Наш друг – лошадь

Череповецкий край и до революции и после, когда была образована Череповецкая губерния, был, в общем-то, довольно бедным. Плодородной земли мало (леса, болота), а та, что была, могла кормить семью, в лучшем случае, до января. А там – либо умирать, либо – добавлять в хлеб кору, солому. Не случайно, что в Череповецком уезде так бурно развивались промыслы. Но не от хорошей жизни крестьянин из Ерги делал чернолощеные горшки или свистульки, житель Нелазского – барки, кузнецы Уломы и Коротова – гвозди. Просто – нужно было чем-то кормить семью.

Но все-таки, главным занятием крестьянина оставалось земледелие. Об этом говорят все дореволюционные статистические справочники. После революции ситуация не изменилась. И хотя жители той же Череповецкой губернии могли бы куда-то податься, только – куда? Практически, во всех городах, включая столичные, была безработица. Единственное промышленное предприятие Череповца – механический завод братьев Милютиных, хоть и стал называться «Красной звездой», но после пожара 1923 года там оставался только сторож и директор.

Период 1920-х годов – очень интересное время в истории нашего края. С одной стороны  не изжиты «родимые пятна капитализма» - преступность, пьянство. С другой – народ собирает деньги на строительство аэропланов, собственноручно конструирует детекторные приемники и искренне верит, что завтра жить будет лучше.

Череповецкая губерния, население которой составляло 700 тысяч человек, оставалась земледельческой. И, если в городах проживало 40 тысяч человек (в губернском Череповце - 14 тысяч), то остальные 660 тысяч являлись крестьянами.  И соответственно, по-прежнему главным помощником земледельца являлась лошадь.

Однако, ситуация с лошадьми оставалась сложной. Так, согласно статистики, в пределах Череповецкой волости, включавшей в себя 17 сельсоветов, насчитывалось 5393 крестьянских хозяйств. Из них, к «безлошадным» относилось 1581 хозяйство, почти 30%.  Опять-таки, «безлошадность» была различной. Для примера - самые крупные сельсоветы волости: Матуринский (417 дворов), Ильинский (410) и Яргомжский (450) и Богословский (476). Безлошадных хозяйств на 1925 год насчитывалось, соответственно: 192 (46%); 99 (24%); 199 (44,2%); 68 (14,2%). В целом, по губернии, одна треть хозяйств не имели лошадей.

А что такое не иметь лошадь? Это значит, что ты будешь ходить к более богатому (или удачливому соседу), чтобы одолжить у него коня для вывоза навоза на поле, вспашки почвы. А вывезти урожай, скирды с сеном? Или – привезти домой дрова из леса? Да еще – мало ли дел, когда требуется лошадь. Безусловно, сосед не откажет. Но! Во-первых, лошадь он даст только тогда, когда сам переделает все дела. Во-вторых, кто же даст бесплатно? И, как следствие – в деревне, несмотря на победу советской власти и принятие Декрета о земле, происходит дальнейшее социальное расслоение. Зачем тебе земля, если ты не в состоянии ее обрабатывать?

Советская власть всеми способами пыталась ликвидировать «безлошадность». Так, никого не удивляли лозунги, которые весной начинала печатать газета «Коммунист»: 

 Для того, чтобы выявить лучших производителей, начиная с 1924 году, в пределах губернии состоялись, как тогда говорили, “испытания” лошадей. В них принимало участие несколько сот коней. Бега проходили в Белозерске, Кириллове, Устюжне и Череповце. Победители уездных бегов состязались в Череповце, а местом для забегов стал лед реки Шексны! 

Власти пыталась объединять крестьян в кооперативы, по совместному использованию лошадей, в ТОЗы (товарищества по обработке земли), давал ссуды для приобретения лошадей. 

Но лошадь оставалась главной ценностью в хозяйстве. Посему – самым страшным врагом для него был конокрад. Крестьянская община – довольно замкнутый коллектив, или как его называли «мир». Далеко не все сведения преступлениях доводились до властей. И, если крестьяне могли простить убийцу (По пьянке – с кем не бывает?), насильника (Чего уж теперь – пусть женится!), то конокрада били смертным боем. 

В исторической литературе приводится случай, когда вор, вырвавшись от своих палачей, забежал в деревенский кабак, выпил там стакан водки, закусил это дело копченым языком и умер. При вскрытии обнаружили, что у убитого сломаны все ребра, отбиты почки, печень и, что он должен бы умереть на месте, а не бегать по злачным местам…

Еще в конце XIX – начале  XX в.в. в полицейских рапортах, фиксирующих правонарушения Череповецкого уезда, отмечаются случаи самосудов. При этом, найти зачинщиков было невозможно. Круговая порука, когда виноваты, вроде бы, все, что означало – виноватых не найти. Особенно знаменитой была Коротовская волость. Там, начиная со Смутного времени, когда крестьяне сами боролись с разными шайками, появилась очень изуверская казнь – «подкоренивание». Суть ее в следующем: подкапывались корни крупного дерева, само дерево, с помощью жердей накренялось, а в образовавшуюся яму сажали пойманного с поличным бандита. Дерево, потом, ставилось на место…  

С «подкорениванием» было покончено после гражданской войны, когда новая власть сумела организовать в деревне собственные организационные формы управления – комитеты бедноты, сельские советы, волостные исполкомы. Плюс – партийные и комсомольские ячейки. Начиная с 1923 года идет формирование волостной милиции, позже – службы участковых надзирателей. Самосуды, безусловно, случались. Однако, новая власть приравнивала самосуд к антисоветским выступлениям и карала жестко!

Но, коль скоро, власть брала на себя обязательства по борьбе с конокрадством, то крестьянин был вправе ждать от нее отдачи. Иначе – зачем же преследовать самосуды?

Нужно отметить, что в 1920-е годы административные органы различных уровней (они же – милицейские службы и подразделения) сделали очень многое. Прежде всего, был налажен учет и контроль за лошадьми. 

Сегодня это выглядит несколько забавно. Но! Каждый владелец лошади должен был иметь при себе документ, удостоверяющий, что она (лошадь) принадлежит ему. Собственно – аналог нашего техпаспорта на автомобиль… Кстати, информация, которую вы сейчас читаете, была напечатана в секретном приказе. Но, я то надеюсь, что вы меня не выдадите… 

Но все же, конокрадство, хоть и не процветало, но имело место. После Первой мировой и гражданской войны на руках у людей скопилось такое количество огнестрельного оружия, что милиция изымала его вплоть до конца 1930-х годов. Добавим к этому неизбежные сдвиги в сознании тех, кому довелось воевать по пять-шесть лет, массовую безработицу, то что получим? Правильно, вооруженные банды, которые силой угоняли коней. Сразу же оговорюсь, что в Череповецкой губернии бандитизм не стал массовым явлением. Были, разумеется, банды Николаева, Панькина, братьев Бекешкиных,  но с ними было покончено к 1923 году, когда с бандитами стали бороться не случайные люди, а мобилизованные из армии солдаты,  имевшие не меньший, а то и больший опыт войны.

Однако, в 1925 году Череповец и Череповецкая губерния оказались местом для сбыта лошадей, украденных в других регионах.  Работа по выявлению краденых животных легла на плечи сотрудников милиции. Для начала, была составлена картотека похищенных лошадей, на которые поступали ориентировки. Криминалистическое бюро при уголовном розыске, или, как тогда было принято писать «кримбюро при угро», разработало простую, но достаточно эффективную методику учета.  Наверное, эти действия проще изобразить таблицей.

Всего на учете состояло 3 группы, по 12 папок в каждой. В последние папки, имевшие номера 10, 11, 12 были внесены лошади с достаточно редкими для наших мест мастями: караковые, мышатые и соловые. Каждая похищенная лошадь имела подробное описание, с указанием всех имевшихся «особых» примет.

Теперь, при задержании наездника с подозрительной лошадью было достаточно провести сверку с картотекой.  Нужно сказать, что дело пошло на лад. Был случай, когда участковый инспектор С.И. Власенков задержал цыган, у которых он обнаружил 15 лошадей, находившихся в розыске...

            Но окончательно конокрадство пошло на убыль с 1930-х годов, с момента организации колхозов. Обобществленный скот стал социалистической собственностью. И, если за кражу крестьянского коня (правда, по пальцам можно было посчитать единоличников, владевших конями!) конокрад получал один - два года лишения свободы (порой, условно), то за кражу колхозного – от пяти и до пятнадцати.