Ставишь "самопиар" -- все флаги мимо

Путем недолгих наблюдений выведено: "Все флаги в гости будут к нам"(с), если тема блога жареная или ниачем. Кто особенно в тусе популярен -- может даже на головную боль пожалиться, тут же сбегутся, будут по этой самой голове гладить, утешать и совать пустышку конфетку.

Достаточно неуловимому Джо (вписать свое) выставить статистику чтения -- тут же приносятся галопом. В упор не понимаю, какой мне смысл в его статистике. Просветите, а?

Ладно, поругалась. А теперь самопиарюсь и на 100% уверена, что все мимо пробегут. И зачем тогда я это делаю? А, вспомнила, здесь-то как раз прочитают.))

***

— Как вы относитесь к покойникам?

— А что, уже есть? — оживилась Катька.

Максим с сожалением развел руками. Они сидели в кустиках за эстрадой, дожидаясь очередного лагерного мероприятия. Катька дожевывала похищенный в столовой батон.

— Просто я возвращаюсь к пункту третьему.

— А может, ну его, этот концерт, — Кахновский смахнул с колена наглеющего муравья. — Лучше влезем и печку разберем... пока все заняты.

— Так об том и речь, — Максим стал ходить туда и назад, заложив руки за спину, пока у Катьки не закружилась голова. — Если вы покойника боитесь...

— Какого покойника?! — сказано было так, что могла постигнуть кондрашка. И Симрик не стал тянуть.

— Пункт третий. Физрук.

Только после его сообщения они осознали весь ужас оговорки начальника на торжественной линейке. Ведь, согласно совершенно достоверным данным, физрук умер лет двадцать назад прямо здесь, в лагере, в этом самом заброшенном корпусе. То есть, тогда еще не заброшенном. Но все равно умер — дети довели. Однако дух его не давал знать о себе в течение долгого времени, и вот — был разбужен роковыми словами Ростиславыча. Скажи тот: “Поздравляю и физрука Геннадия Андреевича”, — ничего бы не было! Но весь лагерь помнил, что Рома имени не назвал, а значения тогда не придали, и нате... Кошмар.

— Кошмар-р... — произнесла Катька, покатала, как соленый камешек во рту. Не то что ей было страшно, просто версия с кладом нравилась больше. Это надо было немедленно выяснить.

— Послушай, — “ш-шай”, — зашуршало в акациях. — А не могло так быть, чтобы сразу и он тут и умер, и клад? Или увидел клад — и умер...

— Ага, жаба задавила.

Максим настороженно оглянулся.

— Никакая жаба его не давила. Ой, то есть, я не то хотел сказать. Мне кажется, кто-то за нами следит.

Тут же Даник пригнулся и нырнул в кусты. Затрещало, а потом стало тихо.

— Ушел, — возвращаясь, кинул Даник возмущенно. — И мы хороши: сидим себе у кустиков — подползай кто хочешь, подслушивай сколько влезет. Ты... — накинулся он на Максима. — Ты же читал про шпионов!

Фоном к его возмущению заголосил на эстраде юный тенор, повторяя раз двадцать: “Нас не догонят!”

— Догоню, — сказала Катька угрюмо, — догоню и морду расцарапаю.

— По крайней мере, один вывод мы можем сделать, — потягиваясь, сообщил Максим. — Кому-то очень интересно то, чем мы занимаемся.

— И мы с легкостью можем его вычислить, — подсказала Катька ласковым тоном. — Посмотреть, кого нет на концерте. Каких-то шестьдесят-семьдесят подозреваемых... Или вы полагаете, это посторонний?

— Лучше бы посторонний, — перешнуровывая кроссовки, пробурчал Даник. — А то половина лагеря будет охотиться за физруком-привидением, а вторая — разбирать печки в поисках несуществующего клада.

— Существующего! — топнула ногой Катька. — Лучше мой клад, чем ваш физрук!

— Кто спорит с женщиной, тот укорачивает себе жизнь, — под нос пробормотал Максим.

— Короче, твоя вторая версия отпадает. Он умер слишком поздно, чтобы стать стражем сокровища. Разве что встретил предыдущего стража — и опаньки. А тот ему: давай, сторожи.

— Дети! — Максим умоляюще воздел руки. — Для начала осмотрим место, где таился неизвестный.

— Улики под кустом оставил? — Катька ломанулась в акации. Даник удержал ее за хвост:

— Потопчешь все!

Под кустами они проползали вдумчиво и на четвереньках. Немного повторялась история с поисками Виолкиной земляники, но в этот раз повезло меньше: несколько сломанных веточек, примерно на уровне глаз, если сидеть на корточках, и хорошо утоптанная трава. С удобствами устроился! Даже там, где он убегал от Даника, на ветках не осталось ни клочков одежды, ни ниток... Если бы не надломленные ветки и примятая трава, можно было решить — испарился.

— Вот гад, — вздохнула Катька. — Хоть бы кроссовки надел!

— Зачем?!

— В них чаще грязь застревает и сыпется.

— Может, его еще в креозот загнать?

— И тогда ты выстрелишь в него из двуствольного тигренка.

След преступника протянулся до выложенной плитами дорожки к столовой и там исчез окончательно. Исполнитель с эстрады все еще выл, что его не догонят, и туда возвращаться никак не хотелось.

— В печку! — сказала Катька. — А то он там уже роется.

Вот что она действительно умела, так вдохновлять нужным словом в нужную минуту. Видение чужого злоумышленника, копающегося в их печке и извлекающего клад, пока они тут бегают, заставило покрыть расстояние в рекордный срок. Вокруг заброшенного барака было подозрительно тихо. И пусто — что тоже подозрительно. Даник кинулся осматривать доски на окнах и дверные замки. И те, и другие не трогали уже бог весть сколько времени.

— Он внутри затаился, — сказала Катька. — А как мы уйдем...

— А в трубу она улететь не могла, так как не было печного отопления.

Катька цитаты не восприняла:

— Как же? Вон труба. Даже две. А еще мог через чердак.

Даник попытался повторить подвиг неизвестного и полез на чердак. Поскольку возле мазанки не было близстоящих деревьев, ему пришлось проявить чудеса ловкости и отваги. Макс, сопя, рухнул на разрушающееся кирпичное крылечко. Поковырялся под дверью: в щель забилась земля и даже проросли травинки.

— Я вот что не понимаю, — приплясывая, говорила Катька. — Если твой труп...

— Что-о?!

— Ну, не твой. И не злись. Но если он тут умер, то чего у сосенок шастает?

для ленивых ссыль