Disclaimer

Размышляя о причинах неодолимой потребности читательских и зрительских масс в документальности — по-модному говоря, «нон-фикшн» — и встречной готовности авторов к ее удовлетворению самыми причудливыми способами, я стал думать, что дело тут, пожалуй, в соблазне взаимного — говоря по-модному, отказа от ответственности.

Со стороны автора это, конечно — «за что купил, за то продал». Что я? я ничего — что вижу, то пишу: хотите, верьте, хотите, нет, я тут совершенно не при чем, совершенно. Безответственность его публики менее очевидна, но также просматривается, и состоит в том, что избавляет от необходимости вникать в авторские фантазии — ты нам изложи реальные события с реальными людьми, а там мы сами разберемся, что к чему, и какую пользу для себя можно из этого извлечь.

Склонность такая, поднимающая в памяти образ товарища Огурцова, появилась, кажется, сразу вслед за несколько позабытой модой на аутентичность — если Шекспир, то чтоп как в «Глобусе», если «Чайка», то как при Чехове, а если суси — то в точности, как на Хонсю. В общем, относительно недавно появилась, хотя корни ее уходят, возможно, в седую старину — тут можно и «новый роман» вспомнить, да еще и Лев Толстой говорил, что в будущем авторам станет стыдно сочинять, а станут они лишь описывать — ну, да — реальные события с реальными людьми. Вот и случилось по слову его.

Однако реальность такова, что при этом подходе именно разобраться-то в ней все недосуг — причем не только читателям, но даже и авторам.

В сущности, струя эта полностью течет в русле доктрины позитивизма — которая вкратце сводится к признанию того факта, что смертный разум все равно не в состоянии объять необъятное, а посему станемте, господа, изучать частности вне всякой связи с общим — авось что-нибудь полезное и откроем (часто, как я уже писал, это средство, дающее выход из многих иначе безвыходных положений, ну да бог с ним). Применительно же к литературе позитивизм этот самый воплощается теперь уже в самом что ни на есть прагматизме — буквально, по Пирсу: читатель теперь ждет от литературы не общих рассуждений (вот как эти), а, в общем-то, сведений — где батарейка у игрушки, чтобы при случае ее поменять, в каком сундуке лежат волшебные светящиеся жемчужины, необходимые для перехода на третий уровень, с какой карты лучше зайти, если у тебя на руках тройка, семерка, туз и дама пик, какие скидки в этом месяце можно получить в бутике на Рю Камбон, в каком Триполицийском мезедополио можно найти лучший кондосувли, как звали главного героя "Поминок по Финнегану" и кто был лауреатом Пулицеровской премии в прошлом году. Что есть выбор в пользу прагматического консюмеризма — в укор безудержному мечтательному фантазерству 50-60-х годов прошлого века: торжество эффективного менеджмента и бодрого пессимизма — «все равно из ваших фантазий ничего не получится, а знания — сила».

Однако, сила-то они сила, но одновременно это и консервируют жизнь в нынешнем приятном желеобразном состоянии, в котором где зад, где перед, где дно, где покрышка, где яблоко, где груша, где какой более экзотический фрукт — не разобрать, да это, в сущности, уже и не важно: сладко же, какая разница? И только без фантазий-то — скучно, нет?