Книги #красота жизни

Сборник моих ранних стихов. Жанр лирика, стихи о любви, молодости, и красоте жизни.

В тёплом домике царила суета. Мать готовила угощения, отец ворчал в сарае. Слава же задумчиво опустил голову набок, когда в гостиную вошла она…
Накануне помолвки Слава сбегает из дома, следуя за зайцем; лёгкий ветер влечёт их вглубь леса. Лесные обитатели встречают и провожают парочку взглядами. Только одной сороке неспокойно. В глухом лесу сквозь ветви ели просочился солнечный луч. Слава застывает, приоткрыв рот. Перед ним стоял лесной дух, облачённый в женское одеяние. Теперь ему предстояло помочь девушке избавиться от проклятья, обрекая её на вечный покой. Но сможет ли он отпустить эту лилию?

Корректор: Пак Рамён
Художник обложки: álbern

Мы пишем автобиографию яркими вспышками свершений, но главный сюжет нашей жизни скрыт в тенях между ними. Не в сказанных словах, а в густой, плодородной тишине невысказанного. Не в выбранных дорогах, а в точных, как чертеж, очертаниях невзятых поворотов. Настоящий портрет души пишется не краской поступков, а лёгкой акварелью всего, что осталось замыслом, намёком, обещанием.

Это приглашение прочесть себя по белым пятнам, где умалчивание говорит громче любого слова.

Мы ищем счастье по чужим картам, не подозревая, что главная мечта нашей жизни не имеет имени. Она — тихая аномалия души, магнит, что годами ведёт нас вслепую. К тому единственному месту, где щелчок совпадения с самим собой прозвучит не как триумф, а как тихое узнавание: «А, так вот какой я на самом деле».

В эпоху тотального активизма, когда движение вперёд стало навязчивым императивом, лишь остановка сохраняет привкус подлинной свободы. Это исследование той едва заметной грани, где обыденная прокрастинация преображается в язык безмолвного диалога с вечностью — жеста, в котором пауза обретает плотность события, а время теряет свою власть.

Между принудительным «надо» и бунтарским «не буду» рождается третье пространство — территория тихого сопротивления, где разворачивается подлинная драма выбора. Здесь, на этом берегу невозможного, мы обнаруживаем парадоксальную истину: иногда самый глубокий поступок заключается в сознательном неприступлении, а единственно значимый результат — в сохранении себя перед лицом мира, где все результаты уже предсказаны.