Один день из жизни Гросова

6:45 утра. За окном — непроглядная темень, какая бывает в декабре. Будильник вибрирует где-то под подушкой, чтобы не разбудить ребенка раньше времени. В голове белый шум. И сны я давно перестал видеть, организму тупо некогда.

Я сползаю с кровати. Реальность берет свое.

Пока греется машина, я упаковываю сонного ребенка в комбинезон. Жена допивает чай, проверяя рабочие чаты. Моя первая задача на сегодня — выступить в роли личного водителя. Да-да, не проду писать, а обслужить двух моих девочек. Это важный ритуал. Мы садимся в машину, радио тихо бубнит о пробках.

Садик. Сонные родители, шаркающие бахилами, запах манной каши и детские шкафчики с наклейками. Сдал ребенка — минус одна задача. Дальше — офис жены. Поцелуй на прощание, «хорошего дня», и я остаюсь один.

Обратная дорога домой — это буферная зона. Я выключаю радио. Тишина в салоне помогает переключить тумблер в голове. Все, сбиваем настройки, я не водитель, не муж и не отец. Настраиваемся на рабочий лад. Слева от меня — начало XVIII века, в котором мой герой-инженер, пытающийся внедрить прогресс там, где его боятся как огня. Справа — начало XIX века, ампир, блеск бриллиантов и мой ювелир, пробивающийся через сословные предрассудки.

Дома мой главный «товарищ» — кофемашина. Это мой алтарь.

Завтрак — дело быстрое, механическое. Главное — кофе. Я сажусь за рабочий стол, включаю монитор и совершаю главную ошибку любого сетевого автора: я открываю комментарии.

Это особый вид мазохизма.

«Словоблудие», «не нужны интриги», «надо было…»

Я делаю глоток кофе и выдыхаю. Обожаю этих ребят. Им нужно, чтобы герой всех победил одной левой, а я не оправдываю их ожиданий.

Следом идет другой комментарий, под книгой о ювелире: «классическая ИИ генерация которая уже видна своей стилистикой невооруженным глазом». «Это же ChatGPT, души нет!»

На этом моменте мне становится уже откровенно весело. Ну да, ну да.

Обвинение в использовании ИИ — это новый «золотой стандарт» хейта. Потому что оно ставит тебя в заведомо проигрышное положение. Эдакий ультимативный довод, который не требует доказательств от обвинителя.

Раньше писали «графоман», теперь пишут «нейросеть». Сменилась вывеска, суть осталась та же — обесценить чужой труд.

За долю секунды в голове проносится несколько вариантов ответа. Но любой ответ — это ошибка. Это значит — принять правила игры, в которой ты уже проиграл. Вступить в диалог — значит признать, что обвинение имеет под собой хоть какие-то основания. Но ведь иногда так поражаешься всей этой чуши, что невмоготу…

Я закрываю вкладку с комментариями. Хватит кормить троллей.

Кофе в кружке остывает. На экране мигает курсор на пустой странице новой главы. Мой инженер ждет, когда я решу, как именно он выберется из очередной передряги, в которую я его впихнул, благо есть скелет того, что должно быть написано — уже полдела сделано.

Первый этап — редактура. Я открываю черновик того, что набросал вчера перед сном. Свежий взгляд. Тут повтор, тут логика хромает, тут герой говорит слишком современно.

«Окей, гугл, когда был открыт хлор?» — пальцы летают по клавиатуре.

«Алиса, что можно купить на 50000 франков в 1809 году?».

Проверка фактов и анахронизмов съедает уйму времени. У меня открыто две папки с материалами и блокнот. Туда я записываю идеи, которые вспыхивают внезапно. Например: «Ввести сцену с дуэлью. Кто быстрее рассчитает нагрузку на мост?».

Дальше начинается основная работа — написание проды.

Многие думают, что все авторы сидят и ждут вдохновения, глядя в потолок. Чушь. Если я буду ждать вдохновения, я умру с голоду. Я работаю по плану.

У меня есть синопсис. Это моя библия. Он написан еще до того, как я напечатал первую строчку первой главы. Там расписано всё: от завязки до финала. Я знаю, чем закончится книга, я знаю, что будет в главе 21, хотя сейчас пишу только 19-ю.

Никакого «полета фантазии» в плане сюжета. Только наращивание мяса на скелет. Но иногда даже меня заносит, в ходе текста сюжет корректируется. Из 12 томов про Инженера 4 тома были полностью изменены сюжетно. К сожалению, по другому у меня не получается.

Сегодня по плану — сложная сцена в «Инженере». Танец на лезвии. Я пишу, стираю, снова пишу. Добавляю сцену. Логика сюжета требует, чтобы герой устал, чтобы он ошибался. Идеальные герои скучны. Про них не будут читать. Я, на свою голову, собрал тех, кому нравится реалистичность. Приходится соответствовать. Это мой крест.

К двум часам дня спина начинает напоминать, что я не железный. Обед. Пока греется суп, я проверяю почту. Письма редакторов, предложения по аудиокнигам, спам.

За едой я устраиваю мозговой штурм. Сейчас я завершаю глобальную арку инженера с походом в Европу, в голове уже зреют наброски на следующий том. Думаю, пятнадцатый том будет последним. Там еще есть куча вариантов дальнейшего развития, но нужно заканчивать на пике. Сюжетные арки должны сходиться. Если в первой книге я повесил ружье, оно обязано выстрелить. Да и писать два цикла — это просто насилие над организмом. Это был хороший опыт того как не надо делать, если не хочешь сойти с ума.

Вторая половина дня пролетает незаметно. Я успеваю написать норму по одной книге, но нужно браться за вторую. Однако таймер неумолим. 16:30. Карета превращается в тыкву, автор — в отца и мужа.

Снова машина, пробки. Забрать жену с работы. Она садится в машину уставшая, выдыхает.

— Как прошел день? — спрашивает она.

— Убил двух дворян, построил плотину и отбился от обвинений в том, что я робот, — отвечаю я. Обычный вторник.

Мы едем за ребенком, а потом решаем заскочить в гипермаркет. Новый год близко, а у нас «конь не валялся».

Гипермаркет наполнен суетой. Странный контраст. Я был в сыром, холодном Петербурге 18-го века, а теперь я выбираю, какой шарик лучше: матовый красный или глянцевый золотой.

Мы набираем целую корзину елочных игрушек. Ребенок счастлив, жена улыбается, выбирая гирлянду. Я качу тележку и ловлю себя на мысли, что разглядываю граненую стеклянную шишку: «А как бы мой ювелир оценил огранку? Технологии-то изменились, но принципы преломления света те же…». Крыша едет, бывает.

Дома — семейный ужин. Это святое время. Гаджеты отложены. Мы едим, ребенок рассказывает, кто с кем играл в садике, жена делится проблемами на работе. Я внимательно слушаю. По сути, это заземление. Истории о квартальных отчетах и склоках в бухгалтерии возвращают меня в реальность, не дают окончательно улететь в свои выдуманные миры. К тому же, реальная жизнь иногда подкидывает сногсшибательные типажи и диалоги.

Потом игры с ребенком. Мы строим башню из кубиков.

— Папа, это замок! — восклицает дочь.

— Инженерно неверная конструкция, — бормочу я, но помогаю поставить кубик на самый верх. Башня ожидаемо падает. Дочь хохочет от моей криворукости.

Ближе к десяти дом затихает. Ребенок спит, жена смотрит фильм. А у меня начинается «вторая смена».

Многие считают, что писательство — это талант. Искра Божья. Я вас умоляю. Побеждает не тот, кого поцеловал Бог, а тот, у кого чугунная задница и воловье упрямство. Упорство и трудолюбие — вот два кита, на которых держится Гросов. Если ты не выкладываешь проды регулярно, тебя забудут через неделю.

Я иду в кабинет. Включаю настольную лампу.

Сейчас у меня сложный период. Произошло наслоение. Я старался разводить книги по времени, но сейчас у меня проблема. Я планировал зафиналить «Инженера» на 12 томе, но количество читателей не убавляется, им интересно развитие героя. Я же планировал закончить про инженера и писать про ювелира. Теперь я заложник ситуации. Приходится писать почти по две главы в день. Это огромный объем. Это примерно 30 тысяч знаков осмысленного, художественного текста ежедневно. Попробуйте просто переписать 10 страниц «Войны и мира» — устанете, а их надо еще придумать.

Но у меня есть секретное оружие. По циклу «Ювелир» у меня есть опережение. Я написал почти целый том вперед, «в стол». Это моя подушка безопасности. Но она тает. Чтобы сохранить это преимущество, чтобы этот «запасной» том остался таким же полным, мне приходится писать и для текущей выкладки, и восполнять запас.

Это тяжело. Глаза режет песок, спина ноет.

Я переключаюсь на ювелира. Питер, 19 век. Бал у вдовствующей императрицы. Интриги.

Шлифовка текста здесь особенно важна. Я не могу позволить себе «канцелярит». Речь дворян должна быть плавной, насыщенной французскими оборотами, но понятной современному читателю. Речь купцов — с характерными словечками.

Я пишу диалог, перечитываю, правлю.

«Нет, так он не скажет. Слишком пафосно. Он же хитрый лис, а не трибун».

Удаляю абзац. Пишу заново.

Полночь. Глава готова. Но это еще не всё.

Современный читатель любит глазами. Обложки, иллюстрации к главам, визуализация героев — всё это теперь часть работы автора. Через полчаса все готово. Красиво. Атмосферно. Читателям понравится.

Час ночи.

Я выключаю комп. Тишина.

Голова трещит. Сегодня я прожил три жизни. Свою, инженера в 18 веке и ювелира в 19-м.

Я прохожу мимо зеркала в прихожей. Из него на меня смотрит немолодой, уставший мужчина с красными глазами.

Завтра всё повторится. Садик, пробки, комментарии, две эпохи, одна жизнь.

Я иду спать. Скоро зазвенит будильник. Нужно будет отвезти жену и ребенка на работу.