Полночь

Тик-так. Тик-Так. ТИК-ТАК. Звук, с которым секундные стрелки напольных часов перескакивают на следующее деление, с каждым разом становится громче. Он эхом отдается в висках, перебивая стоны, что доносятся из-за двери.

Тринадцатая. Это уже тринадцатая девица, которая оказывается в этой комнате. На их кровати. На тщательно выстиранных и любовно отглаженных простынях.

Стоя на пороге, она почти наяву видит, как изгибается обнаженное девичье тело. Юное, красивое, полное жизни. Такое, какого уже давно нет у нее самой.

Руки ее сжаты в кулаки до кровоточащих лунок от ногтей, лицо белое, высохшее, под глазом бьется нервная жилка.

Дверь приоткрыта, словно в издевку, но она не заходит, сил не хватает сил. Гостья, хозяйка, она наблюдает за мечущимися тенями, этими световыми предателями, которым не нужно ни гроша за разглашение личной информации. Хотя она и без них слишком хорошо знает, что происходит.

Тик-так. Тик-так. Время к нулю. Еще минута, шестьдесят секунд. Все меньше, меньше...

БОМ! Торжественно отбивают начало новых суток часы в гостиной.

Среди ударов теряется протяжный стон-всхлип. Потом все затихает. А женщина на пороге комнаты улыбается. Улыбка ее задевает лишь одну сторону лица, вторая остается недвижной. Так бывает, когда после инсульта часть мышц остается парализованной.

Тринадцатая девица в их спальне. Эта - последняя. Хватит. Раньше это было невозможно для нее, но с каждым разом, с каждой новой любовницей, в груди зреет ядовитый побег. Каждый стон, каждый последний выдох под бой часов, добавляет ему силы. И сейчас он готов распуститься.

Она делает шаг, медленно распахивая дверь, переступая через невысокий порожек.

- Здравствуй, дорогой, - голос ее, тихий, почти на уровне шепота, заставляет мужчину, заботливо поправлявшего покрывало, вздрогнуть и обернуться. С лица его, гладко выбритого и ухоженного, сбегает краска, кожа приобретает пепельно-серый цвет.

- Не ждал меня? - вкрадчиво продолжает она, приближаясь к застигнутому врасплох мужу, - неужели ты не рад мне, милый?

- Нне.. - он испуганно дергается, промычав что-то невразумительное, когда прохладные пальцы жены, сухие, покореженные артритом, мимолетно касаются обнаженного плеча.

- Вижу, не продолжай.

- Кк.. - он вновь пытается что-то сказать, но речь отказывает ему.

- Тшш, - она касается пальцем собственных губ, обходит мужчину, наклоняется, приобнимает за плечи. А мужчина, столь уверенный в себе до ее прихода, словно становится меньше ростом, съёживается, шепчет по-детски испуганно:

- Уйди.

- Скоро, - обещает она, - но пока..

Со стены вдруг падает фотография в рамке, и этот звук заставляет мужчину сорваться с места, рвануться к выходу. Но дверь, секунду назад приглашающе распахнутая, с хлопком закрывается перед ним.

Он врезается в дерево, со стоном оборачивается, прижавшись спиной к гладкой лакированной поверхности.

- Не спеши.

- Тебя не должно быть! Ты не можешь быть тут! - голос мужчины срывается на фальцет, он на ощупь пытается открыть дверь и выскочить наружу.

- Разве? Тогда почему ты так боишься? - застывшая улыбка на лице женщины не меняется, - хотя неважно. Знаешь, я скучала.

- Отче наш, еси на небеси.. - лепечет мужчина, в отчаянии оглядываясь и не находя выхода. А женщина смеется. Смех ее, сначала тихий, неожиданно приятный и мелодичный, разрастается до режущего слух визга, по мелким предметам в комнате проходит дрожь. Она проводит ладонью по покрывалу, очерчивая неподвижный силуэт под ним, и смех обрывается на высокой, пронзительной ноте. Больше она не улыбается, лицо, и так не блиставшее красотой, искажается.

На лицее ее проступают синяки и кровоподтеки, кое-где кожа содрана до мяса, а то и до костей. Волосы ее осыпаются клочьями, одежда на глазах распадается, превращается в лохмотья. А на шее, от уха до уха раскрывается неровный порез. Все ровно так, как было в ту ночь, когда ее труп, завернутый в покрывало, тащили из этой спальни сначала в коридор, а потом по безлюдным улицам до трущоб, где найденные безымянные тела никого не удивляют.

- Знаешь, сначала мне было страшно. Но потом, в конце, – женщина делает небольшую паузу, словно задумавшись на секунду, -  я решила что это немного несправедливо, - тон ее ровный, но предметы трясутся сильнее, даже тяжелая кровать начинает мелко подпрыгивать. Изуродованное лицо искажает гримаса. - Несправедливо, что ты мог творить все, что угодно, когда меня парализовало. Несправедливо, что об этом никто не узнал и ты остался безнаказанным. - каждое слово впечатывается в воздух тяжестью, словно высасывает кислород из помещения. Мужчина, тяжело дыша, падет на колени под невидимым прессом, он шепчет что-то, на виске его седина, которой не было еще вечером.

- И одной меня тебе было мало, тебе так понравилась беспомощность.. - голос женщины булькает, в нем слышно шипение воздуха, проходящего сквозь рану на шее.

- Иди ко мне, милый, - она тянет руки, и мужчина, с обреченной покорностью идет к ней, но прежде, чем иссохшие руки смыкаются на его горле, прыгает в сторону - в окно восьмого этажа. 

- НЕТ!

...

- Макс, говорю тебе, я слышала шаги, - девушка зябко ежится, плотнее укутываясь в одеяло. Их новая квартира навевает на нее жуть с самой первой минуты.

- Ага, - скептически усмехается парень. - А я - Санта-Клаус. Дом старый, он скрипт и шуршит. Забей. Лучше иди сюда, - он тянет подругу к себе, они дурачатся, грозя развалить антикварную мебель. И никто из них не замечает длинную тень, замершую в дверном проеме, терпеливо ожидающую полуночи.