Возрождение

Мои глаза наполнили слезы. Зрачки быстро метались от строчки к строчке. Губы дрожали. Что-то неразборчивое, непонятное. Слишком много информации для одной страницы. Буквы слипаются в кучу. Зажмуриваю глаза, чтобы хоть как-то отогнать противные мысли. Этого не могло случится! Только не сейчас! Только не с ним! Руки предают меня и пульсируют, кровь бьет по вискам. 

«Я понял только, что ушедших и уехавших было не две группы, а три, и что эта третья, самая малочисленная, делилась на две – на тех, о ком знали, что они исчезли, и на тех, о ком забыли, едва они успели исчезнуть. <…> явно относился ко второй.», «Но ничего, ни одной вещицы не осталось после…», «Я перестал искать следы <…>, когда заметил, что с коридорных стен исчезли сделанные им надписи и рисунки. После них даже не осталось пустых мест. Что-то там было нарисовано, только не то, что было раньше. А потом я вдруг спохватился, что забыл его лицо». Он исчез. Исчез и больше не вернется! Да, он закрасил пробелы, да заполнил пустоту. Но разве этого достаточно? Он не мог превратиться в ничто, в пустое место. Стереть свое имя с бумаги. 

Задыхаюсь от накативших эмоций. 

Я отбросила книгу в сторону, рывком поднялась с кровати и принялась мерить комнату шагами. Как она посмела! Как посмела убить творение, которое я так полюбила? Хватаю книгу, быстро листаю вперед. Глаза нервно бегают по строчкам, ища заглавную букву «Т».  Ее нет. Ни буквы, ни имени, ни героя. Он мертв. Мертв. Пытаюсь не заплакать.

Неделя. Месяц. Год. Три.

Я забыла его. Точнее смирилась с потерей. Подхожу к стеллажу, достаю потертую книгу.

Тридцать седьмая страница. «… и Шакал Табаки – мелкий, кудлатый и ушастый, похожий на лемура в парике».

Огрубелые черты лица смягчаются, хмурая складка разглаживается.

Он жив…