Эффект обугленной бабочки

Мотылёк, ночь, пламя. Красиво. Трагично. Бессмысленно. Насекомое, обожжённое, падает в пыль, и занавес. И Ты, человек, глядя на это, снисходительно хмыкаешь: «Какая глупость! Мы-то умнее». А вот когда он, наш герой, уже несётся к своему огню с точно таким же свистом, свято веря, что он не лемминг, а Икар на сверхзвуковом перехватчике. А все остальные просто не доросли до высот его мысли.

Их полёт — зрелище не для слабонервных. Первый закон фанатического аэродинамики: сверхценная идея должна быть вмонтирована везде. Обсуждаете вы улиток в огороде — вам немедленно прочитают лекцию о том, как их слизь символизирует разложение либеральных ценностей (или, наоборот, тоталитарную хватку — неважно). Сравнили жопу с постиндустриальный обществом? Явное доказательство ангажирования и работы на страшных злодеев. Они носят свою идею, как карманный фонарик, и светят им прямиком в глаза, обсуждаете вы хоть что-то отдалённо затрагивающее. Они не просто летят на свет — они хотят, чтобы весь мир ослеп вместе с ними.

Второй закон: ослепление — главный источник тяги. Мотылёк не видит ничего, кроме света. Фанатик не видит ничего, кроме своей правды. Он искренне не замечает, как окружающие косятся на него, как от него шарахаются в беседе. Его аргументы — это лоскутное одеяло, сшитое из вырванных из контекста фактов и откровенных фантазий. Он летит, а логика, ирония и здравый смысл остаются где-то далеко внизу, в тёмной зоне, которую он с гордостью именует «болотом обывательщины». Его ритуал — священная война в комментариях, где каждый диалог не обмен, а крестовый поход за право произнести своё сакральное «А вот на самом деле…».

Но вот тут классическая аналогия даёт трещину. Мотылёк — существо беззлобное. Он просто летит на свою гибель в тихом, личном экстазе. Фанатик же создаёт драму. В этом его главная претензия на величие и источник ужасающей комичности.

Прежде чем сгореть, он выстраивает целый театр одного, но очень громкого актёра. Он назначает врагов. Вы просто сказали, что вам нравится этот сериал, а он уже видит в вас агента глобального зла, носителя разлагающей скверны и, скорее всего, поклонника сатанинских ритуалов по пятницам. Ваше существование, не укладывающееся в его простую схему, — личное оскорбление. Он с упоением борется с этими фантомами, наделяя вас всеми грехами, которых вы не совершали. Вы не с ним а значит вы «из этих». Его полёт — уже не трагедия, а дешёвое шоу, где он и сценарист, и режиссёр, и главный герой-страдалец. Им движет не инстинкт, а гремучая смесь гордыни («Я один всё вижу!») и мести миру, который осмелился быть сложнее его коробочки для мыслей.

Финальное, самое циничное отличие. Мотылёк сгорает — и точка. Красиво, чисто, экологично.

Фанатик обугливается, но не гаснет. Его страдание (и, что важнее, страдание окружающих) — процесс долгий, тлеющий. Его можно сдуть с одного факела, но он прилипнет к другому. Он может, покрытый сажей и с опалёнными бровями, разочароваться в своём кумире и с тем же фанатичным блеском в глазах найти нового. Он — на топливе из чужих идей. Его убеждения, как гарь после пожара, ещё долго воняют в любой беседе.

В этом и заключён главный, жалкий и опасный парадокс. Мотылёк гибнет за свою иллюзию, никому не мешая. Фанатик живёт, чтобы сделать свою иллюзию проблемой для всех остальных. И самое печальное — он бесконечно полезен. Его так легко развести, направить и бросить в топку чужих амбиций. Он горит чужим огнём, свято веря, что это его личное, внутреннее солнце.

Он не мотылёк. Он — спичка, которая мнит себя факелом. И её величайшее достижение — успеть подпалить что-нибудь покрупнее, пока не кончился её жалкий, ядовитый состав.