Anna Bogodukhova

Дознание и Служители Креста, вы обещали быть на одной стороне, вы обещали защищать Святой Город, но жажда власти травит вас…

Город иначе живёт в темноте. Город объединяет много плохого в себе: грабителей, наёмников, воров и тех, кто охотно пользуется их услугами ради власти.

– Стыдись, наместник! – Конрад встал перед старым лекарем, – не у постели дочери!
И господин Гануза тотчас сник. Знало, да чего уж там, и правда ведь знало старое сердце его и ум видевший многое тоже знал – всякое бывает на свете. Бывает, что те, кто крепок и молод от простуды в могилу сходят, а те, кто одной ногой в могиле той стоит, вдруг выходят из неё и живут, хотя никто не даёт им надежды.

Лиза заколебалась. С одной стороны, она и сама видела и тени, и то, как сами собой распахивались дверцы шкафа, а две ночи назад и вовсе услышала тихий стук и голос из того же чёртового шкафа:
– Лиза, открой. Лиза, тут холодно.

– Не-е-ет…– от осознания моих слов, от невозможности принять их, у неё мобилизовались последние силы, и она произнесла стойко, разборчиво: – я не мертва.
– Да все вы так говорите! – время поджимало, и я уже стоял у крышки. Вот прогресс! Крышку сейчас и в одного поднять можно как правило, а папаша рассказывал, что по двое- по трое приходилось. – Пальцы убери, придавлю же.

Я снов бессоние зашью.
Всё серебро – тонкий шов,
Зреет лишь наше колдовство его.
Людские глаза не видят миров,
Где распласталось ничто…

Пусть вернётся, Сигер её простит за сокровищницу и попытку оспорить его власть. Она может ещё быть ему сестрой! Сколько дел они провернули вместе! Скольких своих братьев и сестёр оттолкнули от отца, выгрызая себе больше места вокруг него? Скольких подставили из тех же братьев и сестер, и сколько закончили свои дни в забвении, ссылке или раньше того, низведенные в пену морскую?

Все знают – Марита с нечистой силой водится. Сколько ей лет неизвестно. Да только живёт она старухой дольше, чем то приличия позволяют. Ходит быстро, бесшумно, только полы её неизменного чёрного балахона выдают колыханием ткани движение. Волосы густые, хотя и побитые сединой, никогда не собраны…

И вот пока Азазель прославлял волю великую, Пеймон, которого и в помине людском ещё не было, ровно и как всех его пра-пра-пра-пра-пра-дцать-прародителей уже был вписан в общий план мироздания.

Знала Гудра: к старым да полубезумным уже не прислушаются, а всё ж поучала – болело сердце, оно хоть и старое, да осталось мало, а всё ж есть среди шрамов его живое мясо, болит – стучит покуда…

– И жили они счастливо, и умерли они в один день! – я фыркнула с нарочитым пренебрежением и отодвинула в сторону фотографии, любезно разложенные Волаком на столе для меня. На фотографиях были люди. Живая, счастливая молодая пара. Только счастье и жизнь оставались лишь на этих фотографиях, случайный день унёс обоих с разницей в сколько? В полчаса? В час?

– Беснуешься? – голос был знакомым, насмешливым, но в насмешке отозвалась и дружба. Я отвела взгляд от перепуганного доверенного, и взглянула на уже стоявшего на пороге.
– Здравствуй, Влад.
– Пригласишь?
Я много раз его приглашала и не разу не отозвала своего приглашения назад, но он упорно, всякий раз возникая на моём пороге и легко проходя его незамеченным, всё равно спрашивал. Как он сам объяснял:
– Я не могу войти к даме без спроса. В моём веке за это могли и оскопить. В лучшем случае…

– Как саранча жрёт урожай, так и здесь! – господин Гануза поморщился, перед его глазами стояло ещё обезображенное лицо… – Помнишь ли ты, Конрад, какое лето стояло семь лет назад?

– Я не кукол тряпичных вяжу, а людей обряжаю в последний путь, – сопротивлялся Конрад. Он прекрасно представлял как может мальчишка отреагировать на столь специфичное занятие. Это со стороны кажется – тело, мол, и тело. А его обмыть, припудрить, расчесать, переодеть…
И всё с почтением. И с огромным трудом.

– Да. Да, знаете, я просто пытаюсь обрисовать ситуацию, чтобы вы понимали какая у нас тут атмосфера.
– Я вам обрисую её ответно, – согласилась я, – вы меня вызвали и моё время идёт. Давайте к делу. Вы не одни.

Старая ведьма считала себя знатоком магов. Она учила Ричарда. И, хотя, шевельнулась в глубине душе тень сомнения – а не оскотинился ли он окончательно? – она выдержала

– Подумать только! – возмущался, бывало, Рауль, размахивая пожухлой от пережитого газеткой, – какой-то серб убил австрийца и теперь англичане воюют с германцами! Да такого не придумаешь ни в одном анекдоте

Моя вторая попытка была более миролюбивой – я просто оставила отпечаток ладони на запотевшем зеркале в ванной. Бетти посмотрела на него с задумчивостью и даже положила свою ладонь на мой след, а потом в один миг всю испарину, покрывшую зеркало, стёрла!
Люди, чтоб их!

– Хочешь сказать, что кто-то потребует отчёт с Тебя? – Азазеля разобрал смех. Он представил эту картину. Какой-нибудь мелкий чертёнок вроде Арчи, подходит к Самому и требует:
– Доложи, Хозяин, где ты был?!
Люцифер улыбнулся, наверное, опять прочёл что думает Азазель, но Азазель даже возмущаться не стал – условный Арчи вдоволь отомстил за подобное самоволие в его фантазии.

– Аппетит не пропал, – продолжал докладывать Артур, – сон не нарушен, мёртвые девочки не мерещатся. Словом, на редкость здоровый человек, не считая того, что маньяк.

– Ты, царевна, уж прости меня за прямоту. Я тебя с рождения видела, потому, думается, могу тебя остеречь – говори поменьше о том, чего не знаешь, и может быть минует шторм тебя.

В этом и проблема нашей работы. Во-первых, надо убрать сумасшедших. К сожалению, Волак запретил мне с порога выяснять у клиентов их психическое состояние и интеллектуальные особенности развития, он назвал это некорректным и недостойным.
А слова подкрепил множеством жалоб, которые заранее заботливо распечатал

Кто-то должен бороться с нечистью... вот только борцы - такие же люди, которым никто не даёт инструкцию на все случаи жизни.

Пора идти своей дорогой.

– Господарь, не гневи Бога, – прошелестела ведунья, принимая новую роль. Теперь не заунывным страхом гнала, а плела молением и мудростью.

– Я верую, – замечает Жиль де Ре. Его голос не меняется, он не вздрагивает раскаянием или нервностью, он остаётся спокойным и от этого становится ещё более непонятным. – Но я верю и в то, что человек сам кое-что может. И должен.

–Люди испытывали его доброту, – отвечала Заро, у неё всегда и на всё был ответ. – Но Джуру не был зол, потому что злость – удел слабых. А мы сильнее, и мы прощаем.

– Это была просто шутка! – миссис Векман знает что я права. На самом деле, она и сама напугана до чёртиков. Правильно, пусть боится.
– Хороша шутка, – мрачно напоминаю я. – Очень смешная. Анекдоты, по сравнению с нею, прошлый век.