Рецензия на повесть «Маршрут 60»

Если вкратце...

Вовсе не научная и не социальная фантастика, как указано в жанрах, а философско-психологическая проза. Поскольку проза экспериментальная, зайдет далеко не всем – и уж точно не поклонникам современных остросюжетных текстов. 

Читателям топовых авторов просьба не беспокоиться.

Если подробнее...

Текст непростой, поэтому автор старательно объясняет свою позицию: сначала в предисловии, затем в приложениях. Вряд ли ему это сильно помогает: поклонники жанровой сетературы от книги все равно отшатнутся, – а серьезные читатели и без авторских ремарок дойдут, собственным умом. Однако, предисловие с приложениями – а еще прологом и эпилогом – текст почти не утяжеляют, так что оставляю их на совести автора. 

О чем это вообще? 

О том, как человеку поставили смертельный диагноз. И человек решает умереть, совершив паломничество на планету Таурус, с которой у него связаны определенные воспоминания. В сопровождающие берет робота. В итоге человек совершает задуманное паломничество, во время которого тихо-мирно умирает. Робот его хоронит – чем сюжет повести исчерпывается.

В чем цимес подобной истории? В психологичности.

В советское время существовал такой тип рассказов: о смерти. Типа: старик умирает и вспоминает прожитую жизнь. «Маршрут 60» данному типу наследует, но с одной существенной поправкой: повествование ведется от лица робота. И вообще, речь не столько о смерти – хотя о ней тоже, разумеется, – сколько об обретении роботом души. А это, как вы понимаете, тема почти современная – по крайней мере, недавняя. Вот между двумя названными темами – вечной и недавней – повесть и мечется. 

Правда, и здесь не все просто. 

Как я сказал, перед нами психологическая проза. А это означает, что описываются не внешние проявления, а внутренние – психологические же. В этом автор весьма оригинален. Одно дело – вести повествование от имени робота (такое где только не встречалось), и совсем другое – выдавать исключительно психологические аспекты его поведения, причем проявляемые, по большей части, не в действиях, а... в философских беседах. 

Ага, значительный объем повести занят философскими спорами: умирающего человека со своим роботом – представьте себе! В подобном времяпрепровождении человек постепенно угасает, а робот приобретает душу.

Проблематика вроде бы стандартная: Бог, вера, жизнь-смерть. Иногда рассуждения глубоки, иногда страдают ложной многозначительностью, к примеру:

 – Я пришёл не за церковью, – спокойно ответил Гектор. – И не за людьми. Я пришел за чем-то, что осталось после них. Даже если это только тишина. 

 – Тишина – это не Бог, – сказал Яков. – Это только тишина. 

 – А если Бог и есть тишина? – спросил Гектор. – Или, точнее, если Он говорит только через неё? 

 – Тогда это самый жестокий способ говорить.

Неудивительно, что самые молодые и душевно неустойчивые читатели после пары таких страниц начинают отсеиваться. Но если не воспринимать текст в качестве философского трактата, все очень даже неплохо: душевные сомнения художественно оправданны, а на каких философских парадоксах робот затыкается – да какая разница?! 

Основное внимание уделено психологии механического создания: его духовному перерождению. 

Здесь я усматриваю ошибку, а именно: недостаточную сюжетную амплитуду. Этот термин я – вот только что – сам придумал, поэтому спешу пояснить.

Вспомните старый фильм «Газонокосильщик». Если кто подзабыл, напомню сюжет: из дебила – посредством компьютерного спецобучения – вырастает супермен. Там амплитуда – от дебила до супермена. А если бы она была не такой размашистой, то есть: в результате обучения дебил сделался бы лишь чуточку умнее – скажем, освоил таблицу умножения? Было бы о чем снимать «Газонокосильщика»? Да ни разу!

Вот это и называется амплитуда. По моему мнению, автору следовало сделать робота сначала полностью бесчувственным, а ближе к финалу – сверхчувствительным, тогда, глядишь, и необходимая сюжетная надстройка образовалась бы. А сейчас остро ощущается ее недостаток: действия... действия катастрофически не хватает. 

Знаете, что повесть напоминает? Описание того, как ребенок познает мир. Само по себе, увлекательное зрелище. Вот дитя видит цветочек и ахает от счастья его лицезреть, потом наблюдает, как легкая бабочка садится на бутон, и снова ахает от счастья, потом видит большую лягушку и вообще впадает в экстаз – и так до тех пор, пока не вырастет. 

Умилиться легко, но если слишком долго – становится скучновато.

«Маршрут 60» в точности такой: только вместо ребенка – робот, а вместо цветочков, бабочек и лягушек – философские диспуты, или заменяющее их молчание, а то и внеземные пейзажи:

Фаза освещения сместилась к серому краю. Атмосфера остывала. Воздух прозрачный и почти стерильный обретал плотность. Это было тем временем, которое Гектор называл вечером, хотя на Таурусе не было чёткой смены суток. Свет здесь не умирал, он скорее истончался и отступал, как звук, уходящий вглубь материи.

Феерично! Поэтично! Философично!

Но...

Не стоит игнорировать законы литературы. А они требуют сюжета, действия, событий, с которыми у «Маршрута 60» закавыка. 

Событие в повести чуть ли не единственное: робот нарушает приказ, чтобы спасти оступившуюся в пропасть женщину (все равно не спасает, кстати). 

Нет, я понимаю, прошаренный автор пошел по непроторенному пути: решился на философско-психологическую прозу. Но в этом случае следовало укладывать действия и события в психологию и философию, к примеру: сначала робот придерживался одной философской концепции, обладал такой-то психологией, затем философскую концепцию поменял и приобрел иные психологические качества. Читателю абсолютно все равно, за какими приключениями следить: персонажи могут махаться на мечах, а могут – на философских терминах. Но до читателя необходимо донести, что это за мечи и что за философские термины, и как они заточены, и насколько смертельный урон наносят при попадании, да еще изложить для каждого персонажа последовательно, в развитии. А если не донесено и не в развитии, интерес иссякает. 

По этой причине умственные пертурбации персонажей следовало прописывать четко и недвусмысленно. К сожалению, в «Маршруте 60» этого не сделано: литературный талант автора заметно превалирует над талантом философа и психолога.

Прочитав повесть, я не могу пересказать духовную эволюцию героев. Хотя написано превосходно.

При чтении искренне наслаждался мастерством рассказчика, но ощущение... будто слушаешь певучие стихи на незнакомом языке. Напряжением воли можно углубиться в содержание философских диспутов, но в этом случае перестанешь воспринимать текст как художественное произведение. Что, конечно, неправильно: ведь художественный текст – гармоничное единство всех его элементов.

Ладно, будем считать, мне не хватило философской подготовки.

Но что касается собственно писательского мастерства, тут да – полное благолепие. Автор обладает собственным стилем: лаконичным и выверенным до последней буквы.

Их действия не были скоординированы. Никто не подавал сигнала и не искал моего внимания. Каждый просто был. Это не было молчанием. Лишь некой формой речи, которая была непереводима, как музыка без нот. 

А еще грамотно пользуется технической лексикой. Она в «Маршруте 60» вещь третьестепенная, но книга анонсирована в качестве фантастики, повествование ведется от имени робота – как же без техники?! И автор ее вводит – немного: в основном, в качестве параметров фокального персонажа. У человека – физическое состояние, чувства; у робота – параметры узлов и показания датчиков. Описания не похожи на литропыжные: автор достаточно самобытен. Ну, насколько могу судить.

Резюме.

«Маршрут 60» – ярко выраженный неформат. Не идеальный, но беспрекословно талантливый: обидно малосюжетный, расплывчатый в части философии и психологии, но при этом чертовски поэтичный и гармоничный. 

ПыСы. Рецензия написана на платной основе. Желающие пощекотать нервы, обращайтесь в личку.