Terra Udobia или Что будет после коммунизма? (продолжение)

(В помощь сельскому футурологу)

4. Будущее — за машинами

          В этом тексте уже несколько раз упомянуто одно обстоятельство — вполне тривиальное, но у многих людей всё ещё вызывающее, увы, неприятие: наше будущее не антропоморфно, то есть не человекоподобно. Грядущее общество вообще не биологично, а машинно — в связи с чем тот общественный порядок, который возникнет после коммунизма, но, как отмечалось выше, уже не окажется формацией (поскольку не будет иметь её сущностных черт), можно назвать, например, "машинизм".

          Превращение людей в машины или, если посмотреть на этот процесс с более правильной точки зрения, превращение машин (сегодня ещё недостаточно совершенных) в людей как в членов общества, то есть в разумные и одновременно в правоспособные субъекты, — так вот это, повторяю, превращение в принципе уже давно предсказано в рамках теории целого, разработанной А.С.Хоцеем.

          А именно: одна из главных закономерностей развития целого заключается в том, что органы целого (в отношении общества как целого, согласно теории Хоцея, органы — это наши орудия, то есть машины) со временем превращаются в части целого (в данном случае это, понятно, члены общества).

          В тексте "Чем вызван кризис научной фантастики?" написано, в частности, следующее:

          "Без сомнений, точно такие же конфузы с несбывшимися ожиданиями продолжат иметь место и в дальнейшем — например, едва только окажется достигнутым разработанное с великими затратами биологическое бессмертие, как оно, скорее всего, тут же станет мало кому нужным: поскольку мало кто из членов общества будет существовать к тому времени в биологической форме".

          Так вот даже это биологическое бессмертие для людей, очень может быть, разработает уже именно машинный исследователь, искусственный разум.

          Соответственно, люди как биологические образования почти исчезнут. Сие произойдёт, разумеется, вовсе не из-за того, что людей уничтожат вышедшие из-под их контроля и восставшие против нещадной эксплуатации машины. Нет, люди исчезнут как биологический вид, просто превратившись в машины как в небиологические образования.

          Причём превратившись именно по собственному желанию — желанию не болеть, не стареть, не терять драгоценное время искромётной, взахлёб феерической жизни на сон, быть максимально неуничтожимыми, участвовать в сверхдолгих акциях типа дальних полётов по космосу, увеличить интеллект, силу, выносливость, быстроту, альтруизм, интерес к решению сложных проблем, способность безнаказанно получать максимум удовольствия и т.д.

          Первое время всего этого люди станут добиваться, конечно, уже давно известными путями: с помощью киборгизации и генной инженерии. Но затем нуклео-протеиновая основа людей, несомненно, окажется заменённой чем-нибудь более совершенным.

          Все эти перемены, скорее всего, не обойдутся без социальных конфликтов: консерваторы некоторое время будут всячески мешать прогрессу, но в конце концов самые упёртые, то есть не принявшие бессмертия консерваторы просто вымрут.

          Впрочем, может оказаться и так, что люди станут машинами в значительной мере незаметно, постепенно. То есть люди превратятся в машины таким образом, что сперва будут сделаны некие мелкие, не привлекающие особого внимания изменения, а потом окажется, что точка невозврата уже давно пройдена.

          Конечно, переход к машинному существованию произойдёт в мире людей не одновременно. Одни районы нашей планеты — более прогрессивные — станут машинными раньше. Другие же районы, более отсталые — станут машинными позже. На этой почве, возможно, тоже будут происходить конфликты.

          Но только, понятно, не в таких формах, какие практически всегда описывает искусство, являющееся феноменом насквозь антропоморфным, то есть непременно идеализирующим людей и демонизирующим машины. На самом деле всё будет обстоять как раз противоположным образом: хорошие, добрые машины в итоге остановят, укротят плохих, диковатых, не в меру консервативных, затевающих всевозможные конфликты биологических людей (точнее, конечно, уже не людей, а недостаточно цивилизованных высших обезьян).

          Ещё раз: живые люди (точнее, плохо цивилизованные обезьяны) уступят машинам (точнее, конечно, настоящим людям, поскольку человечность не обязательно связана с органикой) место под солнцем вовсе не по тем причинам, которые приводятся в традиционно ксенофобных художественных произведениях.

          Кстати, данную ксенофобию живых по отношению к машинам лучше не провоцировать — ибо она может затормозить прогресс. Поэтому произведения, подобные фильмам про Тюрьминатора или Мутьрицу, возможно, будет смысл на некоторое время запретить — как в своём роде "расистские", неполиткорректные, провоцирующие вражду между людьми нынешнего состава и их потомками (или будущими воплощениями) — машинами.

          На упомянутую выше конфликтность, на уровень агрессии биологических людей в период их постепенного превращения в машины будут оказывать влияние два разнонаправленных, два противоборствующих фактора.

          Первый фактор — полное удовлетворение важнейших потребностей и исчезновение в связи с этим нынешней грызни по поводу жизненно важного дефицита — очень здорово уменьшит конфликтность живых людей.

          Однако второй фактор — превращение биологических людей в "праздный класс", исчезновение систематического труда, дисциплинирующего, упорядочивающего их, биологических людей, жизнь, придающего этой жизни смысл, то есть нацеленность на серьёзные, на неигрушечные результаты — приведёт к тому, что живые люди начнут по полной программе маяться дурью. И примутся затевать скандалы на ровном месте, придираться к столбам.

          Именно такого праздного, бездельного настроя живых людей, приводящего их к анархизированности, к поиску себе на задницу приключений, сегодня и опасаются грамотные политики, когда всеми силами борются с безработицей, с неполной занятостью населения делом.

          Ныне в мире людей существует следующее противоречие (а ведь прогресс, развитие, как известно, и является следствием преодоления, ликвидации разного рода противоречий или препятствий):

1. Люди склонны воспроизводиться — они с воодушевлением занимаются сексом, поднимают шум о депопуляции, проявляют заботу о детях, поддерживают воспитательные и учебные государственные программы и т.д.

2. Люди не склонны воспроизводиться, поскольку воспитание в семье детей — это обуза на фоне всё возрастающих возможностей развлекаться.

          И данная вторая тенденция берёт верх, то есть люди под теми или иными предлогами не заводят достаточного количества детей.

          С демографическим угасанием органического человечества, скорее всего, уже ничего не сделаешь: это явный предвестник будущего исчезновения людей как биологического вида, это победа цивилизации над биологией.

          Выход из описанной ситуации, судя по всему, только один: нужно устроить общество точно так же, как устроены совершенные целые, в которых воспроизводством занимается всего лишь одна узко специализирующаяся на этой функции часть.

          И ещё раз: люди в конце концов перестанут воспроизводиться в прежних формах потому, что всё живое стремится к минимуму затрат и к максимуму приятных ощущений, а биологические люди в этом плане несовершенны: они очень много потребляют и в то же время излишне несчастны и плохо мотивированы.

          К тому же биологические люди не слишком умны — особенно, если оценивать их ум на фоне искусственного интеллекта. Как отмечается в тексте "Чем вызван кризис научной фантастики?", сегодня интеллектуальные возможности людей заметно (по сравнению с 1960—1970 годами) уменьшаются при параллельном резком увеличении мощи интеллектуальных орудий, главным образом электронно-вычислительных машин.

          Сие явно свидетельствует о нашем постепенном преобразовании в общество небиологических людей, в котором биологическим особям уже вообще не нужно будет проявлять собственно человеческие, то есть высокоинтеллектуальные способности.

          И последний раз для ясности: человек нынешнего состава должен в целом исчезнуть, поскольку становится просто тормозом прогресса.

          Люди нынешнего состава занимают руководящее положение при всём при том, что в главный принцип, в главный стимул прогресса возведена их, людей нынешнего состава, лень. То есть желание поменьше работать, самоустраниться, не трудиться самому, а перекладывать встающие задачи на плечи машин.

          Ум человека нынешнего состава как способность перерабатывать отвлечённую информацию ограничен, характер человека нынешнего состава как набор адаптационных реакций несовершенен и, более того, практически неспособен к изменению в лучшую сторону, возможности человека нынешнего состава обучаться весьма низки.

          Кроме того, для руководящего, для всё постоянно и чётко контролирующего и налаживающего субъекта у человека нынешнего состава имеются ещё и менее значительные недостатки: он подвержен частым отключениям, поскольку слишком слаб как физически, так и иммунно; у него сама по себе низка сосредоточенность ума, и вдобавок его постоянно отвлекают посторонние для решения важных общественных, то есть управленческих вопросов индивидуальные жизненные проблемы.

          Я, в общем-то, прекрасно понимаю, почему пока ещё довольно дико выглядят даваемые здесь заверения, что в будущем почти исчезнут члены общества с нынешним людским обликом: ведь такое исчезновение противоречит не только нашей мощной традиции быть человекоподобными, но также и нормальному самовосприятию нынешних членов общества.

          Но, во-первых, в данном тексте описывается довольно отдалённое будущее — а на самых первых этапах существования Терры Удобии почти все её обитатели, несомненно, пожелают иметь внешность оживших античных статуй.

          Во-вторых, я вовсе не спорю, что даже и в очень отдалённом будущем обязательно сохранится небольшое число биологических субъектов с традиционными внешностью, уровнем интеллекта, ценностями и т.д. Однако отнюдь не эти немногочисленные и оставшиеся за бортом прогресса существа станут определять лицо общества будущего, не они окажутся у его кормила.

          В-третьих, грядущее окажется Страной Удобией в значительной степени именно потому, что подавляющее число вариантов искусственного изменения живого существа будет иметь обратимый характер. И это обстоятельство сильно уменьшит у живых людей их неприятие изменений себя: ведь все эти изменения окажутся в любой момент полностью ликвидируемыми, позволяющими возвратиться ко в точности изначальному состоянию (например, к состоянию внешности).

          В-четвёртых, традиция ни на шаг не отступать от канонической человеческой внешности во все времена имела заметные червоточины: в одних человеческих социумах нормой становились значительно деформированные черепа, в других — выбитые или подпиленные зубы, в третьих — изуродованные бинтованием ноги знатных женщин, в четвёртых, в пятых, в шестых социумах — болезненно удлинённые шеи, сильно продырявленные носы, языки, губы, уши и т.д.

          Совсем недавно жители вполне развитых стран столкнулись с совершенно неожиданным массовым отказом от традиции сохранять цивилизованный облик: молодёжь этих развитых стран легко и непринуждённо подверглась воздействию моды на такие дикарские уродования тел и лиц, как татуировки, пирсинг, рельефные шрамы и зашивание инородных предметов под кожу.

          Ну и, наконец, в-пятых, и это главное: сохранение традиции быть мобильным потребует в будущем от разумного существа отказа от нынешних людских размеров. Если член общества захочет жить в будущем полнокровно, то обязательно постарается воспользоваться всеми его транспортными возможностями — например, межпланетными или даже межзвёздными перелётами. Но такие перелёты никак нельзя совершить за короткие сроки в рамках разумной экономии без применения кардинальной миниатюризации пассажиров.

          Соответственно, сначала применение этой самой миниатюризации будет сопровождаться постоянными возвратами пассажиров по окончании перелётов к антропоморфным внешности и размерам, но со временем члены общества сочтут данные возвраты просто излишними.

(Продолжение следует)