Anna Bogodukhova

Авис не сомневался в том, что может изменить мир. Как у красавицы не возникает сомнения в своей красоте, как у жреца – в своей избранности, так и у него было бесконечное твердое убеждение и непоколебимость.
Только у Ависа не было, если честно, ни одного основания к такому убеждению, к такой твердой и светлой вере в собственную исключительность.

-Но я не хочу захватывать мир! – объявляет новоставленный принц Абигор и Совет замирает, парализованный ужасом.
Как это – он не хочет?

-А если не выйдет, - подхватывает Мара,- ты всегда сможешь выйти за виконта!

-На твой капитал взглянет, на дочь твою посмотрит и женится, - фыркнула Дельва. – А если отказывать начнет, то тоже не беда! Другого подведу, ты за это не бойся. Езжай с миром, сходи с дочерью завтра к жрецам. Помолись с нею. Помирись. Она у тебя одна, а всех благ земных ведь не собрать! Ступай, Купец…

-Молод или не молод… - герцог не собирался идти на уступки. – Он доверчив! Он боится кого-то обидеть. Он даже посмотреть не может как король, а взирает, как баран на мясника!
-Спорить не буду, - кивнула леди Лимарк, - у вас большой опыт в области баранов и мясников.

-Только две их, понимаешь? – жаловался в тысячный раз Торвуд, преданно заглядывая в глаза графу Н., который слыл на всех северных землях известным мудрецом. – Как быть?
-Вообще без проблем! – граф Н. фыркнул, махнул рукою, мол, и не проблема у тебя. – Ты посмотри, какая краше вышла, ту и оставь, а другую в монастырь.

-Годится, - согласилась девочка, серьезно подумав. Как будто бы у нее был выбор! Если она не согласится со мной идти, я заклинанием лишу ее воли и велю следовать за мною шаг в шаг. Но я не настолько радикальна в методах, к тому же, ребенок и без того напуган, хоть и храбрится, так что надо быть милосерднее.

И не объяснишь ведь им всем, кто всегда с презрением и подозрением смотрел на палачей, что те люди – были его друзьями, но Регар казнил их. Он не судил. Он исполнил волю Коллегии Судейства. Так было надо, потому что того требовал закон, а закон стоит над чувствами.
Он выполнил свой долг как палач, а теперь должен был выполнить свой долг, как друг.

-Не сегодня, - покачал головою Абигор. – Я чувствую внутри себя еще силу. Может быть – два или три дня. А ты?

-Не знаю, - Эвин прислушалась к себе, к своему сердцу, что уже давно не колотилось как бешеное, пропуская через себя огромные потоки магии. – Я сократила свое колдовство до минимума.

-А Регар?

-Регар вчера ушел спать рано. Сказал, что у него нет аппетита к ужину.

-Еще не встал?

-Нет, - Эвин отвернулась, стараясь смотреть в окно и не думать.

-Да хоть заповторяйся, - хохотнул Рене. – Нет, я никуда не тороплюсь, конечно, но мне жаль твоего времени. и я остаюсь при своем мнении: хочешь, чтобы я остановил торговлю со Змеиным Островом, неси приказ Короля.
***
-И от слов не отказываюсь, - Рене размял затекшую, видимо, шею, - мне плевать, кто правит, но я не сказал, что мне плевать на народ. трон меняет трон. Знаешь, что в Озерных Краях за год сменилось три короля? Что, за каждого теперь молиться? За каждого бояться и каждого любить? А я, может, этих людей вообще не знаю!

-Понимаешь, Друг, - говорил Леа, - я выжил, но что я имею? Деньги? Они мне так и не нужны. Слава? Она легко проходит. Я выжил, а потом слава моих славных дней меркнет. Это имя Альбера еще гремит. Это имя Мэтта еще повторяет презренная часть общества.

И Джонатан, маленький и отважный, смотрел в навсегда застывшие глаза отца со слезами, когда Миран коснулся его плеча и провозгласил:
-Да будет вечный покой нашему любимому королю. Славься же, новый король, да будут дни твои долги!
И присутствующие громогласно подхватили это, и сам Джонатан тогда оглянулся на них – затравленно и бледно, боясь признать для самого себя, что он теперь король.

– Верно, Ланселот! Но, здесь в дело вступает более тонкая материя… дух! Ожидание, дух – как хотите, называйте, а суть этого в том, что народ ждал от Артура большего, чем от предков. Понимаете, когда он вытащил меч из камня, это было сродни чуду, благословению небес, казалось, что уж при нём-то ничего плохого не будет и Камелот под покровом Бога! Но, стало хуже. Стало, друзья мои! И надежда народа на Артура была как на мессию, а выходило, что он человек…откуда у меня в тарелке тыква?

Моргана перевела взгляд на Ланселота, сразу угадав виновника, и молча скинула ему на тарелку кусок мяса.

-Я не ем, - ядовито напомнила она, взглянув на Артура, - просто это кто-то помнит, а кто-то нет. Так вот! - ждали чудес, ждали мгновенного спасения, а вышло, что ты, Артур, человек. Но народ не любит, когда обманывают его ожидания. Они могли обвинить Мерлина в том, что это всё его проделки и Артур – не более, чем обманный король, а вся власть у друида, но в дело вступил Мелеагант...

-Кажется, - ровный голосом, словно само понятие «мечты» ничего для нее не значит, заговорила Алейне, - ты что-то спросила у меня?
-Да, - Ливия заметно оживилась и даже заерзала слегка на скамье, что тоже краем сознания отметила хозяйка, - ты когда-нибудь мечтала?

Кровь клеймила их всех. Но то была кровь врагов! Кутон, как мог, пытался донести это до народа, призывая их взглянуть на тех, кого Комитеты обличают! Это все враги Республики, это враги Священной Свободы и права! Почему же вы не слышите своих защитников, люди? Мы льем кровь для вашего счастья. Мы…
-Тираны, - зашелестело в народе.
-Триумвират, - теперь это имело оскорбительный смысл.
-Диктаторы.
-Палачи.
-Защитники! – Кутон заламывал руки, слушая очередное такое донесение с недовольных улиц.

Они забывают легко много имен,
Они одинаковы: Робеспьер и Дантон…
***
Из пепла, из праха и слез идем.
И знамя нашей бедноты
С гордостью несем!
***
Я обличаю все пустое!
Я призываю ветер перемен!
***
Сердце догадкой не терзай,
Я сомнений не выношу…
***
Где твой бог? Где суд его?
Где голос в страшном шуме?
Молчит…тишина! Ничего,
Если и был он, то умер!
***
Одним стуком бьется народное сердце,
Бороться с нами не хватит вам сил...
***
Пока вы смотрите вперед,
Я слышу улицы Парижа…
***
Не знай боли народа,
Ущемленной свободы
И горькой чаши...
***
Они нас всех отравили враждой,
И в разделении – смерть!
***
Тревога на сердце легла,
Мне эту змею не прогнать...
***
Как поверить и понять,
Что мы сумеем остаться?!
***
Поверь, никто не посягнет на меня!
Есть вещи, что важнее смерти.
***
Наш век сошел с ума
Или это только мы?
***
Как хочется жить перед ликом смерти,
Как хочется дышать, говорить, спорить, петь!
***
Где ты, Гай, там я – Гайя, и я уже иду,
Сквозь боль, огонь в груди и тьму...

-Они совершили ошибку, — глухо сказал Мелеагант, — им не следовало поступать так. Гай был любимцем толпы и всякое унижение его, всякая открытая борьба была ошибкой.

Мелеагант встал и прошел по комнате несколько раз, размышляя о чем-то, явно уже далеком от урока. Мерлин и Уриен переглянулись.
-Да, — продолжал наследный де Горр, — они совершили ошибку! чтобы свернуть голову титану, нужно действовать иначе. Нужно, чтобы толпа его возненавидела, прокляла и сама поддержала, а лучше — стала инициатором волнения…да, да. Именно так, да, именно так…

-Ты много позволяешь себе, священник! – напомнил Мелеагант, но без ярости. С холодной сдержанностью.
-Но бог позволяет себе еще больше, - не испугался Марсер. – Долго ли будет эта проверка, ваше высочество?
-Завтра последний день…- Мелеагант поднялся, закутался в свой плащ и оставил этого странного человека.

-Это политический брак?
-Хуже, - ответил принц, - это любовь. Поверь, Лея, я тоже хотел бы кандидатуру более мягкую, чем Марди, но… он выбрал именно ее.
-Откуда она вообще взялась? – негодовала Лея. – Откуда свалилась?
-Уриен нашел ее в одной из битв, как именно, уж извини, Найденыш, говорить не буду – не для нежных твоих ушей эта история...

-И что…- передразнил Регар. – Два месяца затянем пояса, а потом все эти графы и герцоги обратно прибегут.
-А если не прибегут? – поинтересовался Голиард. – Что будет, если…
-А если мы тебе голову отрубим? – Регар знал, что это вопрос уже решенный. Вчера Габриэль сам велел ему выступить с этим решением, так, чтобы исходило оно именно не от принца, который не должен идти против брата, а от людей, от окружения. Габриэль очень заботился об истории.

Лиззи лежит без движения. Заснула? Или ей плохо? Я оглядываюсь, не в силах сдержать дрожь в пальцах…но нет, слабо шевелится, приоткрывает глаза, которым больно смотреть на дневной свет и просит еле слышно:
-Дальше.
Унимаю дрожь в пальцах, стискивая незаметно кулаки до крови. Пытаюсь не разрыдаться от тяжелейшей несправедливости: почему она, а не я?

Ваша судьба на пороге крестов -
Всюду мука, никуда не деться…
И если ваш удел таков:
Научитесь не слушать сердце!
***
Мятежная душа моя пусть плачет.
Я сейчас еще покорюсь…
***
Я с тобой, как с отцом, прощаюсь,
Забудь нелюбимую дочь
***
Боги нам свели жестокий счет,
И я не знаю, как остаться.
***
Ну что ж, пусть танец ведет меня
По осколкам всех моих слез -
Я выдержу это, клянусь!.
***
Проходит ярость красок и звука,
Лишь пустота остается,
А я внутри - среди теней.
***
Вы были в блуждании,
Когда утверждали,
что божественности нет!
***
Я разлуки не снесу,
Твои объятия – словно тьма,
И воды подземные – реки смерти.
***
Земля, мы все твои дети,
И ты нам всем мать.
***
Я ненавижу себя за то,
Что я не боюсь.
***
Пепел на губах,
Дрожь в самом сердце,
Сказать…душа только прах!
И все выжжено без милосердства.

Когда министр финансов Халет уже открыл дверь в свой кабинет и готов был перейти порог, его взор вдруг выцепил то, что ему хотелось меньше всего видеть, и он с огромным трудом подавил в себе желание закрыть дверь и броситься от нее прочь, по коридору.
В его собственном кресле сидел Королевский Дознаватель

-Нет, - Робеспьер возражает неожиданно резко. Такая резкость за ним очень редко встречается. Особенно после болезни. – Мы должны избегать кровопролития. Демулен, как и Дантон, слишком давно в рядах Революции, чтобы вот так можно было просто взять и арестовать его.
-А Эбера можно? – фыркает Колло.
-Нужно, - вступается Сен-Жюст. – Демулен еще может быть…вернется на сторону Комитета.
Сам Сен-Жюст в это не верит. И ему не хочется ошибиться в этом неверии.

Говорили, что Странник заглядывает в самую глубину души, чтобы определить, стоит ли ему забирать ребенка, а если все-таки не стоит, то Странник убивает ребенка на месте.

"-Гвиневре не говори, — бросил Артур, не глядя на Моргану.
-А если ты погибнешь? — лениво осведомилась Моргана, — что мне ей сказать? Что ты упал, запнулся об угол, и разбил голову?
Среди рыцарей кто-то усмехнулся, но фея проявила чудеса такта и сделала вид, что не заметила.
-Ей ни к чему волноваться, — жестко заметил Артур, — она очень худа, бледна и, говорят, плохо спит.
-Говорят? — Моргана подняла на короля насмешливый взгляд, — а сам король не в курсе, как спит его жена?
«Какого черта ты творишь?» — взгляд Артура, жалкий и затравленный встретился с ее ядовитым взглядом.
--Придется не умирать! — спас короля Гавейн и хлопнул того по плечу, — Артур, мы с тобой! Мы отдадим свои жизни, чтобы ты жил!
Судя по реакции Уриена, граф готов был отдать чью-нибудь жизнь, чтобы Артур не жил. Но Моргана сделала вид, что не заметила и этого обстоятельства, хотя сдержать усмешку ей было нелегко..."

Леночка лежала в комнате три дня, а на четвертый вышла и попросила сварить маму суп. Мама бросилась на рынок за настоящей деревенской жирноватой курочкой…
И да, это было яркое событие. Пусть и не счастливое.

И тени скорбят…
Предательством ночь открывая,
И их шелест об этом!
***
Сердце, я велю тебе молчать,
Выбирая
Общее благо!
***
И можно решиться на грех,
Если только хватит сил!
***
Мне чудится - зеркало дрожит,
Меня уже не отражая.
***
Подступает из провалов усталость,
Ночь ложится на землю мою.
И вся эта слабость
Не к лицу королю.
***
Я должен выдержать пытку,
Не иметь милосердства.
И права не иметь на ошибку -
Заставить молчать сердце.
***
С чистого листа же память
Ничего не должна дурного оставить!
***
Жди меня там, где кончается мир,
Жди меня там, где бесконечный край.
***
Так кончается мир,
Именно так, кто же знал?
И подняться не хватит сил,
Я остаюсь в седине зеркал,
Зная, что сложнее всего остаться,
Проще умереть, чем жить…

У Мэтта перехватывало дыхание – он знал, что Айолы ему не видать и не потому, что он собою не пригож, а потому, что Айола и не глянет на него до тех пор, пока в кармане его не зазвенит серебро и золото.

А откуда было им взяться?

Сердце трепещет, ожидая,
Когда новая жизнь начнется.
И молитва моя святая
В благодать вознесется...