Terra Udobia или Что будет после коммунизма? (продолжение)

(В помощь сельскому футурологу)

5. Программировать или не программировать?

          Поскольку желания людей имеют тенденцию исполняться, то очень возможно, что следует заранее определиться с тем, какими мы желаем видеть наших потомков (сделать сие придётся, понятно, до момента достижения массового бессмертия, ибо после этого момента размножение, оставление потомков резко пойдёт на спад).

          Иными словами, нужно пораньше и поточнее решить (на уровне создания и нестираемого впечатывания в мыслительные и в наследственные, в воспроизводственные аппараты потомков): что именно является целью существования общества-человечества, по какому пути развития должны пойти потомки?

          Сегодня перед каждым из нас сама природа "поставила" цель простого воспроизводства: оставь похожего на себя потомка. Но когда окажется, что после себя технически возможно оставить значительно более совершенных, чем мы, потомков, то встанет вопрос: какой лучше всего сделать программу существования наших более совершенных наследников? На что будут направлены нами (а может, и не нами, а направлены вообще, сами по себе) их влечения, предпочтения?

          Сейчас целью человечества (помимо самого собой разумеющегося воспроизводства) всё отчётливее видится следующее влечение: создание максимально эффективного в исследовательском плане механизма. Эта исследовательская функция, очень серьёзно усилившаяся в процессе развития общества, теперь явно претендует на статус основной.

          А может быть, целью общества станет нечто такое, что кажется сегодня вообще неподъёмным — например, используя ресурсы Вселенной, выйти за её границы (то есть Вселенная — это основа и будущее устройство для изучения за-Вселенной)?

          Впрочем, может оказаться и так, что специально программировать потомков на беспрерывное исследование Мира даже и не нужно. Возможно, это исследование Мира будет получаться просто само собой при условии стремления членов общества к расширенному воспроизводству.

          Ведь, повторяю, главная цель всего живого, наследниками разумной части которого (в том числе и по части традиций) будут машины, — воспроизводиться. А воспроизводству требуется максимальная устойчивость, всяческое избегание условий, не позволяющих воспроизводиться, максимальное понижение риска не воспроизвестись.

          И для возможно более тщательного контроля за средой, внутри которой происходит воспроизводство, нужны постоянные и всё более глубокие исследования. Значит, основное следствие из главной цели — как раз по максимуму заниматься исследованиями.

          Но даже если глобальную цель существования потомков ставить и не надо, то всё равно желательно провести какие-то границы, закрепить в воспроизводственных центрах важные для нас традиции, которые могут в чём-то противоречить совершенному устройству воспроизводственного механизма.

6. Общее устройство общества будущего

          В связи с этим встаёт вопрос: а будет ли наследующий нам воспроизводственный механизм собственно обществом, будет ли он образованием, состоящим из раздельно существующих и самостоятельных частей, имеющих разум и свободу действий?

          Может, с множественностью и с раздельным существованием разумных существ в грядущем будет всё-таки покончено (ведь ни одно целое в Мире, кроме общества, не состоит из имеющих разум элементов, — но тем не менее все эти неразумные природные целые вполне успешно противостоят агрессии внешней среды)?

          Может, у воспроизводственного механизма, наследующего нашему обществу, разумным (или даже каким-то образом "сверхмощноразумным") будет только некий центр, а вся периферия окажется состоящей из безмозгло, из неразумно исполняющих его команды эффекторов?

          Как мне кажется, переход общества к последней структуре маловероятен прежде всего потому, что этому переходу помешают очень важные для нас традиции, то есть инерция нынешних поведенческих установок.

          Я имею в виду, в частности, следующую традицию: нужно всячески препятствовать уничтожению любого разумного существа (или даже существа, похожего на разумное: например, сейчас у нас имеется всего лишь подозрение, что дельфины суть наши братья по разуму, что они склонны из чисто гуманистических побуждений спасать терпящих бедствие людей — и уже одного этого подозрения оказалось достаточно, чтобы убийства дельфинов были запрещены на законодательном и на моральном уровнях).

          Как известно, сегодня в цивилизованных обществах имеет место тенденция к прогрессирующей депопуляции. Но сия депопуляция, без сомнений, не успеет существенно уменьшить население цивилизованных стран, поскольку уже довольно скоро — через 50—100 лет — людьми будет достигнуто физическое бессмертие и, соответственно, железное здоровье. Потому что, напоминаю, люди всегда жаждали этих благ, а успехи науки в данной области быстро нарастают.

          Поначалу бессмертие будет достигнуто, скорее всего, за счёт биологических ресурсов — например, смертным, стареющим соматическим клеткам учёные смогут придать свойства бессмертных, нестареющих половых клеток.

          Ну а затем разумные существа, как отмечалось, вообще откажутся от своей биологической основы и поэлементно, поклеточно (чтобы у оперируемого существа не прерывалось нормальное восприятие окружающего мира — ведь машины, понятно, не будут нуждаться в таких феноменах, как сон и иные отключения разума) "перельют" свои мозги в более быстродействующие, компактные и легко модифицируемые носители разума.

          В самом конце предшествующего текста "Люди после капитализма" поставлен такой вопрос: как примирить инстинкт деторождения биологических людей с объективным требованием остановить естественную рождаемость в условиях почти полного исчезновения смертности — ведь неконтролируемое размножение бессмертных биологических особей может привести к перенаселению окружающего мира?

          Полагаю, что на самом деле особых проблем тут даже и не возникнет, поскольку биологические бессмертные особи будут существовать не очень долго. Ибо вскоре начнут массово переходить в неорганическое состояние. А вместе с этим переходом в машинное состояние подвергнутся коррекции инстинкты рождать и воспитывать биологических детей.

          Конечно, в самом начале процесса "обессмерчивания", пока он ещё не станет массовым и низкозатратным, произойдёт немало драм: множество обладателей разума, так и не дождавшись уже вроде бы совсем близкого бессмертия, будут вынуждены трагически погибнуть от старости и болезней.

          Первым эти трагедии описал советский фантаст Георгий Гуревич в повести "Мы — из Солнечной системы". По мнению Гуревича, кандидатов на бессмертие люди станут демократически выбирать. То есть, по Гуревичу, обессмерчивание будет максимально далёким от коммерции.

          Однако сегодня всё свидетельствует в пользу того, что первые обессмерчивания произойдут именно на платной основе. Иными словами, кто даст врачам-новаторам больше денег, тот первым и ляжет на операцию.

          Но, несомненно, довольно скоро наука достигнет нужной производительности обессмерчивания. И в итоге на месте прежнего массово смертного человечества окажется несколько миллиардов бессмертных и не отказавшихся от некоторых наших традиций разумных существ. Две из данных важных традиций таковы: во-первых, разумные существа обитают порознь, самостоятельно, а во-вторых, сохраняют мобильность.

          Тут перед обществом, несомненно, встанет следующий вопрос: куда девать эти миллиарды вечных и в то же время вполне дееспособных и, мало того, активных и беспокойных разумных существ?

          Конечно, наилучшим решением проблемы будет найти всем им применение, дать полезное для общества занятие. Ну чем разумное существо хуже безмозглого исполнителя — разве разум помешает, например, возглавлять те или иные исследования, поддерживать порядок на определённом участке воспроизводственного механизма или работоспособность важного элемента производства?

          А каким образом придётся поступать с теми бессмертными разумными существами, которые станут лениться, не захотят работать?

          Тут возможны разные решения: либо сплавлять бездельников куда-нибудь подальше, чтобы они не путались под ногами у тружеников, либо — и сие наверняка окажется предпочтительным вариантом решения проблемы — переделывать, перековывать лентяев в трудоголиков, подсоединяя к ним некие "влюбители" в труд. Разумеется, с согласия этих лентяев.

          Окажется ли подобная модификация разумного существа допустимой, то есть насколько она согласуется с нашими традициями? Полагаю, что наша традиция запрещает операционное, "вещественное" проникновение в мозг разумного существа именно из-за нынешней грубости такого проникновения.

          Поэтому, когда все операции по модификации разума достигнут высокого уровня, данная традиция будет пересматриваться, ставиться под сомнение.

          Кроме того, отказ от традиции невмешательства в чужую "операционную систему" не так страшен, не так безвозвратен, как, например, отказ от традиции любыми средствами сохранять разумное существо. Уничтожив однажды определённый разум (точнее, носитель разума), его уже не восстановишь, ибо он исчезнет начисто.

          А вот результаты вмешательства всего лишь в "операционную систему" переделываемого субъекта всегда можно будет отменить, вернуть его лень-матушку на её изначальное место.

          Ни на йоту не станет пересматриваться, повторяю, лишь традиция до последней возможности сохранять любое разумное существо (мало этого, вместо нынешнего почти радикального запрета на убийство разумного существа появится, скорее всего, столь же строгий запрет даже всего лишь на "прерывание" — в том числе и на "усыпление", на вре́менное отключение разума).

          Тем не менее в совершенно особых, в из ряда вон выходящих случаях (типа подвигов или особо опасных преступлений) общество, как отмечалось, сможет настраивать своего члена совершить самоубийственный акт — как это, напоминаю, делает организм с клетками, а рой — с пчёлами. Данная настройка будет, понятно, сопровождаться отключением у члена общества стремления жить.

          В общем, воспроизводственно-исследовательский механизм грядущего вряд ли будет представлять собой жутко умный центр с безмозглыми периферийными терминалами. Нет, этот механизм, скорее всего, окажется совокупностью раздельно расположенных и вполне мобильных носителей разума.

          То бишь даже если наиболее выгодным явится техническое решение с единым разумным центром, традиция продиктует всё равно дать возможность разумам существовать раздельно — чтобы каждый обладатель разума отвечал за свой участок деятельности в рамках всего общества.

(Продолжение следует)