Сложно всё....

Скрючившись, корплю над третьим романом:

"— Я перевернула там все вверх дном, прощупала каждую складочку каменной кладки, там нет потайной двери, лаза — ничего подобного, — Яра устало вздохнула. — Ума не приложу, как ему удалось уйти?

— Как как, — Судейкин подцепил кончиком меча обугленную палочку, вытащил ее из костра, аккуратно, стараясь не обжечься, взял в руку и прикурил от нее. — Да неважно на самом деле. Убежал и все. Он же тут главный. В своей гребаной утопии.

— Почему утопии? — удивилась Яра.

— Потому, что для русского человека, как и для героя русского романа, а то, что он главный герой всех своих произведений, — это очевидный факт, утопия — это такое место, где он делает, что хочет, в отличие, скажем, от утопии европейской. Там герой банально ничего не делает. Банально оглядывается и немного рефлексирует, но стеснительно и в кулачок. А может все не так. А может и не убегал он никуда. Может и прав Бесинский. Автор — проект. Не более того. И не существовал никогда. Суетишься, бегаешь, ищешь, а кого ищешь? Черную кошку в черном ящике Шредингера? И даже если он и существует, он всегда для нас в суперпозиции, а мы лишь наблюдатель, которому он показывает то, что выгодно ему в данный момент. Ссыт нам в глаза и смеется, потому что всегда на секунду впереди нас, понимаешь?

— Возможно, но ты заблуждаешься, — Яра внимательно посмотрела на Василия. — Знаешь, какая главная задача была у дьявола в эпоху просвещения?

— Ну, удиви! — хмыкнул он.

— Убедить всех в своем несуществовании! И, что-то мне подсказывает, что с тобой ему этот трюк провернуть удалось, судя по твоим умонастроениям. 

— Допустим, я не прав, — Василий глубоко затянулся и выпустил несколько дымовых колечек. — Как ты собираешься его найти. И самое главное даже не как, а где?

— На полях. Раскидал себя, как части артефакта, среди своих произведений, и они защищают его, как дети мать. А мы найдем каждую часть и соберем все в единое целое. И зададим, наконец, больной вопрос на здоровый вызов!

— Почему он наплевал на читателя, раз пичкает его последние годы такой откровенной халтурой?

— Мелко плаваешь, там все гораздо сложнее, — задумчиво произнесла Яра.

— Ну так растолкуй мне, недалекому, — улыбнулся Василий.

— У писателя, как у любого художника, да и у царя, это в общем то одно и то же, если разобраться, два врага — время и толпа. Писатель занимается развитием имманентных ценностей искусства. Ему нужно, чтобы толпа не трогала его. Он обращен не к ней, он занят сугубо внутренними проблемами искусства. Срал он на оценочное суждение твоего Бесинского — пусть сначала из деревенского очка вылезет, да от параши отмоется. А то в таком состоянии даже прислушиваться к его мнению — зашквар по всем понятиям. И на любовь и признание толпы ему похуй, по большому счету. Популярным может стать лишь тот, кому эта популярность не нужна, и он это, конечно же, прекрасно знает. Он решает задачи другого порядка.

— Это какие? — спросил Судейкин. — Запечатлев себя на страницах собственных произведений, вписать себя в вечность и, хотя бы таким образом, обрести бессмертие?

— Неет! — рассмеялась Яра. — Сохранение своей личности — это ни разу не бессмертие! Отпустить этот вектор и стать потоком — вот его цель!

— Судя по его последним трем романам, его истинная цель — заменить мировоззрение стилем!

— Цинизм — плохая нравственная опора, Вася, — сухо парировала Яра. —  Не ходи по этой тонкой грани, нам с тобой еще в разведку идти! И потом, налет беллетристики в хорошем романе присутствует всегда. Эдакая прекрасная неправильность. Страшнее, когда присутствует налет пошлости — это уже говорит об общей доступности, как в минимализме, а уж в чем, то в этом, его упрекнуть нельзя.

— В минимализме? — переспросил Судейкин. —  Он-то чем плох? 

— Всем. Минимализм — это то, куда каждый себя может запихнуть. Как в песне Цоя про восьмиклассницу. Но искусство — это не трамвай в час пик, да? Набились туда восьмиклассница, Гумберт Гумберт, прыщавый подросток и хором дурными голосами орут всю дорогу: «Мы ждем перемен»!

— Тогда остается время. Хотя у буддистов с этим, вроде бы, вопрос решенный?

— Не стоит Витю приписывать к кровавым воинам буддийского племени. Он совершенно не религиозный человек. Он использует веру исключительно как метафору. Даже его лирическая душа прекрасно понимает, что личность не спасти, и перед тем, как войти в УРАЛ, ее придется сдать, как пальто в гардероб, прежде, чем попасть в партер. Это если повезет. Обычно места на галерке. Тем более, когда мы говорим про буддизм — это же голимый суррогат религии. И сам себя таким сделал в нежелании не решать никаких вопросов, лишь глубже загоняя проблемы вглубь. Как и любая война. Отсюда и кровавые воины буддизма. Но где астральные окопные вши, а где Виктор Олегович? Понимаешь? Он вообще не про личность как таковую. То, что это пузырь, кратковременно появляющийся на поверхности реки, и этот миг у нас называется биографией, он это раньше нас всех понял. И что это за река, мы давно узнали благодаря ему. Но вот куда она течет, и самое главное, откуда — вот эти вопросы его как раз могут волновать".