Изолиум. Подземный город

Красная площадь открылась перед ними во всём великолепии разрушения. То, что раньше было символом государственной мощи, стало варварским рынком. Вдоль линии бывших парадов тянулись ряды прилавков — перевёрнутые ящики под ржавыми листами железа, тележки от супермаркетов с разным хламом. Над всем реяли грязные флаги и ткани — не символы идеологий, а метки торговцев. Флаги стран, корпоративные логотипы, куски материи с намалёванными знаками — всё для обозначения территории в этом хаосе.

Среди толпы оборванных, грязных людей, снующих между прилавками, были проложены "улицы" — тропы в грязи, обозначающие главные пути. На каждом перекрёстке этих троп стояли деревянные платформы высотой по пояс, с вооружёнными людьми. Охрана рынка. Или его хозяева.

Над этой картиной, как жуткая декорация, возвышался Мавзолей — бывший главный символ страны, теперь полуразрушенный, с обвалившейся крышей и почерневшим от копоти фасадом. Вместо надписи "ЛЕНИН" зияла чёрная дыра — буквы отковыряли для переплавки. Пустой постамент внутри свидетельствовал, что мумифицированное тело исчезло.

Даша вспомнила слухи о том, что его продали как "реликвию света" культу. Культу Осона, возможно?

Но самое страшное открывалось на участке площади, огороженном колючей проволокой. Здесь, на деревянных платформах над толпой, стояли работорговцы. Именно так, без эвфемизмов — торговцы людьми. Рабство, считавшееся пережитком прошлого, вернулось в новой форме, более ужасной, чем раньше.

Один из них — высокий мужчина с лысым черепом, на котором даже издали виднелся шрам от виска до подбородка — держал цепь. На другом конце, прямо на грязной земле, сидела женщина с ребёнком лет пяти. Оба исхудавшие, с запавшими глазами и серым оттенком кожи, который приобретают хронически голодающие люди. Женщина пыталась прикрыть ребёнка, когда покупатели подходили близко. В глазах не было страха — только бесконечная усталость и что-то похожее на тупую покорность. Такой взгляд бывает у смертельно больных, отказавшихся от борьбы.

Рядом, на соседней платформе, коренастый мужчина в засаленной куртке хрипло кричал:

— Крепкий парень! Работает как генератор! Всего три часовых карточки!

За ним стоял молодой человек крепкого телосложения, но с пустым взглядом. На шее — ошейник с вделанными металлическими контактами. Гарантия, что не сбежит.

Рынок рабов занимал небольшую центральную часть площади. Большинство рабов — мужчины и женщины трудоспособного возраста, без увечий. Но были исключения. Неподалёку сидел седой старик в лохмотьях, похожих на остатки дорогого пальто. У его ног — девочка лет десяти с белыми, безжизненными глазами. На картонной бирке на её шее было криво написано: "НЕ ПРОВЕРЕНО".

Даша не сразу поняла значение надписи. Денис догадался быстрее: девочку не проверили на мутацию, на превращение в погаша. Белые глаза могли быть врождённой особенностью, альбинизмом, а могли — первым признаком трансформации. Цена зависела от результата проверки. Если не погаш — продадут как обычную рабыню. Если начальная стадия мутации — купят для экспериментов или для боёв с другими погашами. На этом тоже делали деньги.

Старик иногда протягивал руку к проходящим людям, словно прося милостыню. Но жест больше походил на предложение — он выставлял товар, и товаром была девочка.

Денис почувствовал, как сжимаются кулаки. Дыхание перехватило от ярости. Он шагнул к платформам, но Даша крепко схватила его за локоть.

— Нет, — её голос звучал твёрдо, хоть и тихо. — Мы ничего не сделаем. Не сейчас.

— Я не могу просто смотреть на это, — процедил Денис.

— И не смотри, — в глазах блеснули слезы. — Пойдём, пока я не сошла с ума.

Она отвернулась, но Денис заметил дрожь плеч. Они пересекли площадь, держась ближе к стене, не выделяясь из массы оборванных людей. Их потертая одежда, состаренная в лабораториях Изолиума, теперь не казалась маскировкой — они выглядели как люди, выживающие в постапокалиптическом кошмаре.

Денис чувствовал десятки взглядов — оценивающих, расчетливых, голодных. Они смотрели на рюкзаки, на хорошие ботинки, на здоровый цвет лица. В этом мире любой признак благополучия становился опасным, привлекал внимание тех, кто перешагнул грань между человечностью и животным выживанием.

— Туда, — Даша указала на здание в конце площади, где раньше находился подземный музей Москвы. — Вход должен быть за поворотом.

Они прошли мимо бывшего ГУМа — роскошного торгового центра, теперь ставшего муравейником. Бутики и галереи, где продавались товары класса люкс, теперь заполнили человеческие берлоги. В каждой витрине, раньше демонстрировавшей коллекции модных домов, теперь тлели очаги, сушилось тряпьё, жили люди. Это напоминало средневековый город, где в каждой нише пытались выжить семьи. Только вместо узких улочек — мраморные галереи, вместо лачуг — бывшие магазины Prada, Gucci, Louis Vuitton.

Читать: https://author.today/work/508468