Воронеж. Часть III. Фруктовый сосновый лес

26.06.2019

  Искусственная граница всё же способна вжиться в роль естественного препятствия. Или убедить впервые видящего её наблюдателя в том, что она совпадает с естественной. За немного пружинящим средне-серым асфальтом дуги Антонова-Овсеенко сосновый мир поначалу упростился. Он утратил подлесок по флангам, порой глубоко до ядра, и окрасился в более блеклый тон вейника. Но окрасился волнами. Особи в популяции такие же разные, как и люди, хотя их различия довольно редко пробивают коридор возможностей вида. 

  Я не захотел приминать волны послепожарных злаков, словно ледокол, наползающий на толстые спаявшиеся льды. Обходил лесной выдел вдоль не в меру широкой рельсовой просеки. Двусоставной в прошлом, в трамвайную эру Воронежа, когда удлинённые ромбики усть-катавского производства курсировали в те места, которым только предстояло урбанизироваться. И односложной сейчас: лишь металлические полозья, то сливающиеся в точку, то заворачивающие за маревом сосен. Эта железная дорога снабжает воронежский аэропорт топливом, добавляя ту степень техногенности в лесопарковый пояс, которая напоминает о романтике заброшенной цивилизации. На просеке жались кустом грибницы сосен, бросая тень на насыщенно-сизые полыни. Небо утратило определенность лета, но потоки воздуха сохраняли предчувствие колышущейся в десятках километров к югу и востоку степи. 

  Перебежав уже совсем тонкую нитку ложа для автомобилей, я начал погружаться ещё один виноградный лес. Только опахала лиан не затемняли, а осветляли телесно-оранжевые спицы стволов. Виноград расползся подушками и на почву. Возможно, он приютил пеночек и овсянок, укрыв их от разленившихся собак. Как выяснилось в этот же день, их группировка не обошла вниманием и северные подступы к Воронежу. Несколько мохнатых псов оберегали противопожарные канавы, выкопанные между первыми рядами деревьев по окраине леса. Над ползучим интродуцентом и завядающим чистотелом изредка возвышались середнячки по росту и размаху ветвей. Тем не менее, эти дубы вполне успешно достигли или уже достигали своей цели. Но лес ещё не наполнился всем тем лиственным, не очень высоким, семейством дерев и кустарников, которое бы позволило напрочь забыть о городе.

А вот за очередной широкой просекой семейство и объявилось. Сосновый бор превратился в зубчатую каёмку, теснимую курчавыми головами брокколи дубовых крон. Столь близкое соседство, несмотря на всё-таки раздельную жизнь, разнообразило древостой. Например, шампурами остролистного клёна или этажерками то лип, то шершавых вязов, самые проворные из которых стремились дотянуться хотя бы до низов сосновых колпаков. Помимо само собой очевидной в среднерусском сосновом бору бузины, потенциально более вкусным делали лес аккуратно ветвящиеся почти вечнозеленые груши и вишни, а также сильно наклонившиеся и успевшие прожить гораздо больше яблони. Крыльями чаек в апофеозе взмаха привлекали внимание рубиновые крылатки татарского клёна. Принесенные человеком гости не пощадили и этот уголок. Робиния тянулась почти до полной свободы от своих соседей-лесообразователей, заодно развивая свиту у подножия своих не в меру сухих стволов. Ландыш уже бурел, а ёжики соцветий букашника матово светились цветом лиловой пряжи. Молодые дубы то простирали ветви короткими и длинными перекладинами, то выбрасывали их в приветствии по диагонали. Они почти всегда выбирали мачтовую сосну своим покровителем, не убегая далеко от её начинающего глубоко растрескиваться ствола. Дубы явно облюбовали этот борок, особенно его приопушечную полосу.

 Бузина красная

Клён остролистный

Вяз шершавый

Яблоня лесная

Клён татарский

Букашник

 Небо наконец вернулось к однозначной ультрамариновой аппликации. Пройдя между плотным сосняком и стрелами сосен, воткнувшимися в пески под почти прямыми углами, я подобрался к источнику молодых дубов. Ветви, стволы и оси, стремившиеся взять на себя роль ствола, но не справлявшиеся с миссией лидерствовать, твёрдо несли кочанчики побегов. Нижним ярусам дубравы доставались лишь проценты света июньского дня. Этим светом довольствовались бересклеты, бородавчатую природу которых тщательно прятали мало чем выделяющиеся на общем теневом фоне листья. Халцедоновые капельки малины освежили и указали, что пора возвращаться. Чтобы осмыслить и пережить новое восприятие и образное рождение старого для меня города.