Маркеры натурализма и как ими пользоваться

Статью Г. Л. Олди«Про нас про все – какие, к черту, волки?!» я прочла (чего и вам желаю) давно. И перечитывала ее множество раз, и перечитаю еще, стараясь между строк найти то, что могло от меня ускользнуть за предыдущие прочтения – настолько интересной и полезной представляется мне информация о маркерах натурализма. А поскольку мне неоднократно приходилось пересказывать эту статью на семинарах, я решила обобщить свое представление о маркерах натурализма, немного, может быть, расширив написанное Олди – как для себя, так и для тех, кого интересуют такого рода литературные приемы. 

Отмечу, что статья Олди посвящена не столько маркерам натурализма, сколько позиции современного читателя, его нежеланию сопереживать героям. Олди сравнивают два жанра: хоррор и темное фэнтези. Оба жанра характеризуются не реализмом даже, а натурализмом, часто довольно грубым (дерьмо, кишки, мозги по стенкам, пытки в подробностях и т.д.). 

Писатель, используя в своей книге элементы натурализма, расставляет в тексте незаметные для читателя, действующие на подсознание маркеры , которые поворачивают восприятие книги в одну или в другую сторону.

Г. Л. Олди

В качестве примера маркера натурализма Олди приводят слово «вонь» и его производные на страницах книги Дж. Мартина «Танец с драконами» - «читателю всю книгу воняет», и он уверен, что Мартин реалистично описал средневековье. 

Все маркеры натурализма делятся на две принципиально разные категории. В итоге текст работает так или эдак. Первая категория говорит читателю: это ужасно, и с тобой может произойти то же самое. Вторая утверждает: это ужасно, и с тобой этого никогда произойти не может.

Г. Л. Олди

Первую категорию Олди назвали маркерами хоррора, а вторую – маркерами темного фэнтези. Названия условны, они вытекают из особенностей этих конкретных жанров, но часто вносят путаницу в головы писателей, а иногда и вызывают отторжение: «Я хоррор не пишу, мне это не надо». На самом же деле маркеры натурализма используются в любом жанре.

Вторая категория исключает сопереживание героям, делает читателя наблюдателем, щекочет ему нервы, но позволяет отстраниться, не пропускать через себя происходящее в книге. На этом и строится популярность темного фэнтези, где всё, вроде бы, натуралистично и натуралистично весьма, на самом же деле у читателя не создается впечатления, что он САМ вляпался в дерьмо, ему не хочется принять душ, его не тошнит от вывернутых внутренностей, ему не больно, когда пытают героя, – однако он уверен, что пережил все описанное в книге, и это вроде как поднимает его в собственных глазах: мол, не сладкие сказочки читаем, знаем настоящую жизнь! 

Хоррорные маркеры работают прямо противоположно: читателю хочется вымыть руки, когда герой вляпался в блевотину, читателя тошнит от разлитой по паркету крови, читателя трясет от страха, когда героя ждет пытка. Неудивительно, что отзывы на такие сцены как правило отрицательны! (Пост в блоге Олди "Был семнадцатый год, мы писали «Быка из машины»") И те, кто с радостью глотал книги о кишках и испражнениях, внезапно не хотят ни кишок, ни испражнений, при этом обвиняя авторов в излишнем натурализме. 

На этом месте я бы перешла к расширению понятия от маркеров натурализма до маркеров реализма. Убрать «это ужасно» из определения категорий и оставить только: 

1. С тобой может произойти то же самое.

2. С тобой этого никогда произойти не может. 

Оставлю название первой категории «маркеры хоррора», а вторую – «маркеры темного фэнтези». Я к ним привыкла. 

Первая категория помогает читателю ощутить сопереживание героям, вторая - затрудняет, а то и исключает сопереживание. 

Я читаю ради сопереживания. Ради сильных эмоций, невозможных в обыденной жизни. И пишу, пожалуй, для того же. И для тех, кто готов влезть в шкуру героя и идти по книге вместе с ним. Потому для меня так важны маркеры «с тобой может произойти то же самое». 

А вот цитата из Митты «Кино между адом и раем», говорящая в мою пользу: 

Вы показали редактору сценарий. Он его похвалил, а в конце сказал: ''Но я не чувствую возможности идентифицировать себя с героиней..." Забудьте о комплиментах - ваш сценарий зарублен на корню. Разве что у вас есть в запасе другая героиня. Редактор знает: идентификация — это главный козырь истории, потому что она определяет, получат ли эмоции зрителей шанс к развитию или все застынет на точке простого любопытства.

Признаться, для меня было открытием, что многие читатели обходятся простым любопытством и, напротив, ищут книги, где автор помогает им не сопереживать. 

Олди приводят в статье несколько примеров маркеров «этого с тобой произойти не может» (по сути примеров создания барьера между читателем и книгой): место действия (далекое и сказочное средневековье); ирония («постоянная, чуть-чуть кривая ухмылочка рассказчика»). «Даже если это историческая фэнтези и берется реальная эпоха – отстранение читателя от текста диктуется всем строем повествования, интонацией, деталями второго и третьего плана». Думаю, на АТ немало авторов, которых заинтересует именно эти маркеры, однако меня они волнуют лишь теоретически и лишь с точки зрения «как бы до них не опуститься». 

Отмечу, как и Олди отмечали в статье, что при выборе любого места действия и любой эпохи книгу можно написать и в хоррорных маркерах. О них Олди пишут подробней (очевидно, что перечисленное ниже – это не абсолют, а направления):

1. Современная лексика. Позволю себе немного расширить сказанное Олди: слова, с которыми читатель сталкивается каждый день, в быту, а не в кино, книгах или мыслях. Палец против перста, поднялся против взошел, ветки против ветвей. Это не исключает стилизации, высокого штиля в определенных моментах, ухода от повторов и т.д. Это не значит, что в книге не должно быть иных слов, кроме бытовых. Но именно простые, бытовые слова работают как маркеры «с тобой может произойти то же самое».

Небольшое отступление. Мне до сих пор твердят, что славянское, например, фэнтези надо писать в соответствующем стиле (который я называю «паки-паки, иже херувимы»). Так принято. Раньше я краснела, смущалась и жалко оправдывалась: мне кажется, что этот стиль не позволяет читателю влезать в шкуру героев… А ведь, похоже, я была права, выбирая для книг в исторических декорациях современную лексику с легкой ненавязчивой стилизацией! И сейчас выбираю ее уже осознанно, но осторожно, без откровенных ляпов. Я преклоняюсь перед стилем Алексея Толстого в романе "Петр I" и знаю об огромной работе, которую он проделал, чтобы создать этот стиль - и интеллектуально, и эстетически я на стороне этого стиля. Но вот моему эмоциональному включению этот стиль мешает. Аналогично - роман "Имя Розы" в прекрасном переводе Елены Костюкович. Я смаковала этот стиль, даже выписывала слова, но вот сопереживать героям мне было очень трудно. 

2. Место действия – узнаваемое. И это не означает, что мы непременно должны были там когда-то побывать, это значит, оно должно быть «зримо, натуралистично, подробно описано». Снова позволю сказать от себя: подробно – необязательно, иногда двух-трех слов достаточно, чтобы читатель представил себе это место и в глубине души ощутил «узнавание». Пусть это будет даже средневековый замок, главное – указать знакомую читателю деталь: лишайник ли на каменных стенах, прохладу ли шелкового постельного белья (или засаленность лоскутных одеял), закопченный ли свечным чадом потолок. 

3. Языковые маркеры.

Что мы понимаем под языковыми маркерами? Допустим, персонажу вспороли живот, у него выпали кишки. Обычное дело для подобной литературы. Но как только добавляется уточнение типа «глянцево блестя» – это может произойти с тобой. Двумя словами вбрасывается маркер, мелкими деталями – тем, что мы с вами видели, слышали, нюхали, трогали.

Г. Л. Олди

Обобщу: Детали и подробности, которые читатель может себе представить без напряжения, из собственного жизненного опыта. Знакомые картинки, звуки, запахи, тактильные ощущения. 

Я думаю, сказанное относится далеко не только к ужасам и натуралистичным деталям. Не только хоррор способен вызывать сопереживание и не только темное фэнтези можно пропускать мимо себя – это относится к любому жанру. А потому хоррорные маркеры можно и нужно использовать в любой книге, если, конечно, автор добивается эффекта «с тобой может произойти то же самое». И вовсе необязательно писать о кишках, дефекации, рвоте и кровище (а если писать, то дозируя и щадя чувства читателя – и только там, где это нужно). Иногда одна страшная деталь работает сильней, чем три страницы подробных описаний, например, кровавого мочилова. Иногда (и даже часто) ожидание ужаса страшней самого жуткого монстра. Иногда эротический подтекст возбуждает сильней самой грубой порнографии. И добиться этого можно в том числе при помощи маркеров «с тобой может произойти то же самое». В любой сцене: о любви, о дружбе, о конфликте двух малышей в песочнице - можно писать так, чтобы читатель чувствовал, что это происходит с ним. 

Еще одно отступление. Я бы распространила понятие хоррорных маркеров не только на книги, но и на кино. Показать натуралистичную деталь можно по-разному. Можно залить кровищей весь экран, и ни у кого ничего в душе не шевельнется, а можно за четверть секунды вызвать у зрителя ужас или рвоту. И кино обычно идет по второму пути (см. выше цитату из Митты). Я обратила внимание на интересный факт: в большинстве случаев фанаты книги «Песнь льда и пламени» на дух не переносят сериал «Игра престолов», и наоборот. Не скрою, мне понравился сериал (разумеется, исключая последний сезон), я разбирала его по косточкам, чтобы понять, как он работает, какими приемами режиссеры и авторы сценария добиваются сопереживания даже вопреки желанию зрителя сопереживать. Книгу я открыла ради деталей, в том числе лексики: названия деталей одежды, интерьера, бытовых подробностей, которыми фильм может по праву гордиться. И что же я увидела? В книге нет деталей. Нет этой самой лексики. Нет подробностей, которые сделали бы узнаваемыми для меня места действия, события, людей. Видимо, это как раз то самое темное фэнтези, которое сейчас так популярно благодаря маркерам «с тобой этого никогда произойти не может». Книга показалась мне донельзя скучной, не вызывала у меня эмоций, сопереживания. Одна моя знакомая, с удовольствием прочитавшая книгу, призналась мне, что ожидала от сериала костюмированного приключения, чего-то вроде Анжелики, а получила вот это вот… - снятое в хоррорных маркерах, в маркерах «с тобой может произойти то же самое». Жалоба ее на сериал почти дословно повторяла жалобы читателей Олди, описанные в статье: 

Работая над романом «Циклоп», мы проверили эту догадку на практике. По всей кажущейся «темной фэнтези» мы расставили маркеры хоррора: это может произойти с тобой. Несмотря на магов и Ушедших, кристаллы и башни, подземелья и лабиринты, чудовищ и рыцарей – стилистика, манера повествования, ряд бытовых деталей строился на приемах хоррора, а не dark fantasy. И что вы думаете?! Дружный хор любителей Мартина, Аберкромби и Кресса обвинил нас в чрезмерном натурализме! «Это же очень грязно! – воскликнули они. – Это жутко и противно!» Обратите внимание на слово «противно» – оно встречалось частенько. А почему? Потому что язык книги говорил на втором плане: братцы-сестрицы, это может произойти с вами.
Реакция последовала мгновенно – отторжение.

Г. Л. Олди

Я не призываю писать жутко и противно. Я вообще против чрезмерной грязи на страницах книг. Но, братцы, нормальному человеку трудно убить даже таракана – жутко и противно, до рвоты и истерик. Так почему же не рассказать читателю, что убить человека – это еще труднее? Что психологический барьер во много раз выше, а эмоциональные последствия – в тысячи раз тяжелее? 

По мне, пусть лучше подобная жуть вызывает отвращение и страх, а не щекочет нервишки за чашечкой кофе в уютном кресле.