Эпический Карна. Сага о герое древнеиндийского эпоса. Часть III.

Тринадцатый год изгнания Пандавы проводят неузнанными при дворе царя матсьев Вираты. В это время Кауравы совершают грабительский набег на матсьев с целью угона скота Вираты. Вполне легитимная забава для благородных героев: угонами скота известны и ирландские витязи, и русские богатыри. В этот раз поводом послужило убиение военачальника матсьев Кичаки, по иронии судьбы, неузнанными Пандавами же. Кичака представлял угрозу для Кауравов и всего Хастинапура, не раз он занимался тем же: угоном скота. Так что его смерть послужила отличным поводом «отомстить» за былые грабежи. Ещё до этого Кауравы пытаются с помощью шпионов обнаружить Пандавов – ведь, по условиям второй игры, те должны год прожить неузнанными. Дурьодхана стремится именно к такому исходу: ему выгодна не столько битва, сколько устранение Пандавов как таковых. Шпионы вернулись ни с чем, и теперь уже Карна поучает Дурьодхану: «Пусть немедленно отправятся отсюда, о потомок Бхараты, другие шпионы, способные и более ловкие, умеющие хорошо исполнять своё дело». Вероятно, Карне не терпится найти Пандавов, чтобы сразиться с ними. Это предположение подтверждается во время угона скота Вираты. Разница в подходе между Карной и Дурьодханой состоит в том, что последний хочет избавиться от конкурентов-Пандавов любым способом, и для достижения этой цели изгнание Пандавов ничем не хуже битвы. С точки зрения Дурьодханы, изгнание даже предпочтительнее. Позже, в разгар великой битвы на Курукшетре, Дурьодхана замышляет не убить предводителя Пандавов Юдхиштхиру (за убитого брата будет мстить Арджуна, и тогда Кауравам живыми не уйти), а захватить в плен с целью принудить его к новой игре в кости и к новому изгнанию! В то же время, цель Карны - доказать свою воинскую доблесть в битве с Пандавами вообще, и превосходство над ненавистным Арджуной в поединке, в частности. Кроме мечты о турнире с Арджуной, Карна, как человек чести, хочет выполнить обещание, данное им Дурьодхане. Для этого он должен собственноручно расправиться с Арджуной («Убив в сражении Арджуну, я отдам сегодня сыну Дхритараштры неоплатный долг»), тогда как в новом изгнании Пандавов не будет никакой личной заслуги Карны. И всё же Карна действует строго в интересах своего царственного благодетеля: если Дурьодхана хочет обнаружить Пандавов до истечения срока их изгнания, то так тому и быть.

Карна не единственный, кто даёт советы Дурьодхане. Вот что говорит царский родовой священник Крипа: «Переговорами, сеянием раздора, подкупом, открытым нападением, предложением даров и благопристойным поведением располагая к себе своих врагов, а слабых подчиняя силою, применяя увещевания по отношению к союзникам, необходимо склонять на свою сторону войска сладкими речами. Усилив таким образом свое войско и пополнив свою казну, ты достигнешь полного успеха. И ты в состоянии будешь сразиться с любыми сильными врагами, противостоящими тебе, а тем более — с Пандавами, лишёнными своих собственных войск и верховых и упряжных животных». То есть фактически Крипа даёт совет, как подготовиться к грядущей войне с Пандавами! При этом позже мы видим, что Крипа как раз из лагеря «голубей», и противник войны между родичами как таковой. Тем не менее, по своему положению он обязан давать наследному принцу дельные советы, и добросовестно выполняет свой долг.

Итак, поход за скотом к матсьям нравится всем: не только Дурьодхана и Карна, но и Бхишма, Дрона и Крипа с радостью в нём участвуют. Пока союзник Кауравов, царь Сушарман, нападает на столицу и основное войско Вираты, Кауравы заходят с тыла и угоняют тысячи голов крупного рогатого скота. В погоню за ними отправляется Арджуна на единственной колеснице. Последовавшая битва очень интересна, так как в миниатюре представляет некоторые важные особенности войны Кауравов с Пандавами, имеющей произойти уже через полгода или год (сказание здесь несколько противоречит самому себе).

Во-первых, в набеге на матсьев участвуют те же виднейшие герои из лагеря Кауравов, кому предстоит возглавить будущую великую битву с Пандавами на Курукшетре: их дед Бхишма, наставники Дрона и Крипа, сын Дроны Ашваттхаман, Дурьодхана и Карна. Во-вторых, даже во время небольшого набега в стане Кауравов происходит раскол между партией мира во главе с Бхишмой, и партией войны, представленной Карной. В-третьих, этот конфликт между «голубями» и «ястребами» Кауравов немедленно трансформируется в личную вражду Бхишмы, Дроны, Крипы, с одной стороны, и Карны - с другой. В-четвёртых, центром сражения за скот матсьев становятся поединки Карны и Арджуны. Посмотрим, как это происходит.

Когда изменивший внешность при дворе Вираты Арджуна настигает Кауравов, Дрона и Бхишма узнают его, предупреждают своё войско об опасности и, ссылаясь на дурные приметы, советуют отказаться от сражения: «Этот усмиритель врагов есть доблестный сын Кунти, по прозванию Савьясачин. Он не уклоняется от боя даже с целым сонмом марутов. Испытав лишения во время жительства в лесу и будучи обучен самим Васавой искусству владения оружием, этот герой теперь охвачен гневом. Он будет сражаться с нами — в том не может быть сомнения. Я не вижу тут воина, могущего противостоять ему, о кауравы! Известно, что даже сам Махадева был доволен Партхой в бою». Ответ Карны чрезвычайно груб и вызывающ: «Я замечаю, что все эти... старцы словно перепуганы и повергнуты в смятение, ибо все они своими помыслами отвратились от битвы и нерешительны». Далее Карна похваляется своим превосходством над противником: «Но и я ничем не хуже Арджуны. Убив в сражении Арджуну, я отдам сегодня сыну Дхритараштры неоплатный долг, некогда обещанный мною на словах». Интересно, что в этой сцене даже Дурьодхана, критикующий старшее поколение за нерешительность, рассматривает альтернативу сражению: если 13-й год изгнания ещё не прошёл, то Пандавы должны будут уйти в изгнание ещё на 12 лет. Дурьодхана тщательно выясняет этот вопрос у старших, и не очень доволен ответом деда, что этот год уже истёк.

Перед схваткой Карна восхваляет себя и принижает Арджуну, суля ему поражение и гибель от своей руки: речь Карны сродни ритуальной похвальбе воина с целью магического наращивания своей мощи. В этой ситуации другие сторонники Кауравов должны либо поддержать его (акт воинской магии для увеличения мощи соратника перед боем), либо промолчать. Заметим, что, когда Дурьодхана произносит подобные речи, всё старшее поколение восхваляет его мужество – ведь такое поведение весьма одобряется в среде кшатриев, а Дурьодхана к тому же – наследный принц. Но когда подобные ритуальные речи заводит Карна, вместо поддержки виднейшие герои-Кауравы возражают ему, укоряют его за хвастовство и недомыслие и превозносят его противника! Это, конечно, не предвещает Карне благополучного исхода поединка с Арджуной, а всем Кауравам - успеха в их набеге. Наставник Крипа говорит: «Твоё жесточайшее сердце, о Радхея, всегда склонно к битве. Но ты не ведаешь истинной природы вещей и не представляешь себе идущих от них последствий». «Им (Арджуной) одним были сокрушены данавы, ниватакавачи и калакханджи, которых не могли победить даже боги. Что же на самом деле тобою одним, о Карна, здесь было совершено?..» «Тот недалёк умом, о Карна, кто, будучи неопытен во владении оружием и весьма слабосилен, захотел бы сразиться с Партхой...» Крипе вторит Ашваттхаман: «Пока ещё скот не обретён нами, а ты, о Карна, уже похваляешься. Выиграв множество сражений, добыв огромные богатства и покорив вражескую землю, подлинные герои ничего не говорят о своей доблести». Таким образом, несмотря на поддержку Дурьодханы, Карна выглядит несколько изолированным и едва ли не презираемым в лагере Кауравов. В дальнейшем эта тенденция усилится, создавая впечатление уязвимости и обречённости Карны.

Недобрые предчувствия подтверждаются, когда, вступив в сражение с Кауравами за скот Вираты, Арджуна без особых усилий убивает младшего брата Карны и дважды побеждает самого Карну: (Карна) «под натиском стрел, посылаемых Партхой, покинув головной участок боя, поспешно пустился в бегство, настигаемый стрелами Пандавы». Арджуна не выходит победителем совсем уж «при сухом счёте»: «И (Арджуна), неспособный вынести натиск Карны, пронзил его коней и каждый из кожаных нарукавников на обеих его руках. Затем прямой стрелою с отточенным острием он срезал ремень, на котором висел колчан Карны. А Карна, взяв из колчана другие стрелы, поразил пандаву в руку — и, сжатая в кулак, она разжалась». Однако это не помогает. Через некоторое время после первого бегства Карны Арджуна и Карна сходятся в поединке вновь, и опять Карна позорно отступает: «Острой стрелою могучий сын Кунти поразил Карну в грудь. И, пробив его панцирь, стрела проникла в его тело. А он, окутанный мраком, не мог уже ничего соображать, и почувствовав страшную боль, он покинул поле брани и бежал в северном направлении. Тогда Арджуна и Уттара (сын царя матсьев), могучий воин на колеснице, стали всячески хулить его». В конце концов Арджуна применяет некое божественное оружие, которое лишает сознания всех, кроме Бхишмы. Арджуна, чтобы доказать своё превосходство, собирает одежды всех знатных воинов, включая Дурьодхану, Карну, Дрону и Крипу. Вот краткие итоги «генеральной репетиции» великой битвы Кауравов и Пандавов: среди лидеров Кауравов происходит раскол, в их лагере растёт неприязнь к Карне и, наконец, Карне так и не удаётся на деле доказать своё превосходство над Арджуной. Разумеется, эти обстоятельства взаимосвязаны. Поводом для раскола является противоречие между относительно мирным настроем Бхишмы и Дроны, с одной стороны, и непримиримостью Карны, с другой. Это противоречие приводит к горячим спорам между двумя сторонами, переходящими во взаимные оскорбления и обиды, а военные неудачи Карны, как мы увидим, дают его оппонентам дополнительный материал для язвительных замечаний. Но Дурьодхана по-прежнему крепко верит в своего друга.

Замечу, что в этой битве Арджуна тоже по-разному относится к своим противникам. Главной его целью служит Дурьодхана – его воин намеревается если не убить, то хорошенько потрепать. Вторым человеком, вызывающим у Партхи раздражение, вплоть до намерения убить, является Карна. К старейшинам Арджуна проявляет уважение и убивать их не собирается, только показать своё воинское мастерство. Он не нападает на Дрону первым, только в ответ, и заблаговременно сообщает наставнику об этом. В битве за скот сказание явно любуется Арджуной, восхваляет его, и создаёт впечатление, что Карна – вовсе не соперник такому герою.

После битвы и свадьбы сына Арджуны Абхиманью на дочери царя матсьев Пандавы вновь обретают опору. Они намерены потребовать выполнить условия игры, то есть требовать от Дурьодханы возвращения своего царства, Индрапрастхи. Юдхиштхира согласен даже не на всё царство, а на «пять деревень», то есть фактически только на сохранение титула. Это не так уж глупо: и Пандавы, и Кауравы понимают, что реальное царство может быть завоёвано. Причём Юдхиштхира вовсе не жаждет мстить за унижение Драупади! Он совершенно искренне желает решить дело миром. Однако, пока соперники не знают о намерениях друг друга, подготовка к войне идёт полным ходом, причём в обоих лагерях. Вот какой совет получает Юдхиштхира: «Меж тем как приближенные будут разъединены, а воины отвратятся, то задача врага будет состоять в том, чтобы вновь сплотить их воедино. А в это время партхи, сосредоточенные в мыслях, спокойно займутся подготовкой войск и накоплением запасов продовольствия. И когда сторонники врага будут, разобщены, а сам ты будешь нависать над ними, они, конечно, не смогут сделать такие же приготовления по сбору войск… Обращаясь к сострадательным, ты должен рассказывать о лишениях, перенесенных Пандавами, а престарелым ты должен говорить об обычаях рода, коим следовали их предки, и ты привлечешь на свою сторону их сердца». То есть ещё до основного раунда мирных переговоров предполагается собирать войска и вносить раскол в лагерь противника. Но основной причиной для заключения мира называется сила: «И если даже сын Дхритараштры будет выставлять какой-либо довод в пользу войны, то он не может быть признан подлинной причиной, ибо те герои (Пандавы) более сильны».

Кауравы рассуждают аналогичным образом. Во время переговоров с Пандавами (которые происходят путём обмена послами), Бхишма, Дрона, Крипа да и сам Дхритараштра всячески восхваляют Пандавов, особенно – Арджуну: «Носящий диадему, сын Притхи, могуч, искусен во владении оружием и наделен великою силой. Кто же в самом деле сможет противостоять в битве сыну Панду — Дхананджае? Даже сам Громодержец не смог бы, а о других воителях что и говорить! Он в состоянии соперничать даже с тремя мирами, — таково моё мнение». На эти слова Бхишмы резко возражает Карна: «Нет в мире, о брахман (имеется в виду посланец от Пандавов – домашний жрец царя Друпады), ни единого существа, которое не знало бы об этом. Какой же толк говорить и рассказывать об этом все снова и снова!» В запале Карна считает, что Пандавы были узнаны ранее указанного срока и должны бы удалиться в лес ещё на 12 лет, но нет, они угрожают силой и хотят войны. Карна, сам «ястреб», поворачивает дело так, будто бы войны хотят Пандавы! Иначе зачем бы им угрожать силой своим родичам? «По условиям игры сын Панду — Юдхиштхира удалился в лес. Теперь же, не считаясь с теми условиями, царь тот желает вернуть отцовское царство, полагаясь на силу матсьев и панчалов. Дурьодхана, о мудрый, если внушать ему страх, не уступит и пяди земли, а если действовать по справедливости, он может отдать всю землю даже врагу. Если же Пандавы хотят обрести вновь наследственное царство, то они должны, находясь в лесу, провести положенное время, как было условлено. Затем пусть они живут под опекой Дурьйодханы в полной безопасности. Ибо по глупости своей они могут направить свой ум только на путь беззакония. Но если Пандавы, отвергая путь закона, хотят войны, тогда, встретившись в битве с этими первейшими героями из рода Куру они попомнят мои слова!»

Как видно из этой страстной речи, Карна снова дразнит Пандавов, заодно втягивая в войну и старейшин рода. Однако Бхишма отвечает довольно резко, хотя и резонно: напоминает Карне недавние сражение и победу Арджуны над шестью колесничими воинами, включая и Карну. Дхритараштра бранит Карну (конкретных слов сказание не приводит, но по смыслу предлагает ему посидеть и помолчать немного), однако и сам Дурьодхана не хочет мира. Суть его отношения к Пандавам предельно проста: «Либо я, убив Пандавов, буду править этой землёю, либо сыновья Панду, убив меня, будут владеть всей землёю. Пусть я лишусь жизни, богатства и царства, но никогда я не смогу жить вместе с Пандавами!..» Компромисс Дурьодхану не устраивает, а готовность к мирному решению он понимает как слабость: «Юдхиштхира, потеряв всякую надежду получить хотя бы город, просит только пяти деревень, ибо он... испытывает страх перед моим войском, а также перед моей мощью».

Карна так же непримирим. Вообще в этой паре иногда становится непонятно, кто же лидер и движок конфликта. Дурьодхана выше по статусу, и окончательное решение, быть миру или войне, принадлежит ему. Однако Карна всё время подталкивает своего сюзерена к войне, которая выгодна и самому Карне, ибо только так он может реализоваться как герой, равный царям. «Два сапога пара», говорит на этот счёт русская пословица. Дурьодхане нравится Карна и его настрой потому, что он говорит то, что сам принц рад слышать. Карна начал военную агитацию заблаговременно, ещё во время жительства Пандавов в лесу, и прекрасно мотивировал необходимость грядущей войны Кауравов с Пандавами: «Когда партхи найдут свою смерть в бою и ты обретешь право на раджасую, я снова восславлю тебя!» Итак, по Карне, война с Пандавами необходима, чтобы Дурьодхане не пришлось делиться с ними властью. Действительно, Дурьодхану не удовлетворяет статус первого среди равных. Он видит себя великим царём для этого и справляется обряд раджасуя, у которого есть только вассалы, но нет равных ему суверенных правителей. 

В ходе длительных переговоров сторон, которым посвящена значительная часть пятой книги Мхбх «Удьйогапарвы», Карна окончательно выдвигается на первый план в качестве лоббиста войны. Дхритараштра говорит сыну: «...Ты ведь не добиваешься этого (войны) по своей собственной воле, но Карна и Духшасана злонравный, а также Шакуни... понуждают тебя к этому». В связи с этим обостряется противостояние Карны и миролюбиво настроенного Бхишмы, который говорит царю Дхритараштре: «3най, что это великое бедствие, которое грозит обрушиться на злоумышленных сыновей твоих, есть дело этого зловредного сына возницы». Карна же выступает как орудие судьбы, делающей войну неизбежной и всё более ухудшающей его отношения с Бхишмой. Он демонстрирует деду Пандавов и Кауравов совершенно непозволительное по этикету пренебрежение. Во время выступления Бхишмы в зале собрания в присутствии посла Пандавов «Карна, исполненный гнева, резко прервал его речь.» Бхишма также резок с Карной, но его замечания, как правило, обоснованы. Помимо упрёков по существу, представители партии мира осыпают Карну оскорблениями. Бхишма обращается к Дурьодхане: «...Только мнения трёх ты придерживаешься как мнения истинного, а именно Карны, низкорождённого сына возницы и проклятого Рамой (Парашурама, учитель Карны), Шакуни, сына Субалы, и низкого, нечестивого брата своего Духшасаны». Даже дипломатичный Санджая, сута и друг старого царя, вернувшись с переговоров с Пандавами, говорит: «...Тупоумный Дурьодхана... надеется на Дрону и Бхишму, и полагается на хвастливого Карну». Язвительные замечания в собственном лагере перекликаются по тону с высказываниями противников о Карне, который, по саркастическому отзыву Юдхиштхиры, «на одной-единственной колеснице намеревается победить Пандавов, неприступных в бою, и который бесподобен в умении сбивать с толку тех, кто сам впадает в заблуждение». Таким образом, «свои» обращаются с Карной как враги, создавая впечатление его изоляции и обречённости. Карна действительно даёт поводы для придирок, проявляя такие человеческие слабости, как раздражительность, тщеславие, а иногда и непростительную наивность.

Однако все возражения и замечания окружающих вызывают у Карны только гнев. После негодующего окрика Бхишмы: «Что говоришь ты с умом, помутнённым от приближения твоего часа!» - обиженный Карна клянётся не участвовать в сражении, пока жив Бхишма: «Пусть дед наш прислушается к тому, какое впечатление произвели некоторые грубые слова, сказанные им. Я складываю своё оружие! Никогда больше дед не увидит меня на поле битвы. Но после того, как ты успокоишься навеки, все правители земные увидят мою доблесть!..» Есть и другая причина отказа Карны сражаться, пока жив Бхишма: Карна обеспокоен тем, что его будущие ратные подвиги будут приписаны Бхишме как главнокомандующему.

Эта выходка Карны – отказ от битвы, когда даже ещё войну не объявили – должна бы поставить в тупик Дурьодхану. Человек поумнее бы смекнул, что такие раздоры в собственном лагере не принесут добра в будущем. Но нет, Дурьодхана даже после этого упорно повторяет несколько раз одну и ту же мысль, даже выраженную одними и теми же словами: мол, только втроём – он, Карна и Духшасан – без помощи старших могут противостоять всем Пандавам. Глупость этого заявления очевидна всем, даже Дхритараштре, однако он не может унять своего старшего сына. Дурьодхана безоглядно верит в могущество Карны, даже проклятого учителем и лишённого серёг и панциря: «Карна тоже, думается мне, равен Бхишме, Дроне и Крипе. Ведь сам Рама (Парашурама) признал это, о потомок Бхараты, сказав ему: «Ты равен мне!». У Карны были сверкающие красивые серьги, с которыми он и родился. Ради ублажения Шачи (супруга Индры) их выпросил у того усмирителя врагов могучий Индра, о великий царь, в обмен на ужасающий дротик, разящий без промаха. И когда Карна защищен таким дротиком, как же может остаться в живых Дхананджая (Арджуна)?» И, кажется, в этом убедил принца сам Карна, неустанно напоминающий в собрании о своём обучении у великого Парашурамы и дротике Индры. С рациональной точки зрения, отказом сражаться Карны подставляет Дурьодхану, так надеющегося на своего первого витязя. Но, хотя сначала Дурьодхана никак не защищает Карну, потом всё же выказывает завидное постоянство, сажая сына суты рядом с собой на золочёное сиденье во время очередного раунда переговоров. Такой чести удостаиваются в сказании только самые близкие друзья: так сидят Кришна и Арджуна. Видимо, «за кадром» у Карны и Дурьодханы состоялся разговор, по итогам которого принц внял резонам своего витязя.

Мотив отказа от битвы регулярно повторяется в эпосе разных народов. Конечно, в связи с поступком Карны вспоминается отказ от битвы Ахилла – главного героя ахейцев. Но ситуации всё-таки разные. Во-первых, Ахилл – желанный герой, его практически крадут на войну, выведывая, где его спрятали родители. Во-вторых, Ахилл показал уже себя под Троей, и его доблесть и удача хорошо известны. В-третьих, причина отказа Ахилла вполне материальна – Агамемнон оттяпал часть его добычи. И, хотя царь пытался восстановить отношения, обиженный герой бездействует в своём лагере до тех пор, пока в битве не гибнет его лучший друг и партнёр Патрокл. Всё это время ахейцы терпят урон от троянцев. После чего Ахилл вылетает на битву, убивает Гектора, ахейцы получают перевес. То есть отсутствие героя значимо – это понимает и сам герой, и окружающие. Ахилл попросту набивает себе цену, усиливая ощущение героизма своей личности. Какую выгоду приносит Карне этот внезапный отказ от битвы? В целом он скорее вредит. Карна – не Ахилл, не гордость и надёжа своего стана. Его активно не любят, никто не спешит извиняться и уговаривать. Кроме того, сам отказ выглядит каким-то половинчатым: Карна обещает не вступать в битву, но одновременно обещает присутствовать на собраниях и советах, где, очевидно, Бхишма и другие будут продолжать его оскорблять. Это выглядит как суетность героя: Карна не может отказаться от с таким трудом завоёванного права восседать рядом с принцами. С другой стороны, Карна хорошо понимает, какому давлению на этих советах подвергается Дурьодхана, и остаётся, чтобы поддерживать друга и контролировать ситуацию – не дай боги старичьё убедит принца принять мир.

Когда переговоры заходят в тупик, Пандавы прибегают к тяжёлой артиллерии – Юдхиштхира высылает в качестве посла мира божественного Кришну. Замечу, что сам Кришна – скорее «ястреб», он неустанно говорит с Пандавами о защите прав и справедливости, указывает Юдхиштхире, что не стоит ему избегать войны и уходить в леса, а также прощупывает настроение каждого. Он же обещает Драупади отмщение, и не даёт самим Пандавам забывать об аналогичных обещаниях. По его мнению, «Суйодхана (Дурьодхана) — это громадное дерево злобного гнева, Карна — его ствол, Шакуни — его ветви, Духшасана представляет его изобильные цветы и плоды, а его корни — неразумный царь Дхритараштра. Юдхиштхира — это громадное дерево закона и справедливости, Арджуна — его ствол, Бхимасена — его ветви, оба сына Мадри — его изобильные цветы и плоды, а его корни — это я, благочестие и брахманы».

Тем не менее, Кришна честно берётся выполнить возложенную на него миссию, попутно роняя, что, если удастся убедить Кауравов согласиться на условия Пандавов миром, то и его цель будет выполнена без войны. Что это за цель, мы поговорим позже. Действуя аккуратно, но без лишней доверчивости, Кришна повторяет и усиливает уже звучавшие в речах других послов аргументы. Он указывает, что претензии Пандавов на царство совершенно законны, подчёркивает, что они готовы довольствоваться малым, символическими «пятью деревнями», что могли бы мстить за обиды, причинённые при игре в кости, но от этого отказываются, а хотят только восстановления своих царских прав. Кришна подчёркивает, что в случае войны Пандавы обладают превосходством.  Он вежливо говорит со всеми, а Дурьодхане откровенно льстит, называя «мудрым», и даже «скромным, рождённым в высоком роду, незлобливым». Однако во время этих переговоров Дурьодхана показывает, во что ставит их, Кришну, Пандавов и предлагаемый мир: он сажает рядом с собой, на одно сиденье, Карну, известного поборника силового решения конфликта, демонстративно пренебрегает сказанным как Кришной, так и старейшинами, не раз в возмущении покидает зал собраний, и Дхритараштра вынужден возвращать своего сына силой. Никакие уговоры и благоразумные речи на Дурьодхану не действуют, в ответ на рассуждение Дхритараштры о богах и судьбе разгневанный принц заявляет: «Ты считаешь, что партхи, имея своими союзниками богов, не могут быть побеждены. Так пусть же исчезнет твой страх, о лучший из царей! Боги достигли своего божественного положения благодаря отсутствию желаний в ненависти, отвращению злого умысла и алчности, о потомок Бхараты, а равно и безразличию к мирским делам. Об этом рассказали нам некогда Двайпаяна Вьяса и Нарада, великий подвижник, и Рама, сын Джамадагни. Боги никогда, подобно людям, не занимаются делами из-за желаний или алчности, из сострадания или ненависти, о бык из рода Бхараты! Ведь если бы Агни или Ваю, Дхарма или Индра или же оба Ашвина предавались своим занятиям из-за мирских желаний, партхи никогда бы не претерпевали бедствий. Поэтому тебе никогда не следует предаваться таким опасениям, ибо они обращают всегда внимание только на дела божественные, о потомок Бхараты! Если же от привязанности к желаниям, из ненависти или алчности и замечается такое у богов, то оно не может нарушить предписанное самими богами».

Как видно из этого пассажа, Дурьодхана не очень понимает богов и их мотивы. Впрочем, сообщи ему, что все боги сговорились ради его смерти – вряд ли воплощение асура повело бы себя иначе. Он заявляет: «… ты (Кришна) и Видура, равно и царь наш или наставник и дед — все порицают только меня, но никакого другого царя! Я же не замечаю у себя хотя бы какого-нибудь проступка, однако все вы вместе с царями ненавидите меня. Даже по глубоком размышлении, о усмиритель врагов, я не вижу за собой никакой серьёзной вины, хотя бы самой малюсенькой, о Кешава!» И произносит своё кредо: «Кто же, рожденный в высоком роду и соблюдающий закон кшатриев, склонится здесь из страха перед кем-либо, заботясь только о своем собственном существовании? «Пусть он всегда держится прямо и пусть никогда не склоняется, ибо только усилие выражает мужественность; пусть он скорее сломится в неподходящее время, но пусть не склоняется ни перед кем». Этому изречению мудреца Матанги стремятся следовать кшатрии. И только ради благочестия пусть человек, подобный мне, склоняется перед брахманами! Пусть, больше ни о чем другом не думая, поступает он согласно тому изречению, пока жив. Это и есть закон кшатриев. Это было всегда и моим убеждением». Здесь может показаться, что Дурьодхана поступает по дхарме кшатриев, да и сам принц так считает. Однако сказание не раз предлагает альтернативу и восхваляет мир, говоря прямым текстом, что бесконечное стремление затевать конфликт по любому поводу – не мудрое поведение, и служит не славе, но разорению и истреблению. Да, обязанность кшатрия – война, но когда и по какому поводу? Вот что важно.

Исчерпав все аргументы, Кришна в ярости заявляет Дурьодхане: «Хотел бы ты обрести ложе героев? И ты действительно добьешься осуществления этого желания совместно со своими советниками! Погоди ещё немного, великая битва грянет!» Соперники на этом не останавливаются: Дурьодхана выбегает из собрания, чтобы вместе с Карной, Духшасаной и Шакуни спланировать пленение Кришны. Тем они рассчитывают выбить почву из-под ног Пандавов. Характерно, что весь замысел заговорщики собираются осуществить без согласия царя Дхритараштры: «И если этот податель даров, бык среди всех сатватов, будет схвачен, то пандавы  вместе с сомаками окажутся безуспешными в своих усилиях. Поэтому, связав именно здесь быстрого в действиях Кешаву, невзирая на вопли Дхритараштры, мы затем сразимся с врагами!» Но и противоположная сторона не бездействует: Кришна пытается сподвигнуть старейшин на то, чтобы они связали Дурьодхану, Карну, Духшасану и Шакуни и выдали их Пандавам, как главных зачинщиков розни и оскорбителей Драупади. 

Ни тот, ни другой план не удаётся: Дхритараштра не хочет жертвовать сыном, а планы Дурьодханы срываются, так как о них узнают, и Кришна встречает его в зале собраний уже подготовленным. Кроме военного отряда верных родичей, у Кришны есть неотразимое оружие – его божественность. Демонстрируя грозный облик, Кришна всех повергает в смущение, кроме, кажется, Дурьодханы, которого печалит только то, что никак не удаётся застать коварного врага врасплох. Переговоры заканчиваются ничем, все мирные средства решения конфликта исчерпаны, война неизбежна. Однако ещё до её начала у Карны происходят два крайне важных разговора, окончательно определивших его судьбу. Недаром сказание называет их «Осуждение Карны».

По окончанию достопамятного собрания Кришна, не теряя времени, быстро удаляется из недружественного Хастинапура, где планировалось покушение на посла, и гонит коней так быстро, что за день покрывает значительное расстояние и оказывается в другом царстве, где ему уже ничего не угрожает. Однако, как ни торопиться Кришна, всё же он останавливается, чтобы забрать на свою колесницу Карну. Далее у них происходит примечательный разговор, раскрывающий неожиданные стороны сына Солнца, его характер и мотивацию. Вообще для эпоса раскрытие мотивов героя нехарактерно. Понятна мотивация, когда герой сражается с чудовищами, но почему он делает то или другое – бог весть. В крайнем случае его действия объясняются прямым наущением богов. «Махабхарата» подробно раскрывает мотивы основных персонажей, особенно – Карны, и этим тоже уникальна. 

Итак, наедине, без свидетелей, встречаются два «ястреба» - Кришна и Карна. Казалось бы, что им обсуждать, ведь решение о войне уже принято. Тем не менее Кришна зовёт Карну в свою колесницу, несмотря на то, что последний только что участвовал в планировании заговора против Кришны же. И Карна не отказывается побеседовать с другом врагов, ведь недавно Кришна сам заявил: «Пандавы ведь пребывают в законе! Кто может что-либо дурного сказать о них? Кто ненавидит их, тот и меня ненавидит; кто благосклонен к ним, тот и ко мне благосклонен. Знай, что у меня полное единодушие с благочестивыми пандавами!» Как ни удивительно, по обращению Кришны и Карны друг с другом даже непонятно, что они из противоположных лагерей. Создаётся впечатление, что они друг к другу как минимум неплохо относятся, а иногда их разговор по близости и откровениям похож скорее на беседу двух давних друзей. 

Кстати, в отличие от Кришны, который в беседах с Пандавами прямо указывает на Карну как на подстрекателя Дурьодханы («ствол дерева гнева»), Карна никогда не отзывается о Кришне дурно. Да, Карна похваляется, что уничтожит Арджуну, но вот что он походя замечает о Кришне. Когда Бхишма восхваляет Кришну: «Сокрушитель Баны и сына Бхуми (это могучие асуры), сам Васудева (Кришна), который в пылу сражения истреблял врагов, равных и даже превосходящих тебя (Карна), охраняет Носящего диадему (Арджуну)!», Карна отвечает: «Несомненно, владыка вришниев (Кришна) такой именно, каким его изобразили. Я считаю даже, что он, великий душою, представляет собою гораздо больше». Создаётся впечатление, что Карна высокого мнения о Кришне, но никогда не говорит об этом, чтобы не смущать своего друга и сюзерена. 

Но наедине с Кришной, который обращается к Карне «словами ласковыми», Карна может быть полностью откровенным. О мотивах самого Кришны мы поговорим позже. Кришна сначала улещает Карну, говорит ему, что тот много добра сделал брахманам, и не раз спрашивал их о предписаниях Вед, о долге и подобном. Затем Кришна сообщает, что Карна – старший сын Кунти, следовательно, по закону он – старший брат всем Пандавам и родственник и самому Кришне, и его народу. Кришна предлагает Карне ехать прямо с ним, сейчас же, в стан Пандавов, где, как старшему, ему будет принадлежать трон. Картины рисуются самые завлекательные: «Пятеро братьев Пандавов, и пятеро сыновей Драупади, и непобедимый сын Субхадры (Абхиманью) обнимут стопы твои. Цари все и царевичи, собравшиеся ради дела Пандавы, все андхаки и вришни тоже припадут к стопам твоим. Пусть царственные жены и царевны принесут золотые, серебряные и глиняные сосуды с водой, а также целебные травы, всевозможные семена, вьющиеся растения и драгоценные камни для твоего посвящения. А на шестой срок Драупади также придет к тебе как супруга твоя!» То есть Кришна обещает Карне тот статус, которого он так долго и безуспешно добивался всю свою жизнь, а в придачу – «долю» от Драупади. Кришна не то, чтобы забывает собственные слова о «стволе дерева гнева», но пытается вроде бы как-то смягчить непримиримость Карны и его «жестокое сердце».

На это удивительное предложение Карна отвечает без гнева, вежливо, даже дружески, но вполне определённо. Он сообщает, что давно знает о том, чей он сын, то есть о Кунти и Сурье, и об обстоятельствах своего появления на свет. Но перейти в другой стан и воспользоваться обещанными благами ему мешают три обстоятельства. Первое: да, он сын Кунти, но она отказалась от своего дитя при рождении. А подобрала его и воспитала семья суты. Радха омыла и очистила Карну, у неё даже потекло молоко из грудей, она отдала найдёнышу любовь, какую и родные матери не часто проявляют. Адхиратха же выполнил все обязанности отца: провёл сыну все положенные обряды, когда тот подрос, нашёл ему жён. Так как же, вопрошает Карна, лишить таких родителей их прав называть его сыном? Более того, не только к родителям, Карна «нежно привязан» ко всем сутам, в касте которых не только вырос, но и впоследствии, уже будучи царём Анги, «…совершил множество жертвоприношений, и всегда вместе с возницами-сутами. И все мои семейные и брачные обряды совершались совместно с сутами». Переводя на современный язык, вся социальная жизнь Карны прошла в касте сут – там у него друзья и родственники, и все его человеческие, «сердечные» привязанности. Став открыто старшим Пандавом, Карна лишается всего этого, и лишает и приёмных родителей сына, и сут – друга и родича. Замечу, что такие узы любви между подкидышем и приёмной семьёй – большая редкость. Обычно в эпических сказаниях герой, узнающий своё происхождение, с легкостью отказывается от прежних отношений и завязывает новые. Например, Парис уходит от пастухов, его воспитавших, не оглядываясь, в царский дворец. Моисей оставляет дворец фараона и присоединяется к своему народу. Справедливости ради отмечу, что и приёмная семья часто не знает, что делать с юным героем, очень уж он буйный и не подходит к той среде.

В отличие от этих героев Карна пользуется несомненным любовью и уважением в касте сут, и отвечает им такой же привязанностью и любовью. Пожалуй, только один герой может сравниться с ним в любви к приёмным родителям – это сам Кришна. Вспомним, что Кришна был рождён в тюрьме, его отец вынужден был, пользуясь божественным вмешательством, подбросить ребёнка своему родственнику Нанду, который был «царём Гокулы» - сельской местности, населённой пастухами. То есть Нанду был не ровней таким царям, как Кауравы, Пандавы, как династия Чеди и Магадхи, не царём-героем. Позже многие эти высокородные люди не раз попрекали Кришну «пастушеским» происхождением: и рос он не во дворце, а в простом домике, и играл с пастухами и пастушками. Однако же сам Кришна, вернувшийся в лоно семьи, в династию Ядавов, никогда не забывал о своём детстве и приёмных родителях – Нанду и Яшоде. И называл себя попеременно то «сыном Деваки», то «сыном Яшоды», отдавая равную дань уважения обоим своим матерям – и той, что его родила, и той, что вырастила. Так что Кришна как раз мог бы понять Карну, а Карна – Кришну в этом вопросе. Но обстоятельства слишком разные: если Девака вынуждена была оставить Кришну при рождении из-за грозящей ему опасности – иначе её собственный брат, узурпатор Камса, убил бы племянника, как и шестерых его братьев - то Кунти бросает Карну из-за грозящей ей опасности позора. Впоследствии Кришна возвращается в родной город, убивает Камсу и таким образом устраняет опасность не только для себя, но и для всей династии. Он выпускает из тюрьмы родичей, возвращает трон родному деду, и так далее. Кришна-герой следует в своей судьбе достаточно типичной эпической модели.

Иное – Карна. Его жизнь уже связана с совершенно другим социальным слоем, стать царским сыном для него означает не возвращение домой, как у Кришны, а нарушение обязательств перед семьёй сут и всем их обществом. Второе обязательство, останавливающее Карну от принятия предложения Кришны – долг дружбы перед Дурьодханой. «Благодаря поддержке Дурьодханы из рода Дхритараштры, о Кришна, я в течение тринадцати лет наслаждался царством, свободным от терний на моём пути… Опираясь на меня, о Кришна, Дурьодхана приступил к приготовлениям для вооружённой схватки, о отпрыск рода Вришни, и вызвал вражду с Пандавами. Ради этого, о Ачьюта, он, обрадовавшись, избрал меня как достойнейшего соперника Савьясачина, долженствующего выступить против него в поединке на колесницах в предстоящей битве. Ни из-за угрозы смерти или ввиду родственных уз, ни из страха или корысти, о Дханардана, не могу я проявить несправедливость по отношению к мудрому сыну Дхритараштры». Как видно, Карна хорошо понимает, какую роль он сыграл во вражде Кауравов и Пандавов. Отказаться сейчас означает очень сильно подвести Дурьодхану, уж не говоря о том, что принц всегда относился к Карне очень хорошо, и было бы чёрной неблагодарностью отплатить ему злом за добро. 

Как видно, оба соображения Карны – и про приёмных родителей, и про Дурьодхану – можно описать одним тезисом, который и представляет краеугольный камень поведения сына Солнца. Этот тезис: отвечать добром на добро. Карна идеализирует родственные и дружеские отношения, его можно назвать наивным в этом отношении, он готов пожертвовать жизнью, чтобы только не огорчить тех, кто сделал ему добро. Есть и третий резон: Карна весьма болезненно относится к чести воина. Он считает, что отказ от поединка с Арджуной нанесёт урон им обоим. В системе координат Карны если уж воины обещали поубивать друг друга, то отказ от этого обещания, вызванный даже открывшимся родством, способен причинить непоправимый ущерб репутации. Здесь он тоже идеалистически и слишком бескомпромиссно относится к понятию кшатрийской дхармы. Не это ли имел в виду Бхишма, сказав как-то о Карне, что тот «слишком уж добродушен и наивен», и потому не может быть хорошим советчиком Дурьодхане? В недалёком будущем страстное стремление к воинской дхарме и нежелание пойти на компромисс будет стоит Карне жизни. Однако эти же черты делают Карну таким привлекательным в глазах слушателей сказания, и, возможно, самого божественного Кришны. Герою, со всех сторон отвратительному, сочувствовать невозможно – у Ганелона, например, из сказаний о Роланде нет никаких поклонников, он гнусен во всех своих проявлениях. 

Всего вышесказанного хватило бы, чтобы слушатель оценил благородство Карны и посопереживал. Но сказание на этом не останавливается, а продолжает беседу удивительными откровениями. Оказывается, Карна раскаивается в словах, сказанных им Пандавам во время игры в кости! Он довольно неуклюже тут же пытается объяснить, что сказал он их только «для удовольствия Дурьодханы», но конечно же это не так, стоит только перечитать эту сцену. Но и здесь, в этой непоследовательности, Карна показан как живой человек. Ему мучительно стыдно за свои прошлые деяния, и он, не выдержав, в присутствии воплощённого божества, столкновения с собственной совестью, начинает бормотать какие-то оправдания. Такое поведение не встречается у эпических героев, которые вообще рефлексировать не умеют. Даже у героев трагических, в смысле античной трагедии, такого нет – они попадают в безысходные ситуации, но сами измениться не могут. Карна ведёт себя как герой драмы Нового времени, как Гамлет какой-нибудь. Это единственный герой во всей Мхбх, который жалеет о своих поступках бескорыстно. Да, позже Дхритараштра пожалеет о смерти своих сыновей, но это другое – жалеть о последствиях, когда уже поздно. Юдхиштхира будет мучится виной, однако всё это далеко от чистого раскаяния Карны. Ему бы, как Дурьодхане, спокойно заявить, что Пандавы сами виноваты, и вообще, они меня всегда обижали. Но нет, в результате размышлений Карна приходит к выводу, что правда – на стороне лично неприятных ему Пандавов. «Пусть будет навеки царём справедливый душой Юдхиштхира». Более того, Карна просит Кришну сохранить их разговор в тайне, потому что, если Юдхиштхира узнает, что Карна – его старший брат, то, «будучи привержен дхарме», немедленно отдаст царство Карне. Карна же, любя Дурьодхану, сразу же отдаст царство ему, то есть в итоге всё царство получит Дурьодхана, а этого допустить нельзя! Ибо несправедливо по отношению к Пандавам. 

Не видя иного выхода из этой запутанной ситуации, Карна буквально умоляет Кришну совершить уже наконец «жертвоприношение оружием», то есть начать войну. И дать всем героям умереть по-кшатрийски, на поле боя, славной смертью, открывающей для воина врата небес, «высочайший путь», как выразился позже Арджуна. Карна практически пророчествует, говоря, что Юдхиштхира победит, что Бхима убьёт Духшасану и напьётся его крови, что самого Карну убьёт Арджуна. Сын Солнца сравнивает битву с жертвоприношением, известный ещё из Вед образ, причём главным жрецом называет самого Кришну. То есть Карна на протяжении всей беседы ничуть не сомневается в божественности Кришны, выражая её таким, привычным и почти безопасным способом. Карна не просит Кришну открыть ему тайны бытия и успокоить сердце, не просит открыть божественный облик – он как будто бы уже знает обо всём этом, или страшится узнать, и не задаёт лишних вопросов. Сын Солнца приближается к стоящей прямо перед ним истине, насколько это вообще возможно для человека, действующего собственным умом. Но вот здесь, на пороге, он останавливается. Он не может просто доверится Безначальному, склонится перед Его волей, оставить всё – земные свои обязательства, привязанности, семью и друга – и последовать за Божественным. На такой шаг Карна не способен, да и честно говоря, крайне мало людей решились бы на такое. Карна – не негодяй, который может соблазниться жирным куском, он – благородный человек с принципами, это и трагично. Именно его привязанности, его следование мирским условностям не дают ему подняться над суетой и познать божественное откровение.

Быть может, именно это имеет в виду Кришна, когда в конце беседы горестно восклицает: «Теперь Земля эта, наверно, стоит уже на краю гибели, если слова мои, о Карна, не доходят до твоего сердца!» Коснусь кратко и мотивов Кришны, зачем он затеял этот разговор с Карной. Самый очевидный «земной» мотив – посеять неуверенность в стане врага. Дурьодхана совершенно непрошибаем, Духшасана не живёт своим умом, слепо подчиняясь любимому брату, Шакуни – старый, прожжённый интриган, цель которого – гибель династии, пусть и ценой собственной жизни. С этими тремя главными ненавистниками Пандавов говорить не о чем. Иное дело – Карна. Кришне, как умному и наблюдательному человеку, известны слабые места этого сильного и непримиримого воина. Ласково говоря с ним и играя на чувствах, Карну нельзя примирить с Пандавами, но можно посеять сомнение, подорвать боевой пыл, чтобы сделать Карну менее уверенным на поле боя. Это – вполне легитимные средства политики, они упоминаются в самой «Удийогапарве». Более того, даже Юдхиштхира, ещё на этапе сбора войск, сговаривается с Шальей, царём мадров и родичем, о том, чтобы Шалья, ради блага Пандавов, хотя и сражается в лагере Кауравов, говорил бы Карне худое под руку во время битвы, и тем самым подрывал бы его дух. Об этом эпизоде мы поговорим позже, пока же замечу, что поведение Кришны и мотивы его беседы с Карной можно легко объяснить и чисто прагматическими задачами. Но мне нравится видеть в этом не только политическую интригу, а и разговор человека с Божественным. В конце концов, Кришна – существо многоплановое, он одним выстрелом, что называется, убивает нескольких зайцев. Если Карну не получается спасти – значит, надо спасать (от Карны) Арджуну. 

Так или иначе, но Карна, несмотря на свои же собственные пророчества, не уверен в исходе своего грядущего поединка с Арджуной. Не уверен в этом и сам Кришна, в дальнейшем мы это увидим. Карна на прощание дружески обнимает Кришну, чего бы никогда не сделал, если бы искренне не считал Кришну своим другом и доброжелателем, и, опечаленный, возвращается в Хастинапур. Там его ждёт второй тяжёлый разговор, имеющий роковые для героя последствия. К Карне приходит Кунти. Обратим внимание: Карна на рассвете начинает поклонятся Сурье, как у него заведено, как он делает каждый день. В этот раз поклонение затягивается, таким образом сказание намекает на неспокойное состояние духа героя. Закончив в полдень, Карна оборачивается, и видит не брахманов и разного рода люд, что пришёл попросить что-нибудь, корову или злато, а – Кунти. Свою родную мать.

Сказание вполне ясно представляет её мотивы. Узнав от Видуры, что войны не избежать, почтенная вдова рассуждает так: «Наставник Дрона никогда не будет охотно сражаться со своими учениками. А деду как не выказать сердечной своей привязанности к Пандавам! Один лишь этот нечестивец Карна, с его ложным представлением, постоянно следует заблуждениям злобного сына Дхритараштры и ненавидит Пандавов! Всегда упорствующий в том, чтобы причинить большой вред Пандавам, Карна к тому же особенно силён. Это и сжигает меня теперь. Отправлюсь я, чтобы умилостивить Карну, и, раскрыв ему правду, я надеюсь сегодня склонить его сердце к Пандавам». Иными словами, Кунти заботится о благе своих пятерых, законных сыновей, и тоже хочет воспользоваться слабым местом их злейшего врага - Карны. Не будем спешить укорять мать, решившую спасти одних своих детей за счёт другого. Выбора у неё не много: не делать ничего, или попытаться сделать что-то. Спасти всех невозможно, приходится выбирать.

С самого начала Карна пытается намекнуть Кунти, что не примет её как мать: он приветствует её как «сын Радхи и Адиратхи». Кунти снова раскрывает Карне тайну его рождения, вновь, как и Кришна, повторяет идею, что по закону Карна – первый из Пандавов, и значит, всё их царство принадлежит по праву ему. Кунти обещает Карне восстановление социального статуса: «Пусть не будет у тебя прозвища «Сын возницы». Ты — сын Притхи, наделённый могуществом!» В союзе с Арджуной для братьев не было бы «ничего невозможного», вместе они совершили бы великие завоевания и прославились бы по всей Земле. Усиливая впечатление от слов Кунти, с неба раздался голос самого Сурьи, подтверждающего её слова. Однако всё это не производит на Карну особого впечатления. Он отвечает, что не должен следовать велениям Кунти, хоть та его и родила, потому что она покинула его при рождении и не провела должных для кшатрия обрядов, то есть не включила в социум. «Какой же другой враг мог бы причинить мне зло, гораздо горшее?» Карна винит во всех своих бедах мать – она должна была, но не дала ему того места в жизни, которое он имел по праву рождения. Фактически, Карна сурово отчитывает мать, выговаривая ей, что та не исполнила свой долг по отношению к сыну. Он прекрасно понимает её мотивы: «Никогда раньше ты не стремилась сделать для меня благо, как это подобает матери. А теперь ты, однако, обращаешься ко мне, желая блага лишь только себе». 

Говорит Карна и о другом – о том, что люди, общество будут говорить о нём дурно, если он перейдёт в стан Пандавов. Повторяет те же аргументы, что и в речи к Кришне, несколько по-иному и усиливая мотив благодарного долга: «Ибо наступило уже время, когда нужно приложить усилия тем, кто живет в зависимости от сыновей Дхритараштры. Я непременно должен отплатить им добром, даже рискуя самой жизнью. Люди греховные, нетвердые духом, которые получали хорошее довольство и пользовались всеми благами, когда приходит время воздать за благодеяние, пренебрегают содеянным для них добром и губят его. И в самом деле, для зловредных слуг царя, для тех, кто крадет у своих господ жертвенную лепешку, — для подобных нечестивцев не существует ни этого, ни потустороннего мира!» 

Однако Карна не был бы Карной, если бы попросту отправил Кунти восвояси. Сердце его не железное, и он даёт огорчённой женщине обещание: щадить во время битвы всех её сыновей, кроме Арджуны. «Ибо если я убью Арджуну в этой битве, то достигну добродетельных заслуг, если же Савьясачин убьет меня, то имя мое вечно будет покрыто славой. Но пятеро из твоих сыновей, о достославная, никогда не погибнут. Их всегда будет пятеро, либо без Арджуны, но вместе с Карной, либо с Арджуной, но без Карны убитого!» Услышав это, Кунти усиливает роковую клятву: она нежно обнимает Карну, шепча при этом в его ухо: «Так пусть ты вспомнишь о данном заверении своем в разгаре битвы, когда будет пущено в ход оружие!». И тут же желает сыну здоровья и благополучия, победы она пожелать не может. Всё же Карна проявляет наивность, ибо ушёл с этого разговора обрадованный. Надо полагать и ласковыми словами Кунти, и тем, что смог и ей что-то дать, хотя она ему не дала в жизни ничего. Позже данная Карной клятва повлияет роковым образом и на него, и на всё дело Кауравов.

Вроде бы круг судьбы завершён, все приготовления сделаны, герой должен умереть. Но потребуются ещё усилия, и не малые, чтобы Карна, наконец, пошёл «высочайшим путём».