О шатком базисе хроник христианской теологии.

Наконец-то добил "Град Божий" Августина Блаженного, сколько раз ломал голову возвращаясь к раннее прочтенному тексту и пробегая абзацы снова - не счесть, уж очень своеобразный язык изложения. Плюс - частые вкрапления латинских констант, и отсылка к различным историческим литературным реликтам, таким как, например, Вергилий, причем, для самого автора, нужно понимать - это обычная среда и планка просвещенного человека той эпохи, его современников. Если бы я в детстве не интересовался историей Др. Греции, Др. Рима, то наверное слабо понимал бы о чем тут речь, хотя авторские описки, понятно, для чего тут стоят, он так живописует и проводит параллели с событиями в которых он - существует, описывает, живет.

Очень много жизненных моментов, с которыми можно провести и современные параллели, например, в самом начале есть такие строки, из-за которых я, собственно, и взялся за освоение этой работы.

Из этого-то града и выходят враги, от которых нам надлежит защищать град Божий. Многие из них, впрочем, исправив заблуждение нечестивости, становятся вполне приличными гражданами града, но многие до такой степени воспламеняются ненавистью к нему и до такой степени оказываются неблагодарными к очевидным благодеяниям его Искупителя, что поднимают против него в настоящее время языки свои даже потому, что, избегая вражеского меча, спасли жизнь, которою гордятся, в его священных местах.

Что бы понимать эти строки, нужно помнить как закончила Римская Империя, здесь речь шла о разграблении Рима вестготами. Но кроме этого много чего еще, что заставляет задуматься. 

Начнем с того, что сам автор, Августин Аврелий, или Августин Блаженный, родился практически у истоков становления христианства, и являлся ранним христианином, поэтому мне, как конченному атеисту, интересна его трактовка и постановка вопросов, и что меня удивляет, он сразу же использует силу своего убеждения, силу своего слога что бы изначально христианство рассматривать в первую очередь как инструмент, неважно - догматический, или полемический - но он не скрывает, что религия в его руках, в первую очередь это инструмент. Он вольно обращается с богами из римского пантеона, являясь по сути, в это время - уже христианином, он спокойно относится к недостатку легитимности христианства из-за отсутствия корней уходящих в века (это для нас традиции освящены временем, а для них нет!), поскольку само это течение религии до конца не сформировано, и не обросло ритуалами, а попросту, перенимаемые из жреческих обрядов предстоящей - культуру, а то и вовсе случаи прямого заимствования. Это интересно читать, когда понимаешь о чем речь, просто убивать время - смысла нет.

Он приводит множественные срезы поведения Великих прошлого, вольно общаясь с их высказываниями, и трактуя их так, как ему угодно, что говорит об его высоком интеллекте и широком кругозоре - Августин Блаженный действительно был умнейшим человеком своей эпохи. 

По сути, он создает базу морали не стесняясь обращаться к истокам прошлого, то есть христианство - это симбиоз Еврейских Хроник, которые называют Ветхим Заветом, и лучших выжимок из славного прошлого Рима, его деятелей, а также философов и поэтов, включая светила Древней Греции. Он не стесняется заимствований, объясняя течение своей мысли, почему он думает так, а не иначе, и почему эта мысль правильна, хороша, понятна.

Кроме того - он каббалист, в смысле, очень много манипуляций с цифрами, постоянно что-то считает и доказывает, как будто бы цифры придают вес его словам. По мне, это больше напоминает действия речевой мантры наперсточника на вокзале, где за его речитативными шутками и прибаутками - никто не видит манипуляции с наперстками. Он же, Августин, развивает на основе цифр базис божественности и демонизма, для него цифры тоже инструмент, то есть он создает таким способом два критерия - добра и зла, наделяя эти божественные и инфернальные сущности какими-то осязаемыми характеристиками, что бы можно было - если не потрогать рукой, то путем подсчета (неважно какого!) охарактеризовать сущность. Главное тут - кто считает (контрольная комиссия), так что это опять - несомненный инструмент в руках адептов. 

Это я могу сказать - делая выводы, но мои выводы базируются на понимании конечных процессов, почему это делается и для чего, тогда как его современники, наверное, не понимали всей его гениальности. Именно поэтому, наверное, Святой Августин так почитался у иезуитов. Иезуиты считали его труды своей основой и руководством к действию.   

Но вдруг я столкнулся с тем, чего никак не ожидал увидеть, и это меня даже не удивило, а поразило:

Книга 12. Глава XI. О тех, которые хотя не считают настоящий мир вечным, но или признают бесчисленное множество миров, или думают, что один и тот же мир, по истечении известного круга веков, постоянно возрождается и разрушается

Другие же, не считая этот мир вечным, или признают не один только этот мир, а бесчисленное множество миров, или же, признавая один мир, думают, что он бесчисленное количество раз по истечении известного ряда веков возрождается и погибает.

Последние приходят к неизбежному выводу, что человеческий род получает первоначальное существование не посредством рождения от людей. Ибо те, о которых мы выше говорили, утверждают, что после потопов и истребления стран огнем, которые они не считают повсеместными, всегда остается несколько людей для восстановления прежнего их количества. Но эти не могут думать, чтобы в мире во время гибели его сохранилось хоть сколько-нибудь людей. Признавая сам мир возрождающимся из своей материи, они полагают также, что и род человеческий возрождается в нем из его элементов, а потом уже человеческое поколение размножается от родителей, как размножаются и поколения других животных.

Это было неожиданно, теория множественности миров - в то время. Или даже - инопланетян(?).Дальше я начал пропускать текст уже не вполглаза, а пытаясь осмыслить написанное. И тут я увидел интерпретацию теории Фридмана о расширяющейся Вселенной в изложении чувака из 3 века нашей эры! Правда он эту теорию экстраполировал на человеческий социум, но все же - каков однако!

Глава XII. Что следует отвечать ссылающимся на то, что первое создание человека произошло поздно

Что мы ответили, когда речь шла о происхождении мира, тем, которые хотят представлять мир вечным, но получившим начало своего бытия, как это яснейшим образом признает и Платон (хотя некоторые полагают, что он говорил одно, а думал совсем другое), то же самое я мог бы сказать в ответ и относительно первого создания человека тем, которые останавливаются в недоумении перед вопросом: почему человек не сотворен ранее в неисчислимые и бесконечные времена, а создан так поздно, что по свидетельству Священных писаний прошло менее шести тысяч лет с того времени, как он начал существовать. Если их озадачивает краткость времени, если им кажется, что прошло слишком мало лет с того момента, когда по свидетельству наших писаний был сотворен человек, то пусть примут во внимание, что ничто не долговременно, что имеет какой-нибудь последний предел, и что все определенные пространства веков, если сравнить их с беспредельной вечностью, должны считаться не малыми, а равными нулю. Поэтому если бы мы сказали, что с того времени, как Бог создал человека, прошло не пять или шесть, а шестьдесят или шестьсот тысяч, шесть или шестьдесят миллионов лет; или стали бы увеличивать эту сумму во столько раз, что не нашли бы и названия для обозначения количества лет со времени создания Богом человека то и тогда можно было бы спросить: почему Бог не создал его раньше? Безначально-вечный покой Божий, предшествовавший сотворению человека, таков, что если сравнить с ним какое бы то ни было громадное и невыразимое словами количество веков, имеющее, однако, известные пределы, которыми оно ограничивается, сравнение не будет соответствовать даже сравнению малейшей капли воды с совокупностью вод всех морей и океанов.

Пусть первый из этих двух предметов крайне мал, а другой чрезвычайно велик; но оба они имеют границы. То же количество времени, которое имеет какое-либо начало и ограничивается каким-либо пределом, сколько бы мы ни увеличивали его, в сравнении с тем, что не имеет начала, должно почитаться самым малейшим или, вернее, ничтожным. Если от этого времени, уменьшая его число, хотя бы и такое громадное, что для него нет даже названия, мы отнимали бы одну за другой самые малейшие частицы, ведя исчисление назад к его началу, подобно тому, как при отнятии дней человека, начиная с того дня, в который он теперь живет, до того, в который он родился, – уменьшение это когда-нибудь дойдет до начала. Но если от пространства, не имеющего начала, отнимать одно за другим, ведя исчисление назад, – не говорю небольшие количества, состоящие из часов, месяцев, лет, – но и такие громадные пространства, какие обнимает та сумма веков, которая не может быть исчислена никакими математиками, но которая, однако, при постепенном отнятии малых частиц уничтожается; и если отнимать их не раз и не два или еще чаще, а постоянно: что из этого выйдет, коль скоро никогда нельзя дойти до начала, которого совершенно нет? Поэтому, о чем мы теперь, по истечении пяти с лишком тысяч лет, спрашиваем, о том же с любопытством могут спрашивать и потомки через шестьсот тысяч лет, если на столько времени продлится жизнь смертных людей, – то рождающихся, то умирающих, – и их невежественная немощь. Могли поднимать этот вопрос и те, которые жили прежде нас. Мог, наконец, и сам первый человек или на другой день после своего создания, или в тот же день спрашивать, почему он не был создан ранее. Но если бы он был создан ранее, этот спор о начале временных вещей имел бы те же самые основания и прежде, и теперь, и впоследствии.

Дальше уже идут идеи, которые почерпнула у него Блаватская, тоже интересно, но не так, как выделенный выше кусок. Я читал Блаватскую, я представляю о чем там речь, и у меня нет ни малейших сомнений, что большую часть своей эзотерики она почерпнула именно у него, интерпретировала, видоизменила, упростила, усложнила, развила - и выдала за свое. Но не о ней речь, а речь о том, как это мог написать человек живший в те времена и не знакомый не только с современной космогонической теорией Вселенной, но и о параллельных мирах и мульти-Вселенной.

Вот такие дела, столп раннего христианства - с одной стороны ставит под сомнение временную доктрину Писаний, с другой стороны показывает, что кроме этих доктрин существовало множество других. И это как-то не укладывается в голове.

Как всегда комменты отключены. Дас Готтен ист Тоттен.

ПС: Ребятишечки, не буду я комменты включать, хоть в дупу заминуситесь там. 

Обращение в личку = добавление в спам-лист.