Подвешенные на нити

Поздний вечер укутал этажи башни «Империум-Медиа» тяжёлой тишиной, будто напоминая: главные решения здесь принимают в одиночестве, без свидетелей. Коридоры погрузились в безлюдный мрак, где шаги звучали слишком отчётливо и тревожно. Луиза шла с осторожностью того, кто знал: одно неверное движение способно оборвать жизнь. Пальцы дрожали, сжимая папку, — она боялась, что бумаги выскользнут и выдадут тайны раньше срока.

У двери кабинета Маши Луиза замерла, словно у порога приёмной ада, и постучала не сразу. На замке вспыхнул красный огонёк, дверь беззвучно приоткрылась. Она шагнула внутрь, не поднимая взгляда, но понимая, что иного пути уже нет.

Маша откинулась в кресле, глядя на гостью пристально, изучающе. Луиза прошла вперёд, ощущая, как тело натянуто до предела, будто на нём проверяли человеческую прочность. Она села на край кресла, не решаясь устроиться удобнее, опасаясь, что любое движение истолкуют неверно.

Маша молчала, предоставляя ей начать. Тишина стала почти физическим испытанием, от которого хотелось вскочить и уйти, но Луиза пересилила себя и, разжав пальцы, положила папку на стол.

— Здесь то, что вы хотели, — наконец выговорила Луиза; голос прозвучал так сухо и резко, что она сама себя почти не узнала. — Документы, которые я собирала годами: подписи, переводы, платёжки. Если вы искали способ уничтожить Смородина — он перед вами.

Маша не торопилась с ответом. К бумагам не притронулась, даже не взглянула — её взгляд был прикован к лицу Луизы, будто пытаясь прочесть в нём нечто важнее набора документов. Затем тихо спросила:

— Почему ты пришла именно сейчас, Луиза? Неужели раньше не было очевидно, что твоё место в этой истории — рядом со мной, а не с ним?

Та подняла голову, встретила взгляд, и в глазах зажглась тихая, слишком долго сдерживаемая ненависть.

— Я поняла это давно, Мария Анатольевна, — голос стал увереннее, слова падали медленно и отчётливо, будто каждое имело отдельный вес. — Сейчас он решил избавиться от меня безболезненно. Я стала неудобной — он дал это почувствовать. Слишком ясно намекнули: я больше не верный человек, а только лишняя деталь, которую пора заменить. И я устала быть деталью в чужой игре.

— То есть это не принципиальная позиция, а страх быть выброшенной? — Маша слегка приподняла бровь. Её голос прозвучал ровно, холодно, с почти неуловимой ноткой презрения. — Ты принесла бумаги не ради справедливости, а ради личной выгоды и безопасности?

Луиза чуть сжалась, будто пропустила удар. Во взгляде мелькнуло раздражение, которое она не стала скрывать:

— Хотите — называйте это страхом. Я не притворяюсь героиней и не борюсь за правду. Мне нужна жизнь без унижений и постоянного страха. Если для этого придётся утопить Петра Андреевича — сделаю это без колебаний. Разве вы поступаете иначе?

https://author.today/work/493173