Щёгольская битва

Да, вот такая несерьёзная фамилия досталась этому человеку. Потом, через много лет он займёт своё законное место рядом с Императором, да ещё со специальной припиской «герой Одессы», или что-то типа того. Но тогда, в 1854 году, ничего этого ещё не было, и никто не смог бы этого предвидеть, глядя на молоденького прапорщика от артиллерии двадцати одного года от роду. Его прислали в славный город Одессу на усиление, так сказать. В мире всё явственнее пахло порохом и столичные власти всерьёз задумались о том, что важный портовый город Одесса до обидного слабо укреплён. Вот в плане улучшения системы обороны этого города и было решено кое-что предпринять. В частности, на самой оконечности мола решили поставить береговую батарею номер шесть. Командиром её и был назначен вновь прибывший прапорщик Александр Петрович Щёголев. Под его командой оказалось три десятка человек. Правда из них настоящими артиллеристами было не больше десятка, а остальные пушки вблизи увидели только что, да и то только частично и не сразу...

Щёголеву показывал место, где предстояло дислоцироваться его батарее береговой обороны, лично полковник Яновский. Вот, значит, твоя команда, а вот заряды... Почему мало? Так ясно, что здесь вряд ли кто атаковать будет, поэтому часть твоего боекомплекта я уже велел отдать на батарею номер пять. Ну, видел же – мы мимо неё проходили. Где пушки? А, ну да, про пушки забыл сказать. Вот они – прямо перед тобой. Откопаете, приведёте в надлежащее состояние, лафеты сейчас подвезут. 

Щёголев немного оторопело смотрел на то место, куда показывал перст указующий господина полковника. Там из земли торчали слегка тронутые ржавчиной казённые части четырёх пушек, которые были вкопаны в землю в качестве швартовных тумб. Вкопаны явно не вчера. Но приказы, как известно, не обсуждаются, а исполняются. Поэтому вскоре под бдительным оком молодого прапорщика закипели землеройные работы. 24-фунтовая «матчасть» была успешно извлечена из грунта, отчищена от ржавчины и установлена на лафеты. О том, выдержат ли стволы настоящую стрельбу, никто старался не думать. Оно и правильно – пушки боевую стрельбу потом выдержали на отлично. Проблема оказалась немного в другом месте. 

Может полковник и верно рассуждал, когда сомневался в выборе места для атаки города. Может и нет. Неважно. Важно, что англо-французо-сардинце... (кто там ещё был в этой банде?), короче, они решили действовать немного иначе. Ну, какие-то весьма грамотные соображения у них были, вероятно. Они ведь начали с разведки. То есть, всё по самой науке. Нет. Лучше по порядку всё же. 

Итак. Война на носу. Береговые укрепления состоят из двух батарей Военного (Практического) и Карантинного молов. На каждой стоят по десятку старых 24-фунтовых пушек (это примерно 152 мм). Каждая такая пушка могла запустить в супостата чугунное ядро весом около 12 кг. Состояние пушек было достаточно печальным. Настоящих артиллеристов мало. Флот был представлен одним 18-пушечным корветом «Калипсо». Собственно, это и всё. Нужно было что-то делать. В общем, в столице разработали план укрепления обороны города-порта, который попал на место назначения под новый, 1854 год. По плану на Карантинном молу устраивались батареи номер два и номер три и батарея номер шесть (та самая) – на Карантинном. Ещё была вторая линия обороны – батареи номер четыре и пять. Всего по плану нужно было дополнительно установить 56 пушек. Кое-какие орудия удалось доставить из Киева, Тирасполя и Бендер. Короче столько, сколько нужно не нашли, но всё же изыскали 24-фунтовые 32 пушки, десяток «единорогов» калибра 172 мм и шесть мортир калибра 248 мм. Ещё одной проблемой неожиданно оказались специальные печи для раскаливания ядер. Ими стреляли по кораблям – отличное средство, чтобы их поджечь. Печи установили американские. 

Понятно, что к пушкам ещё нужен расчёт. Приняли решение оставить при каждой пушке по два всамделишных пушкаря, а остальных бойцов набрать в пехоте. Им устроили краткий, но усиленный курс подготовки. В результате этих, достаточно суетливых действий, из всей весьма слабой артиллерии самой слабой в техническом отношении оказалась как раз батарея номер шесть под началом прапорщика Щёголева. 

Немного получше дела обстояли с сухопутными подразделениями. Они состояли из 6 тысяч пехоты и трёх тысяч кавалерии. На вооружении пехоты имелось 76 полевых пушек. Всем этим воинством поставили командовать опытного и решительного генерал-адъютанта от кавалерии барона Дмитрия Ерофеевича Остен-Сакена, который проявил себя грозным бойцом ещё во время Отечественной войны. 

Сообщение об объявлении войны англо-французской эскадре, загодя отправленной в Чёрное море, было доставлено примерно в январе 1854 года. Благородные жентльмены и мусью сразу же бросились… да, нет, какой ещё бой? Бросились грабить торговые суда под русским флагом, неспешно перемещаясь в сторону Одессы. К 20 апреля там собралась солидная эскадра из парусных и новейших винтовых пароходов, среди которой были французские «Vauban», «Descartes», «Caton» и «Mogador»; английские «Samson», «Terrible», «Tiger», «Retribution», «Furious» и другие корабли общим числом 28 вымпелов, на которых имелось около трёхсот пятидесяти морских крупнокалиберных (214 мм и 273 мм) орудий. 

Дело начал как раз этот самый «Furious» («Буйный» в вольном переводе) с разведки. Под предлогом необходимости эвакуации английских граждан из города он направился к порту. Спустили шлюпку, подняли белый флаг и приблизились к нашим позициям. Парламентёрам сообщили, что англичане давно унесли ноги из города. На «Furious» решили действовать внаглую и продолжили движение, которое было остановлено двумя предупредительными выстрелами по курсу. С тем англичане и удалились. Через некоторое время их адмирал (как, то бишь, его звали-то… неважно) послал ультиматум с требованием выдать им все корабли, находящиеся в порту в качестве приза. Естественно, барон Остен-Сакен вонючую английскую бумажку успешно проигнорировал. Дальше всё пошло не по плану. То есть совсем не по тому плану, который думали «наши». Европейцы очень быстро просчитали, что самым слабым местом в обороне являются батареи номер три и особенно номер шесть. По шестой батарее открыл огонь пароходо-фрегат «Tiger» и пяток баркасов, вооружённых ракетными установками. Вскоре к обстрелу присоединились и другие корабли эскадры. Остальные батареи невольно превратились в зрителей. Наблюдали за сражением и руководители обороны. Позднее бой активно изучался и за границей, и у нас. Вот такую карту изобразили у нас: 

Даже художники не смогли обойти своим вниманием бой между мощной европейской эскадрой, вооружённой по последнему слову техники и одинокой четырёхпушечной батареей устаревших пушек под командованием молоденького неопытного прапорщика. Вот одна из таких картин: 

Вообще по плану шестой батарее отводилась более чем скромная роль. Рассчитывали, что она встретит противника, обозначит его появление своим огнём и продержится минут пятнадцать. Достаточно в целом, чтобы объявить тревогу в войсках. Но на глазах города события разворачивались куда драматичнее и удивительнее. Время шло, шквальный огонь с вражеских кораблей не утихал, даже усиливался, но батарея продолжала бой! Новоявленные комендоры достаточно быстро приспособились к особенностям своих ржавых пушек. Там спокойно дожидались, когда противник подплывёт в зону уверенного поражения и били наверняка. Вскоре французский пароходо-фрегат «Vauban» запылал и вышел из боя, получали повреждения и другие корабли эскадры. Стрелял противник и по батарее номер три, на вооружении которой было целых 16 орудий. В какой-то момент они увлеклись и весьма неосторожно приблизились к ней на дистанцию прямого выстрела. Расплачиваться выпало одному из фрегатов, которому сразу разнесли корму. Остальные без понуканий спешно увеличили дистанцию, пожертвовав точностью огня, а часть отошла к более безопасной шестой батарее. 

То ли от обиды за отсутствие хоть каких-то внятных успехов, то ли из чисто европейской страсти всё разрушать, вся эскадра начала беспорядочно палить по городу. Благо дело дальность стрельбы их бомбических орудий достигала двух с половиной километров. В городе началось несколько пожаров. Было потоплено несколько торговых судов, в числе которых было два иностранных. Но всё это не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось вокруг батареи номер шесть. Через два часа боя командование решило, что дела совсем плохи и послали туда людей, но оказалось, что на батарее разбита только одна пушка, погиб один боец и ещё двое были ранены. Бой продолжался. Ещё через четыре часа загорелся склад сухого лаврового листа. Вряд ли запах горелой лаврушки мог сильно снизить боеспособность комендоров, но пожар приближался к пороховому складу. К тому же вражеским огнём была разбита калильная печь для ядер. Дело стало совсем плохо – стрелять холодными ядрами по кораблям было очень неэффективно. 

Настырный Щёголев наконец принял решение покинуть позицию. Выбираться пришлось прямо через амбразуры – сзади бушевало пламя. Эвакуация прошла удачно – никого не потеряли. Все бойцы были максимально измотаны, все были голодные, но им ещё хватило сил на то, чтобы построится в колонну и дойти до батареи номер пять строем. Позади них громыхнул огромный взрыв – это огонь всё же добрался до неистраченных боеприпасов. Но тут силы прапорщика покинули – доложить, как положено он уже не смог, да это было и не нужно. Начальство всё и так видело. Команду Щёголева встречали, как героев. Впрочем, почему как – они и были героями. Среди наград, полученных артиллеристами была самая замечательная – народное признание. Это выразилось в искусстве лубка: 

Бой шестой батареи был закончен, но бой за город продолжился ночью. Хитрые европейцы послали в бухту новейший пароходо-фрегат «Tiger». Фарватер они не знали, поэтому заставили выполнять роль лоцмана захваченного местного рыбака. На следующий день нашим войскам предстала замечательная картина – вражеский фрегат, прочно сидящий на мели. Вот только крупнокалиберных орудий супротив тяжёлых орудий фрегата у наших в этом месте не было, а проблему нужно было решать быстро. Поэтому действовать пришлось неординарными методами. Упряжки батареи конной артиллерии на полном скаку вылетали на дистанцию прямой наводки. Разворот с хода. Залп и батарея в клубах дыма скрывается то в ложбине, то за строениями. Англичане пытались вести огонь, но удача от евробанды отвернулась окончательно – они так не разу и не попали. Фрегат медленно, но надёжно превращался в груду обломков. А вскоре у них без всяких пластических операций глаза сильно увеличились в размерах. То ли казакам надоела вся эта пальба, то ли побоялись, что англичане попытаются провести «спасательную операцию», но их есаул решил предпринять решительные действия. Казаки в количестве одной сотни бросились в атаку по воде на сидящий на мели фрегат в конном строю. Это могло кончиться по-разному вообще-то, но европейские нервы оказались слабее – над кораблём повис белый флаг! Экипаж фрегата во главе с офицерами сдались в плен. Всего 225 человек. Интересно, что сам фрегат сначала был построен как яхта для английской королевы. Такой вот получился королевский разгром. Сам фрегат на следующий день расстреляли сами союзники, отрядив для этого пароходо-фрегаты «Vesuvious» и «Niger»:  

С вражеского фрегата тогда сняли новейшую паровую машину, пушки и одна из них до сих пор стоит на постаменте в городе в память о тех событиях: 

С прапорщиком Щёголевым впоследствии было всё хорошо. После того боя он сразу стал кавалером ордена Святого Георгия с Золотым оружием и в чине штабс-капитана. Умер он в солидном возрасте в 1914 году. Но это было потом, а в 1854 герой выглядел вот так: 

Запомните его и его солдат. Может пригодится… а если нет, то всё равно запомните. Это нужно не ему, а вам. 

PS Письмо Великого князя Александра (будущего Императора Александра I) прапорщику Щёголеву: 

Любезный Щёголев!

Поздравляю тебя с славным твоим подвигом и с царскою за него наградою. 

Посылаю тебе высочайший приказ о производстве тебя в подпоручики, в поручики и в штабс-капитаны; грамоту со статутом на всемилостивейше пожалованный тебе орден Св. Георгия и самый орден. 

Прилагаю при сём же и Георгиевский крест с моей груди; прими его как подарок признательного отца почтенному сыну. 

Благодарю тебя за твою мужественную, стойко уставную заслугу; благодарю тебя от всех военно-учебных заведений, в которых отныне имя твое будет произноситься с уважением, и подвиг твой будет служить примером воинской доблести. 

Запечатываю ещё в мой конверт два на имя твоё письма, оба тебе поздравительные и оба тебе благодарственные: одно от всего Дворянского полка, другое от оставшихся ещё в этом, полку однолетних твоих ротных совоспитанников.

Спасибо, голубчик Щёголев; наградил тебя государь — наградит тебя и Бог.

Александр

С. Петербург, 22 апреля 1854 года