Женщина упанишад и эпоса

Стри-дхарма, то есть представление о месте женщины в обществе и её обязанностях, только в идеале описана в «Законах Ману». Различные источники (и здравый смысл) показывают, что отношение к женщине различается в разных варнах, в разных регионах и в разные времена. Так как столь давние дни крайне мало задокументированы, сказать в точности о положении женщин в древности можно только очень обобщённо и приблизительно. Тем не менее, кроме «Законов Ману» есть и другие источники, и там положение женщины рисуется несколько иначе.

По Ведам и постведическим писаниям вроде упанишад учёные реконструировали положение женщин. Хотя в целом общество было патриархальным, то есть собственность и власть распределялись в основном среди мужчин, женщина всё же имела некоторую свободу. В семье, где не было сыновей, дочь обладала правом наследовать семейную собственность. Женщины имели свободу передвижения, наравне с мужчинами принимали участие в ярмарках, праздниках, в собраниях. Рождение дочери не рассматривалось как злой рок для семьи. В теологических трактатах упанишадах есть даже рекомендации по проведению ритуалов, предусматривающих рождение «учёной дочери». Девушки выходили замуж после 16 лет и имели возможность получать образование. Вопросы замужества часто решались самой женщиной, а не ее родителями. Развод и вторичное замужество также были вполне обычным явлением.

В Ведах и упанишадах женщинах обычно упоминаются в стихах, которые связаны с обрядами продолжения рода, способами зачатия детей мужского пола, с заклинаниями для привлечения женщин и ритуалами для уничтожения тайных поклонников замужней женщины. Однако в одним из разделов Яджурведы («третьей веды», посвящённой в основном ритуальным формулам – мантрам при проведении ведийского жертвоприношения), «Харита-дхарма-сутре», описано два рода женщин: садхьявадху — женщины, которые выходят замуж; и брахмавадини — женщины, которые имеют склонность практиковать духовную жизнь. Они могут носить брахманический шнур (упаяну), совершать ведийское огненное жертвоприношениеагнихотру и изучать Веды.

Упоминаются женщины-мудрецы, среди которых наиболее известны Гарги, дочь Гарга Муни, знаменитого предсказателя и астролога, и Майтрейи, жена знаменитого мудреца Яджнавалкьи. В одной из глав Брихадараньяка Упанишады Гарги появляется при дворе царя Джанаки (известный своей учёностью царь, отец Ситы) и бросает вызов в дебатах Яджнавалкье, лучшему из лучших. Тот отзывается о Гарги с большим почтением, хотя и побеждает её. 

История Майтрейи такова. У Яджнавалкьи было две жены, и вот когда он решил отойти от мирских дел и полностью посвятить себя поиску духовного знания, он захотел разделить свою собственность между жёнами по справедливости. И одна жена захотела материального – дома, и коров, а другая, Майтрейи, отказалась от материального, но попросила у мужа оставить ей знания. Обрадованный мудрец отдал одной жене то, что она просила, всю собственность, Майтрейи же передал духовные знания. В этой истории интересно, что обе жены отнюдь не собирались облачаться в мочало и следовать за мужем, как происходит в эпических историях. Напротив, они остались вести активную мирскую жизнь – одна с материальным имуществом, другая – с учёностью. 

Интересный анахронизм либо дань местным обычаям встречается в Брихадараньяка упанишаде. В ней есть глава, в которой в одном длинном стихе перечислена целая линия из пятидесяти учителей. Что в нём особенного? Все эти учителя носят имена своих матерей в качестве фамилий, то есть указано матрилинейное родство. В связи с этим фактом история о Сатьякаме воспринимается в новом контексте. История эта такова. 

Однажды мальчик Сатьякама, сын женщины по имени Джабала, обратился к своей матери: мол, хочу изучать Веды. Но для этого надо знать свою родословную. «К какому роду я принадлежу?» На это мать ответила, что в юности была служанкой, очень занятой, и понятия не имеет, кто отец Сатьякамы. «Твоё имя – Сатьякама, моё – Джабала. Значит, ты Сатьякама, сын Джабалы». Тогда сын отправила к учителю, чтобы тот научил его Ведам. Учитель, а был он из древнего и уважаемого рода, естественно, спросил, какого рода Сатьякама, нельзя ведь передавать священное знание кому попало. Сатьякама честно ответил так, как сказала ему мать: что отца не знает, и мать его не знает, а сам он Сатьякама, сын Джабалы. Учитель не прогнал мальчика, напротив, заявил, что небрахман не мог бы так правдиво отвечать. Сатьякаму взяли в ученики, а позже он сам стал одним из почитаемых учителей и толкователей Вед.

Этот случай показывает совершенно иное отношение к женщине, её потомству и к варнам как таковым. Во-первых, женщина может быть незамужней и иметь детей непойми от кого. Во-вторых, она может в одиночку позаботиться о ребёнке и научить его правильным вещам. В-третьих, учитель-брахман определяет, кому передать священные знания, не по формальным признакам, а по сообразительности и ему достаточно знать имя матери ученика. Которая, заметим, служанка, а не почтенная матрона из семьи брахманов. Довольно сильный контраст с дальнейшим выделением каст и стойкими предубеждениями относительно «низких» сословий. Вспомнить, например, как в «Махабхарате» обосновывался отказ в обучении Карне: учитель Дрона прямо заявил, что знание, которым он владеет, достойно передачи лишь царевичам. 

Кроме вышеописанного, интересно отметить также роль женщины в передаче знаний. Иногда женщину давали в качестве платы за знание, иногда женщина добивалась, чтобы знания были переданы должным образом ученику. Рассмотрим две истории, иллюстрирующих это. 

В Чхандогья упанишаде есть история о благочестивом богатом человеке по имени Джанашрути. Его слава как милосердного и сострадательного человека распространилась далеко и широко, вплоть до небес. Однажды он услышал от двух странствующих лебедей, что в одной провинции есть даже более великий и мудрый человек, чем он, по имени Райква, и это, несомненно, делает Райкву более почитаемым. Джанашрути охватило сильное желание встретиться с этим человеком и учиться у него. Он повелел своему слуге найти Райкву. После долгих усилий слуге удалось найти нищего провидца, живущего под телегой.

Джанашрути пришел к Райкве с подарками, чтобы задобрить и стать его учеником. Райква отругал Джанашрути за попытку подкупа и отослал прочь, не приняв подарков. Не обращая внимания на оскорбления, в следующий раз Джанашрути пришел с еще большим количеством подарков. Чувствуя, что Райква одинок и, вероятно, нуждается в утешении женщины, а также чтобы умилостивить Райкву, он взял с собой свою прекрасную дочь в качестве подарка. И во второй раз Райква отказался. Но когда он увидел прекрасную девушку, стоящую рядом с Джанашрути, посмотрел в ее лицо, то влюбился, и сказал, что только ради нее он будет учить Джанашрути. 

В той же Чхандогья упанишаде мы находим еще одну интересную историю об Упакошале, сыне Камалы. Он был учеником того самого мудреца Сатьякамы Джабалы. Упакошала, решительный молодой ученик, давший обет безбрачия, упорно трудился в течение двенадцати лет, чтобы угодить своему учителю и узнать от него секреты огненного жертвоприношения, но Сатьякама не был доволен подготовкой ученика, поэтому не хотел давать знания.

Жена Сатьякамы давно наблюдала за драмой, которая разыгралась между мужем и его учеником. Она, вероятно, знала, что ее муж был довольно суров и строг со своими учениками с целью выявить в них лучшее и хорошо подготовить к будущей профессии. Тем не менее, она не могла выносить страдания молодого ученика, который постился в течение нескольких дней и слабел на глазах.

Она убеждала Сатьякаму сжалиться над учеником и дать знания, чтобы потом духи огня не обвинили его в жестоком обращении с Упакошалой. Сатьякама не послушался ее совета и ушел в другую деревню на несколько дней, не научив мальчика. Тем временем ученик продолжал свой пост.

Понимая, что муж не вернется скоро, жена Сатьякамы попросила ученика прервать пост и поесть, но тот отказался, сказав, что расстроен решением учителя и не будет есть. К счастью, домашние костры сжалились над ним и научили его всему до возвращения хозяина. Из этого события становится очевидным, что, хотя жена учителя не разделяла с мужем ответственность за обучение, как мать-опекун она в определенной степени была ответственна за благосостояние учеников и без колебаний вмешивалась, если того требовала ситуация.

В эпосе же положение женщины сдвигается в сторону бОльшей несвободы. Тщательно культивируется тот образ женщины, какой записан в «Законах Ману», отклонения объясняются либо божественным замыслом (истории Кунти, Драупади), либо тем, что действие происходит на периферии арийского мира. Например, Тара – женщина племени ванаров – обезьян, Мандодари – жена ракшаса Раваны. Для примера рассмотрим историю двух женщин-кшатриек, идеально, с точки зрения большинства индийцев, выполнивших долг жён и матерей.

Жена – это половина мужчины, его самый верный друг;

любящая жена – вечная весна

добродетели, удовольствия, богатства; верная жена –

это лучшая помощь в поисках небесного блаженства;

мило беседующая жена – товарищ

в одиночестве, отец в совете,

мать – во все времена страданий,

отдых в прохождении через пустыню жизни.

Гандхари была царевной из страны, как уже можно догадаться, под названием Гандхар. Царевнам в эпосе часто дают имена по стране происхождения, она как бы и представляет эту страну. Гандхари была почитательницей бога Шивы, и, угодив ему аскезами, получила от него дар – Шива обещал, что родит она сто сыновей. Узнав об этом, вдовствующая царица-мать рода Куру Сатьявати послала Бхишму посватать Гандхари за своего старшего внука – слепого Дхритараштру. Интерес её понятен: с таким благословением династия Куру перестанет испытывать постоянные проблемы с недостатком сыновей. Бхишме, надо сказать, не было принято отказывать – недаром он носил такое имя, «грозный, ужасающий». Потому царь Гандхара и не отказал. Но возмутился брат Гандхари, наследный принц Шакуни. Он посчитал унизительным, что его сестра предназначена в жёны принцу Куру, который никогда не станет царём, да ещё и увечному. В неклассических вариантах сказания дело обстояло ещё более сурово: Бхишма, вне связи со сватовством, победил Гандхар, и бросил его царя вместе со всеми сыновьями в тюрьму, где им давали очень мало пищи, дабы заморить голодом. Царь выбрал самого отчаянного сына, поручил ему отомстить за себя и братьев, и велел всю пищу отдавать этому сыну, Шакуни. И сам царь, и его другие сыновья померли, Шакуни же Бхишма велел отпустить, надеясь на его лояльность. Шакуни формально присягнул на верность Хастинапуру, но в душе затаил.

Так или иначе, но во всех вариантах сказания Шакуни был против выдачи сестры замуж за слепого не-наследника трона. Однако его мнения никто не учёл. Гандхари же славна тем, что не только приняла свою судьбу, стать женой не наследного принца, и матерью тех, кто должен бы навсегда находиться в подчинении детей действующего царя Панду. К тому же она сама закрыла свои глаза повязкой, чтобы, не дай боги, не быть выше мужа. Это поступок верной жены, безупречно по стри-дхарме. Лишь один раз за всю свою жизнь она сняла повязку, но этим не нарушила дхарму жены, ведь она выполняла дхарму матери. Но обо всём по порядку.

Иначе сложилось у Кунти. Родной отец отдал её своему бездетному брату, так что в судьбе Кунти сразу же реализуется ослабленный вариант судьбы «подкидыша». Обычно таким способом сказание намекает на необыкновенную судьбу героя или героини: Ситу нашли под землёй, в борозде, Драупади вышла из огня. Кунти с самого начала предназначена для необычных, героических дел: ей предстояло стать матерью героев. Божественные силы развернули целый план, чтобы это осуществить. И передача Кунти приёмным родителям – первый шаг этого плана. Второй шаг – благословение Дурвасы. Этот известный своим гневом мудрец (частичное воплощение Шивы) был доволен кротостью Кунти и её самозабвенным служением. Как Дурваса не старался вызвать раздражение юной девушки, та всё стерпела без ропота, даже лицо недовольным не делала, приняла и выполнила все капризы мудреца. Убедившись, что Кунти готова для выполнения своей миссии, Дурваса передал ей чудодейственную мантру, произнеся которую Кунти могла бы призвать любого бога для особого дара – сына. Произнеся пророчество, что Кунти станет матерью Дхармы (бога), Дурваса удалился. 

Конечно, любопытная девушка захотела проверить данное ей благословение. Она призвала мантрой бога солнца Сурью, но неприятным сюрпризом для неё стало заявление бога, что не может он просто так ходить туда-сюда, и непременно должен дать дар, ради которого призван, а иначе – испепелит и Кунти, и Дурвасу, давшего дар, которым злоупотребили. Под угрозой смерти Кунти согласилась «принять дар» бога. То есть Сурья фактически изнасиловал Кунти. Но даже в такой жесткой ситуации она не растерялась, а попросила у Сурьи дар для его сына: неуязвимый панцирь и серьги, некогда добытые богами при пахтании Океана в числе прочих сокровищ. Сурья охотно снабдил сына этими атрибутами божественности, прибавив пророчество, что ребёнок вырастет в славного, непревзойдённого героя. Сделав всё, что она могла, для нежданного сына, Кунти скрыла его рождение ото всех, кроме доверенных слуг, положила младенца в корзину, и, с тяжёлым сердцем, отправила его по течению реки. Она не хотела расставаться с ребёнком, но в ином случае ей пришлось бы столкнуться с презрением окружающих, и всем её близким тоже – и тем, кто её породил, и тем, кто воспитал. Ценности Кунти и её представления о должном не позволяли сделать выбор, который позорил бы её семью. Так закладывались основы будущей великой войны. Сын Сурьи и Кунти Карна станет одним из основных двигателей вражды. Но пока он мал, и Кунти посылает слуг, чтобы узнать, что с ним случилось. Ей докладывают, что корзину с младенцем выловил Адхиратха, царский возничий-сута, у которого ещё нет детей. И он сам, и его жена Радха очень полюбили мальчика. На время Кунти могла быть спокойной – никто не узнал, и у сына всё хорошо: не утонул в реке, не был съеден крокодилом, или укушен змеёй, а, напротив, попал в семью к хорошим людям, не последнего достоинства, не к чандалам каким-нибудь. Его там будут любить, а Кунти пришло время заняться другими делами. Замечу, что таким образом через Кунти была реализована часть плана богов – заложены основы конфликта сына Солнца Карны с другими воплощениями богов на Земле.

Вскоре после тайного рождения Карны Кунти устраивают сваямвару – традиционные смотрины женихов для женщин кшатрийских кровей. Девушка выбрала царя Панду, наследника одного из сильнейших царств того времени – Куру. Но заводить детей самому Панду было некогда – он много воевал, а потом ещё женился на царевне царства Мадра. Кунти приняла её как сестру, свято соблюдая дхарму жены, хотя, судя по дальнейшим событиям, Панду отдавал предпочтение Мадри перед первой женой. После этого царь вместе с жёнами отправился в своеобразный медовый месяц. Путешествуя со всеми удобствами, царь время от времени занимался любимым делом царей – охотой. Тут-то его и поймала судьба: по ошибке Панду застрелил из лука отшельника с женой, занимавшихся любовью в облике оленей. Перед смертью мудрец проклял царя на бездетность, напророчил ему смерть, как только Панду сблизится с женщиной. Расстроенный царь сложил с себя царские полномочия в пользу своего слепого брата Дхритараштры, и удалился в лес, совершать покаяние за грех убийства святого человека. Жёны последовали за ним. Вскоре они узнали, что жена Дхритараштры Гандхари беременна.

Беременность Гандхари продолжалась гораздо больше отведённого природой срока. А тем временем в лесном изгнании Панду с жёнами произошло примечательное событие. «Ружьё на стене», то есть мантра Дурвасы, могла быть пущена в дело должным образом. Кунти рассказала мужу о мантре, умолчав, естественно, о том, что она уже проверила её. Панду возрадовался, и немедленно захотел сына от бога справедливости Дхармы. Так исполнилось пророчество Дурвасы. Затем Панду захотел сына от Ваю-Павана, бога ветра. Затем – от царя богов Индры. Затем… но тут Кунти, безропотно выполнявшая все желания мужа, решительно отказалась. Неприлично, сказала она, порядочной женщине сходиться с таким количеством посторонних мужчин. У Панду есть уже три сына – и хватит уже. Тогда Мадри попросила мантру – ей тоже хотелось детей, и Панду настаивал. Неохотно Кунти предоставила мантру, Мадри позвала богов-близнецов Ашвинов, небесных целителей, и родила от них близнецов же. Кунти была возмущена, и больше мантру младшей царице не давала. Ведь та, чего доброго, снова вызовет каких-нибудь братьев, и получит сразу двух сыновей, и тогда у неё сыновей будет больше, чем у самой Кунти, а это нехорошо. По статусу Мадри была младшей, вот пусть младшей и остаётся. Но Панду, как не молился, всё же никак не мог избыть в себе слабость плоти. Особенно это было трудно сделать, когда рядом молодая и приветливая Мадри. Однажды Панду не удержался, да и попытался заняться любовью с женой. Тут его и настигло проклятье мудреца – скоропостижная смерть. Вместе с ним на погребальный костёр взошла и Мадри.

Кунти осталась одна с пятью детьми. Судя по всему, она не была совсем одна, её окружали дворцовые слуги. Они же заботились о том, чтобы у семьи Панду было всё необходимое. Но, конечно, это не была роскошная дворцовая жизнь, а главное – не было подходящего для принцев круга общения. Кунти могла бы вернуться в Хастинапур, во дворец, к родственникам, но предпочла не делать этого, пока Бхишма и Видура не настояли. Почему? Дело было в сложных династических коллизиях. Дхритараштра был старшим братом Панду, и по логике, именно он должен был бы стать царём. Однако Дхритараштра был слеп, царь с таким увечьем компрометировал бы правящую династию. К тому же считалось, что неполноценный царь может навлечь несчастья на страну и её поданных мистическим образом – ну не любят боги слепцов. Так что царём стал младший Панду. Гандхари забеременела раньше Кунти, в случае, если бы её первенец стал старшим в младшем поколении Куру, права на трон перешли бы к нему (судя по Законам Ману). Однако беременность была слишком долгой – пятнадцать месяцев, а не положенные девять-десять (беременность тогда было принято рассчитывать по лунному календарю, десять лунных месяцев получилось). Гандхари, узнав о том, что Кунти уже родила сына Юдхиштхиру, в отчаянье стала бить себя по животу – и извергла из себя не ребёнка, а какой-то непонятный кусок плоти. Женщина уже собиралась выбросить его потихоньку, но тут явился мудрец Вьяса и заявил, что этот комок – сто сыновей, обещанных Шиве. Вьяса разделил этот комок на сто одну часть, и велел поместить каждую в кувшин с топлёным маслом. Так у Гандхари и Дхритараштры появились сто сыновей во главе с любимым первенцем – Дурьодханой, и бонусом – дочка.

Потом ещё девять месяцев эмбрионы «созревали» в кувшинах. Итог получился не в пользу Гандхари: её первенец Дурьодана появился на свет годом позже Юдхиштхиры, первенца Кунти и Панду (вернее, отцом-то был бог, но формально – Панду). Это означало, что шансов на то, что трон получит ветвь рода Дхритараштры, не было, несмотря на то, что он находился на троне. Кунти понимала, что подобные расклады неизбежно создадут, мягко говоря, напряжение в семье, и не спешила в Хастинапур. В лесной глуши её маленькие дети хотя бы были в безопасности.

Но всё же Кунти с детьми пришлось вернуться в Хастинапур, хотя бы для того, чтобы дети получили годное для принцев образование. Как Кунти и опасалась, сыновья Гандхари, с поддержкой Шакуни, брата Гандхари, принялись вредить её детям. Да, её Бхима был буйным ребёнком, но не злым – он только поколачивал Дурьодхану с сотней братьев (и ломал им руки-ноги), но Дурьодхана в отместку пытался его убить. Возникает вопрос, почему Кунти, зная обо всём, отчаянно переживала за сыновей, но не сделала ничего, чтобы Дурьодхана понёс наказания за свои не невинные шалости? Она не стала поднимать шум «по совету Видуры». Для авторов и слушателей сказания не надо было пояснять её поведение, вот современным читателям оно не вполне понятно. Скорей всего, дело в том, что «вытаскивание грязного белья» поставило и бы саму Кунти с детьми в невыгодную позицию – мол, её тут кормим, даём всё, что соответствует её статусу, и детям тоже, а она нам фигвамы рисует, то есть жалуется на наших драгоценных деток. Конечно, и Видура, и Бхишма всё знали, как и Дхритараштра с Гандхари. Но что тут можно было предпринять? Лучше всего было бы наказать Дурьодхану и отправить Шакуни обратно в Гандхар, но Дхритараштра не мог позволить обидеть родственника жены и любимого сына. Потому дело решили по-тихому замять. Заметим, что пока Кунти отлично справляется со своей ролью матери героев – её дети, хоть и в меньшем числе, не уступают ста сыновьям Гандхари. Главное, что внушает им мать – не только уважение к традициям, но и почитание к старшим. Она учит всех пятерых быть как «один за всех, и все за одного» - младшим слушать старшего брата, беспрекословно ему подчиняться, старшим – опекать младших. Потому что только так, крепкой семейной ячейкой, можно противостоять невзгодам и опасностям этого мира, вознамерившегося убить детей. Первый раунд остался за Пандавами – несмотря на покушения, они выжили. 

Получив образование и став воинами, юноши двух ветвей династии Куру были готовы продолжить неявную схватку. На выпускных состязаниях и Дурьодхана с братьями, и Пандавы показали высокое мастерство владения оружием, так что мнение народа разделилось – одни считали, что Дурьодхана лучший, другие – что Пандавы. Но, когда на арену вышел Арджуна, казалось, сомнений не осталось: он показал великолепное владение луком, и был на голову выше всех выступивших. Кунти в душе обрадовалась, хотя внешне не могла проявлять слишком бурные чувства, из опасения задеть Гандхари и Дхритараштру – сами-то они слепые, но отлично слышат радость в голосе, и окружающие не преминут нашептать царю и царице про неподобающее поведение невестки. Должно быть, трудно, осознавая, что по статусу ты – царица, вести себя как бедная приживалка, из опасения вызвать толки и расстроить могущественных родственников. Однако надо вести себя скромно, пока Юдхиштхира не станет царём и его положение, а значит, и положение других сыновей не станет прочным.

Но испытания Кунти не ограничиваются её вынужденной ролью бедной родственницы. К ужасу женщины, на арену внезапно выходит её тайный первенец – блистательный Карна. Кунти следила за его судьбой, но не вмешивалась, да и возможности такой не было. Она знала, что Адхиратха отправил сына на обучение к гуру Дроне, вместе с принцами, знала, что он сошёлся с Дурьодханой, что помогал тому в покушениях на её Бхиму. И всё-таки появление на арене она предвидеть не смогла. Когда Карна начал вызывать Арджуну на поединок до смерти, Кунти уже не смогла этого выдержать, и упала в обморок. И затем, приведённая в себя Видурой, вынуждена была смотреть на всё происходящее, как наблюдатель, не вмешиваясь. К её облегчению, старшие не дали юношам сцепиться, а Карна даже получил царство из рук Дурьодханы. С точки зрения Кунти, это было справедливо, поскольку Карна был царского рода, а не из касты сут. Возможно, женщина рассчитывала, что Карна этим и удовольствуется. Но она недооценила ни его гордость, ни принятую в среде кшатриев «лестницу чести». Царство-то Карна получил, но не уважение – кшатрии отказывались принимать его, как равного, как своего, и первыми это сделали дети Кунти, Арджуна и Бхима. 

Но Кунти было некогда переживать за судьбу старшего сына слишком долго. Опасность снова грозила её законным сыновьям, и ей самой. Народ, рассмотрев принцев, и помня, что Панду был добрым царём, склонился в пользу Юдхиштхиры. Учитывая это мнение, Дхритараштру торопили с объявлением Юдхиштхиры законным наследником трона. Видя, что борьбу за власть он проигрывает, Дурьодхана быстренько поставил задачу дяде Шакуни, составил заговор, и убедил отца отправить Пандавов с матерью в другой город, якобы на праздник. А сам приказал доверенному слуге выстроить дворец из горючих материалов, чтобы сжечь всех ненавистных братьев. Однако Юдхиштхира, предупреждённый Видурой, принял предупредительные меры: выкопал подземный ход, и, когда представился случай, братья подпоили главного слугу Дурьодханы, какую-то нищенку с пятью сыновьями, сами подожгли дворец, и скрылись в лесах. Люди нашли пять подходящих обугленных тел (плюс шестое тело строителя дворца), и решили, что Пандавы погибли. Народ рыдал, но Дурьодхана мог больше не опасаться соперников. Однако кое-кто во дворце, точно Видура, а может, и Бхишма, знал, что Пандавы не погибли.

Так Пандавы провели второй раунд. Им удалось выжить, благодаря доброжелателям во дворце, но враги были слишком сильны, и Кунти не решилась вернуться в Хастинапур, где покушение могло повториться. Вместо этого она велела сыновьям притворяться брахманами и жить на милостыню. Однако так не должно было продолжаться вечно. Женщина не собиралась делать юношей отшельниками на всю жизнь, не хотела, чтобы они забыли воинские навыки. Узнав, что на деревню, в которой люди оказывали им всем гостеприимство, регулярно нападает ракшас, Кунти немедленно отправила Бхиму расправиться с ним. На сваямвару Драупади принцы попали сами, волей судьбы, которой помог Вьяса, их дед. Кунти снова предстояло сыграть ключевую роль: она, не поворачиваясь лицом к детям, которые просили её посмотреть, «какую милостыню они получили», велела им «разделить, что бы они не получили, как всегда, поровну». Засада была в том, что в этот раз дети принесли не продукты, а девушку – Драупади должна была бы стать женой Арджуны, выигравшего её на сваямваре.

Дальнейшие действия Кунти тоже не так просто понять. Она не то чтобы говорила прямо «Драупади должна стать женой всех пятерых сыновей», но твердила, что боится сказать неправду, значит, её слова каким-то образом должны оказаться правдой. Сообразительный Юдхиштхира тут же понял, куда клонит мать: он подумал, что такая красавица, как Драупади, непременно вызовет раздор между братьями, если не будет принадлежать всем пятерым. Вьяса, тут же пришедший, разъяснил ситуацию отцу девушки, царю Друпаде, приведя три аргумента: во-первых, панчалы так всегда делали, просто обычай такой древний, что подзабылся; во-вторых, это следствие прошлой жизни Друпади – она якобы пожелала мужа пять раз, и божеств обещало выполнить все её желания; в-третьих, Драупади – воплощение богини, предназначенной для того, чтобы стать причиной освобождения «застрявших» в человеческих жизнях могучих богов. Перед весомостью аргументов Друпада сдался, и совершил бракосочетание дочери со всеми пятью братьями. Так Пандавы и единства не потеряли, они по-прежнему были крепко сжатым кулаком, и приобрели мощного союзника в лице царя Панчала. И всё это они получили во многом из-за позиции Кунти.

Дальше следовали подвиги, триумфальное возвращение в Хастинапур (снова по приглашению), но теперь уже, после удачной женитьбы, Пандавы не моги быть в статусе бедных родственников. Старейшинами было принято решение о разделе царства, Пандавы с супругой отправились в дикие места, где основали город Индрапрастху, и снова покоряли царства и совершали подвиги. Кунти же осталась в Хастинапуре. Почему она не пошла с любимыми детьми? Вряд ли Кунти пугали трудности недворцовой жизни. Возможно, будучи кшатрийской женой и матерью, она решила, что ради благополучия сыновей она теперь должна стать их агентом влияния при дворе. Конечно, был Видура, и Бхишма, и Дрона, но всех их было недостаточно, чтобы отвести опасность от детей. Возможно также, что Кунти намекнули, чтобы она осталась, держа её как бы в заложницах. Но сказание никогда не упоминает, чтобы Кунти грозила какая-то опасность, или что её пребывание в Хастинапуре хоть как-то влияло на действия Пандавов. Так или иначе, но Кунти была разлучена со своими детьми, и радовалась только вестям о них. В то же время в Хастинапуре она была ближе к первенцу Карне. Последний часто наезжал во дворец и вёл постоянные кампании против Пандавов.

Как чувствовала себя Кунти, видя, как её сын интригует против её других сыновей? Сказание умалчивает. Лишь позже, подводя итоги всех лет, что прошли от выпускного выступления до битвы на Курукшетре, женщина горько восклицает, что «по глупости пренебрегала» старшим сыном. Он давно знал свою тайну, но между матерью и сыном не было никаких отношений. Позже Карна усердствовал в оскорблении Драупади и Пандавов, радовался их изгнанию на 13 лет. Разумеется, Кунти не обрадовало ни оскорбление невестки, ни изгнание её детей, ни злорадство Карны. На время изгнания Пандавов Кунти снова осталась в Хастинапуре, будучи уверенной, что Драупади будет сплачивать братьев, и не даст забыть им о мести. Но Кунти предстояло ещё выполнить свою дхарму матери до конца.

Кунти снова возникает в сказании во время попыток мирных переговоров. Передавая через Кришну послание сыновьям, она ведёт себя как образцовая кшатрийка. Кунти напоминает сыновьям, что родила их как героев – с чудесными явлениями и предсказаниями, что воспитала сильных, смелых воинов, и что их долг – отомстить за оскорбление Драупади и взять своё. То есть царский трон. Кунти говорит это Кришне не втайне, а при свидетелях, не боясь, а даже желая быть услышанной. Она выполняет свой долг, подбадривая сыновей, фактически приказывая им вступить в войну с родственниками. Заметим, что раньше Кунти не высказывалась так радикально. Причина вполне понятна: сейчас уже не было надежды на мирный исход, а Пандавы были достаточно сильны, чтобы не отступать, а забрать наследство предков. 

Гандхари же пытается удержать Дурьодхану и послушных ему сто братьев от войны с Пандавами. Однако ей это не удаётся. Сказание, постоянно восхваляя Гандхари за праведную верность мужу, замечает, что она слишком сильно была привязана к своим детям. Однако, в то время, как Кунти провоцирует своих сыновей начать войну, Гандхари делает всё, чтобы война не началась. Позже она выполняет свой долг матери, снимая повязку для Дурьодханы. По преданию, у Гандхари было столько заслуг, что она могла, посмотрев на Дурьодхану, сделать его тело неуязвимым. Она попросила сына раздеться полностью, однако он, застеснявшись, либо подначенный Кришной, не снял набедренной повязки. Именно бёдра стали его уязвимым местом, туда он и получил роковой удар от Бхимы.

А вот разговор с Карной у Кунти произошёл тайный. Она пошла к старшему сыну после того, как с ним говорил Кришна, и не добился ничего (хотя это не точно, истинные цели того или иного поступка Кришны определить не так-то просто). Во всяком случае, Кришна не убедил Карну бросить всёи присоединиться к Пандавам. Кунти, пользуясь правом матери и благородством сына Сурьи, попросила у него дар: пусть её дети останутся в живых. Она не могла не понимать, что такое обещание убьёт Карну. Но всё же судьба распорядилась так, что один её сын связался со злодеями, и выступил против других – её хороших детей. Кунти и пошла к Карне, чтобы устранить колючку на пути других своих детей: «Наставник Дрона никогда не будет охотно сражаться со своими учениками. А деду как не выказать сердечной своей привязанности к пандавам! Один лишь этот нечестивец Карна, с его ложным представлением, постоянно следует заблуждениям злобного сына Дхритараштры и ненавидит пандавов! Всегда упорствующий в том, чтобы причинить большой вред пандавам, Карна к тому же особенно силен. Это и сжигает меня теперь. Отправлюсь я, чтобы умилостивить Карну, и, раскрыв ему правду, я надеюсь сегодня склонить его сердце к пандавам». Как видно, Кунти здесь двигают соображения пользы, особенной привязанности она к Карне не испытывает. Но это страшный выбор – между детьми, и Кунти ещё будет расплачиваться за него. Карна же прямо обвиняет вдовую царицу в том, что она – его злейший враг, так как её решение определило его несчастную судьбу. Обладая духом кшатрия, он всю жизнь провёл как сута – только потому, что мать не провела положенные обряды. Не ввела в социум в качестве кшатрия. Карна укоряет Кунти: «Никогда раньше ты не стремилась сделать для меня благо, как это подобает матери. А теперь ты, однако, обращаешься ко мне, желая блага лишь только себе». Но нужное обещание всё-таки даёт. Кунти усиливает впечатление, обнимая сына и шепча ему «смотри, не забудь своё обещание». Оттаявший от ласкового обращения Карна уходит, радостный, ведь мать всё-таки, хотя бы для пользы дела, призналась, а Кунти остаётся наедине со своими мыслями.

Уже после сражения, на церемонии возлияния воды мёртвым, Кунти, рыдая, открывает страшную правду детям: Карна был их братом. Поражённый Юдхиштхира, который и так тяжело переживал гибель родственников, укоряет мать в том, что она скрыла от него правду. «Вместе с Карной нам был бы никто не страшен!» - восклицает царь снова и снова. Он даже обвиняет мать в том, что своим молчанием она причинила вред всем Пандавам, и проклинает всех женщин, на то, что отныне они не смогут сохранить ни один секрет. Кунти же может теперь скорбеть о старшем сыне свободно. Примечательно, что, хотя её дети получили царство, Кунти не спешит радоваться жизни. Вместо этого она предаётся скорби о Карне, и находится рядом с безутешными Гандхари и Дхритараштрой, поддерживая их. 

Гандхари же сильно скорбит о сыновьях и внуках, и зяте – муже дочери. Плач Гандхари по погибшим – одно из лучших произведений подобного жанра, подводящий печальный итог войны. И ещё запомнилась Гандхари своим знаменитым проклятием Кришне. Она прокляла божественного трикстера на смерть в безвестности, не славную, как положено воину-кшатрию. А также напророчила, что весь род вришниев погибнет в братоубийственной войне. Так всё и получилось, хотя Гандхари не довелось дожить до выполнения своих проклятий. Тем не менее, дети были отомщены – что не удалось Дхритараштре, который хотел раздавить Бхиму в своих как бы родственных объятьях, то удалось Гандхари. Это любопытный момент, показывающий силу матери. Она может защитить своих детей, и отомстить за них.

Наконец, устав от жизни (и насмешек Бхимы), Гандхари и Дхритараштра решают удалиться в леса. Фактически, это последний этап жизни, во время которого человек рвёт все социальные связи и готовиться к смерти, занимаясь только постом и молитвами. Внезапно вместе с ними в лес уходит и Кунти. Поражённый Юдхиштхира пытается остановить мать, замечая, что ещё не вся дхарма матери ею выполнена. На это Кунти отвечает: «Прежде, о царь, когда вы пребывали в унынии, я поддерживала вас. Когда у вас было отнято царство в результате игры и вы, побежденные родичами, лишились преуспеяния, я поддерживала вас. "Да не погибнет, о мужи-быки, потомство Панду! Да не погибнет ваша слава!" - вот ради чего я поддерживала вас. (…) Когда у меня на глазах Духшасана по невежеству своему притащил в Собрание, точно служанку, проигранную в кости, безупречную телом, трепещущую, как банановое дерево, верную женской дхарме Драупади в пору нечистоты ее, стало мне ясно - роду нашему нанесен урон. (…) Знайте, мои сыновья: дабы взрастить мощь вашего пыла, словами Видуры тогда я поддерживала вас. Да не погибнет царский род Панду, обретя моих сыновей, - вот ради чего, сын мой, я поддерживала вас. Если сыновья или внуки царя, не говоря о самом царе, не обретают наиблагих миров, приходит к погибели род. Некогда, сыновья мои, я вкусила обильных плодов царствования моего супруга, совершены были мною обильнейшие дарения, испит, как положено по обычаю, сома. Поэтому не ради своей выгоды побуждала я к действию Васудеву увещеваниями Видуры - то было сделано во имя спасения рода. Не желаю я, сын мой, плодов царства, завоеванных сыновьями, но желаю, владыка, подвижничеством достичь благословенных миров, где пребывает супруг мой. Служа моим свекру и свекрови, живущим в лесу, о Юдхиштхира, я иссушу свое тело подвижничеством». 

В этой речи Кунти объясняет свои поступки дхармой жены и матери-кшатрийки. Она мыслит категориями рода. Пандавы не просто её дети – они продолжатели рода славного Панду. Как жена, Кунти обязана дать продолжение рода, и сохранить его до внуков. Также она заботится о чести рода – согласно понятиям чести, роду мало быть просто живым, надо быть чтимым и уважаемым. В этом есть глубокой смысл: дело в том, что в культурах чести эта сама честь – нематериальный капитал, показатель того, насколько силён род. Если настолько, что его нельзя оскорблять безнаказанно – к нему будут относиться с уважением и его представители не подвергнуться таким опасностям, как род, лишённый чести. Стерпеть оскорбление – значит вызвать не только насмешки других кшатриев, но и подвергнуть себя угрозе повторного унижения и даже нападения. Вспомним, что после оскорблении в Собрании Драупади как минимум дважды подвергалась попыткам изнасилования. Логика проста: если человек с родичами не может ответить на оскорбление, значит, он слаб и можно делать всё, что угодно: угонять скот, красть и насиловать женщин, в конце концов невозбранно убивать представителей рода. Так что свирепость ответа служит во многом охранной грамотой. В самом эпосе это подаётся как восстановление справедливости, и, с точки зрения Кунти и Пандавов, это так и есть. С точки зрения богов – то же, потому Пандавы и выигрывают схватку.

Выполнив свою миссию, Кунти считает, что она теперь должна, как верная жена, провести в покаянии оставшиеся ей годы жизни, дабы после смерти воссоединиться с супругом. Только одно смущало Кунти – поступила ли она грешно, разрешив богу Солнца её изнасиловать, в результате чего на свет появилось внебрачное дитя, или всё-таки нет. Её поступок задним числом оправдывает Вьяса, заявив, что у богов все не так, как у людей, «сильному все дозволено», следовательно, вину Кунти никакой нет. Благость судьбы как Кунти, так и Гандхари с Дхритараштрой подтверждает их смерть в пожаре, возникшем от освящённого огня. Таким образом, сказание подтверждает, что эти люди выполнили свой земной долг, и были приняты на небеса.

Согласно «Законам Ману», наивысшая участь женщины, приравнивающей её к богине – роль матери. Сыновья в первую очередь повинуются матери, мать фактически рассматривается зачастую как глава дома. В то время как муж занят внешними делами – снисканием мудрости, или славы, или богатства, любой работой вне дома, жена не просто ведёт хозяйство, она формирует традиции, благодаря которым всё общество существует. Сыновья, являясь как бы собственностью родителей (в отличие от дочерей, которые неизбежно уйдут в другой род и станут его частью), перенимают все установки от матери. «Отец в сто раз почтеннее учителя, но мать превосходит почтенностью отца в тысячу раз» - сказано в древних шастрах. Таким образом, как видим, в эпосе женское воспитание введено в более строгие рамки сравнительно с Ведами и упанишадами: женщина тогда может дать хорошее воспитание, когда сама добродетельна, то есть строго следует социальным нормам: подчиняется целиком отцу, как «движимая собственность», выходит замуж по его воле, затем подчиняется мужу, увеличивая его честь, и, наконец, рождает сыновей, приносящих и продолжение рода, и приумножающих его славу. Весьма кшатрийское представление, приспособленное к ситуации, когда надо усиленно плодить воинов, а не учёных.

В дальнейшей истории Индии победило, условно говоря, «кшатрийское» представление о роли женщины, а не «брахманское». «Учёные дочери» и жёны были забыты на столетия, только современная эпоха и «западная эмансипация» вернули индийцев к этим мыслям. Однако и эти столетия не были монотонным равномерным фоном, история Индостана знает хоть и редкие, но весьма яркие примеры великих женщин, которые запомнились не только как жёны и матери. Но об этом – в другой статье.