Владимир Круковер

Автор считает, что поэт – сам себе и палач, и жертва. Тут мы его стихи о неволе (написаны в тюрьмах и зонах), о попытке жить за границей (Израиль, Кипр,Мюнхен) и, конечно, о любви. 1950-2014 гг.

Измученный город давно уж не верит дождю
И дети в пыли, как обрывки иссушенных фраз,
А мама готовит швейцарское блюдо фондю
И солнце сквозь пыль иссушающе смотрит на нас.

Хамсин дует с Африки и заполняет судьбу,
По улицам бродит, как призрак, опять Крысолов,
А дети не слышат его зазывную дуду…
Как скуден сегодня улов моихъ мыслей и слов…

Если бы Ромка знал, он бы никогда не пошел.
Но он не знал, и поэтому, когда Васька таинственно поманил его в заброшенный сарай, он зашел туда и начал всматриваться

пролог
На ступнях пахана исправительно-трудового учреждения № 9 написано: "Остановите Землю, я хочу сойти". Но зона - это еще не вся Земля, она, даже, не малая планета.
Зона - это корабль дураков, путешествующий не в пространстве, а во времени. Загнали в камеры-каюты пассажиров, корабль самоуправляемый, полностью автоматизированный. Биороботы в ментовской униформе следят, чтоб пассажиры соблюдали определенный порядок, чтобы несовместимость между ними не привела к бунту или массовому членовредительству. Для этого их иногда переселяют из одной каюты в другую, а сами каюты изолированы друг от друга и от других отсеков корабля.
И движется он во времени с различными интервалами для каждого пассажира.
Кого высаживают через год, кого - через десять лет.
Вернее, даже, движется не он сам, а движется время за его бортом. На всей Земле время общее, стандартное, а тут - относительное и разное для каждого из пассажиров.
"Какое нынче тысячелетие на дворе?" - спрашивают они...

- А у вас бутылочек пустых не найдется, сынки, спаси вас бог, - сказала старушка.
- Нет, бабушка, откуда у нас, - сказал Ромка, радуясь отсрочке.
- Иди, иди отсюда, старая, - сказал Витька, боясь, что Ромка передумает.
- Вы вон там, под грибком в беседке посмотрите, - сказала Наташка, - там часто взрослые пиво пьют.
- Спаси тебя бог, девочка, - сказала старушка и, позвякивая сумкой, поплелась к беседке.

Зверь, который жил во мне, вылез наружу, уселся на кресло и бесцеремонно взял мои сигареты.
-Ну, и что будем делать? – спросил он, прикуривая.
-А разве что-то надо делать? – спросил я, хладнокровно попивая чай. – И вообще, кто тебе разрешил тут курить?!
-Ты разве меня не боишься? – удивился Зверь.

Он вошел в Город на четвереньках. К коленкам и локтям были привязаны мягкие подушечки, шел Он быстро.
Одет Он был в зеленую вельветовую куртку, красные вельветовые штаны и белые вельветовые туфли. Одежда была пыльная, но новая.
Он шел себе на четвереньках и уткнулся и уткнулся носом в блестящий грубый сапог с тупым носком.
- Ну, ты, - сказал страж грубым голосом, - вставай.
Он встал, снял подушечки, бросил их в пыль и пошел.
- Стой, дубина! - заорал Страж, - Документы давай.
- Чаво?
- Документы есть?
- Не знаю.
Лицо у Него было тупое-тупое. Тупей, чем у Стража. А глаза - маленькие щелочки без ресниц...

Вовочка умеет материализовывать свои желания. Иногда, редко, но качественно...

В сущности это - повесть. Выкладываю в рубрике рассказа, чтоб упростить чтение

Просто про небольшую дворнягу, из жизни...

"Тихо-тихо ползи, улитка, по склону Фудзи, вверх, до самых высот"
Кобаяси Исса

И опять въехал рыцарь в ущелье на гнедом жеребце. Две собаки брыластые бежали вослед, а он прямо сидел на коне, и заходящее солнце в панцире блестящем играло.
У пещеры зловещей запрядал жеребец ушами, уперся. Рыцарь слез тяжело, громыхнул железом, на собак глянул строго.
Оробели собаки, хвосты жали.
Из пещеры смрадом несло, мертвечиной и еще чем-то. неземным. Весь вход слизью зеленой затянуло, что обдирал дракон с тела своего мерзкого, когда в узкую" щель протискивался.
Стукнул рыцарь мечом о щит круглый с вензелями и гербом родовым. Звон поплыл по ущелью. В пещере завозились, сперва голова показалась, - не птичья, не звериная. Клюв был, как у птицы, да во клюве - зубы мелкие, щучьи, вдоль головы - гребень драконий, а кругом бородавки сухие и шея длинная, голая, как у змеи.
Выполз дракон, крылами морщинистыми шевельнул, жабье тело на кривых лапах когтистых стояло...

Вампиры бывают люого возраста

Про Калеку и Палача. Извращенный мир...

Под кустом лежал на боку волк. При виде нас он заскреб задними лапами, перевалился на живот, нелепо расставив передние; трудно поднял голову.
- Ты стой, - сказала Маша шепотом, - ты стой тут, не ходи.
Она легко как бы перетекла вперед, присела рядом с волком, положила руку на зубастую морду и стала что-то бормотать на птичьем языке. Волк расслабленно откинулся набок, закрыл глаза, вздохнул.. Маша тоже закрыла глаза.
В полной тишине они походили на серое в сумерках рассвета изваяние - девочка и зверь.
Неожиданно Маша вся изогнулась, напружинилась, скрючила пальцы, стала походить на зверя больше, чем безвольный волк.
Я вскрикнул. Маша душила волка. Все тело ее извивалось, колотилось, лицо посинело, глаза по-прежнему были закрыты.
Я стоял неподвижно. Я оцепенел.
Волк последний раз дернулся и затих. Маша отвалилась от него, как сытая пиявка, ватной игрушкой раскинулась на траве. Веки ее дрогнули, блеснули белки. В этот же момент открылись веки волка. Стеклянные мертвые зрачки...

Кто-то хотел подойти к столу и не смог. "Мне в лицо будто бросили битое стекло, - рассказывал он потом, - глаза закололо, я испугался и решил подождать утра".
Они все решили подождать утра. Кто мог думать, что утро начнется так трагически. Ребята были напуганы, растеряны. Они отвезли меня в больницу, а комнату заперли. Возвращались поздно и были совсем рядом с общежитием, когда земля содрогнулась первый раз. Она вздрогнула потом еще и еще. От общежития не осталось и фундамента.

На границе двух сибирских областей в глухой тайге стоял двухэтажный
дом. Все удобства были в его квартирах, даже горячая вода. Кедры
стучали в створы городских окон, рябчики вспархивали с балкона.
Левее ютилась казарма. Стрелки приезжали из соседних деревень, жили
по десять дней, дежурили в двухсменку. Охраняли тоннель. Четыре
круглосуточных поста на стратегической железнодорожной ветке.
В 18-оо проходил пассажирский поезд. Четыре вагона, остановка по
требованию.

Не полуостров -
Полустанок,
Где остановка
Ноль минут...

...Он окаменел перед зеркалом, и только нижняя челюсть оставалась живой, мелко и непроизвольно дрожа. "Мама родная!" - ужаснулся интеллигент и тут же к нему вернулась возможность пошевелиться. Робко и смущенно, как в пору наступающей юности, он провел кончиками пальцев по припухщему соску левой груди, и судорога вспыхнувшего желания молнией пронзила низ живота. Тогда интеллигент глухо и протяжно застонал, а затем стал яростно биться лбом об зеркальную твердь. Однако рассудок все же контролировал чувства, и стекло осталось целым, А он упрямо стучался лбом в стекло, словно пытаясь прорваться туда, в Зазеркалье, и там найти спасение от этого утреннего кошмара. И вдруг новая мысль обожгла его сознание, которое, кажется, было в полном порядке:
"Что будет, если кто-нибудь ЭТО заметит?!"

Мы предаем себя бездумно, каждый день...

Представьте, что по Земле идет последний волк...