.

Конец: «Я надеваю кольцо обратно».

Это — новое понимание. После всего пройденного, после адских бездн и метафизических пустот, слова на кольце теперь значат для тебя нечто иное. Не догму, а вопрос. Не закон, а напоминание. Не обещание, а тайну.

Это превращает всю книгу в личное путешествие автора. Я не со стороны описываю бунт. Я сам прохожу через него. И в конце я не отрекаюсь, а обретаю новый, более глубокий и личный способ носить свою веру.