Испытай себя

   Поговорим о героях. Нет, не о Героях, совершающих героические поступки (о них мы тоже потом поговорим, хотя разговор рискует выйти далеко за рамки размера поста), а о героях художественных произведений. Я подразумеваю и книги, и пьесы, и фильмы, и прочие способы рассказать историю, но давайте сосредоточимся на книгах. Для простоты.

   «Герой не меняется. Герой не раскрыт. Герой нарисован в чёрно-белых тонах, он Слишком Хороший (или Слишком Плохой, или Слишком Никакой). Герой не действует. Герой нытик. Герой ну совсем не геройский»... и так далее, и тому подобное.

   Подобные высказывания нередко встречаются в отзывах читателей, включая, к сожалению, и те, что помещаются в раздел рецензий. И следом появляется бодрый и лишённый сомнений вывод: книга написана неправильно.

   Но это присказка, не сказка... Это был пролог. А вот теперь будет вводная.

   У известного и очень хорошего британского писателя Дика Фрэнсиса есть книга под названием «Испытай себя». Как часто бывает, переводное название отличается от «родного» (Longshot, если интересно), но выбрано оно удачно. Герой — молодой писатель, специалист по теории выживания, не только теоретик, но и практик, и первые его литературные труды обращены именно к любителям испытать себя в сложных условиях: в лесах, на воде, в пустыне и так далее. Книгу пересказывать я не хочу, да и не получится, её надо читать. Книга увлекательна и написана отлично, и прочесть её стоит, особенно если вы любите детективы.

   Но почему я о ней говорю? Так совпало, что взявшись её перечитывать (далеко не в первый раз), в то же время я заметил здесь несколько замечаний о героях разных книг (см. начало статьи) и подумал: а что сказали бы авторы этих отзывов о героях Фрэнсиса? Точнее, о его единственном герое, который в различных романах носит разное имя, имеет разные профессии, может быть постарше или помладше, счастлив или не особенно... но всегда это — тот, кому идеально подходит определение «порядочный человек». Человек с упорным, сильным характером, проницательным умом, добрым сердцем, умением сострадать тем, кто в беде, и не прощать негодяев. Человек с несокрушимой волей и редкой отваги. Если говорить о литературных примерах Настоящего Мужчины — это в первую очередь любой герой Дика Фрэнсиса.

   А если говорить о таких профессиональных моментах, как цельность литературного образа, раскрытие героя, глубина проработки характера и психологическая достоверность, то к героям Фрэнсиса всё это тоже относится. Они в этом плане абсолютно настоящие.

   Для любителей Теории Субъективности: да, конечно, с оценкой героя кто-то не согласится, ибо представление о хороших людях и настоящих мужчинах у всех своё; но что касается достоинств литературного образа — тут я готов своё суждение подкреплять аргументами, ибо хорошо раскрытый и достоверный персонаж — это уже не только дело вкуса и личных предпочтений, тут всё конкретно и доказуемо... Впрочем, конечно, и здесь есть место разногласиям. Литературное произведение — как и любое произведение искусства — являет собою речь Художника к Зрителю. А любая речь в вакууме не звучит. Искусство — всегда перфоманс, совместное действо между объектом и субъектом, Художником (посредством его Творения) и Зрителем, который в меру возможности это Творение воспринимает. А возможность во многом зависит от умения и желания. А умение — от определённой подготовки, и от желания снова, и... в это можно закопаться так глубоко, что основная тема потеряется в нескончаемых «если» и дебрях искусствоведения и психологии.

   Так что если вы в принципе не верите, что одни литературные образы прописаны достовернее других или что эти критерии можно выделить и обсудить, — то наверное, вам дальнейшее не очень интересно. Поскольку я-то смотрю на вещи, во-первых, как профессиональный Читатель, объективно видящий в книгах достоинства и недостатки вне моего личного отношения, эмоционального «не моё» или «интересно». А во-вторых, я пишу сам, стараюсь писать хорошо, а это для меня значит: если в чужой книге нашёл недостаток, то у себя его лучше не повторять. А вот достоинства — обдумывать и брать на вооружение. В меру таланта и сюжета...

   ОК, с вводной тоже покончили. Переходим собственно к теме, то есть: вариантам Пути Героя и Испытанию Себя.

   Говоря о нюансах духовного пути главных героев, мы можем условно разделить их на три основные категории. Это 1) Взросление (иначе — Инициация), 2) Надрыв и Слом (очень обширная категория, которая может охватывать и пункт первый), и 3) Испытание Себя. Ну да, прямо как у Фрэнсиса.

   Чем характерны эти три категории?

   Первая — Взросление. Это практически все книги о юных героях а также «застрявших в юности», которые в начале книги ещё не сложились как личности, имеют недостаток жизненного опыта, «не съели свой пуд соли» — и в процессе различных испытаний они этот опыт обретают и постигают как мир, так и самих себя. Им есть что постигать, ибо Герой Взрослеющий — он проходит путь от Детства до Зрелости, от обитателя Мира Тайн (где одна из тайн — сам герой для самого себя) до обитателя Мира с Известными Правилами Игры. Как я уже сказал, это не только молодые герои, хотя в большинстве случаев — да. Но по Пути Взросления можно запустить и взрослого героя, такие примеры есть.

   Книги, где героями проходится Путь Взросления, — это не только «янг эдалт», и это надо понимать. Например, весьма недетские «Дюна» Херберта или «Игра Эндера» Карда. И если мы возьмём любую книгу о герое-подростке или человеке совсем юном, это почти наверняка будет история Взросления.

   Но также это может быть история Слома — и тут мы переходим к категории номер два. Она включает кучу разнообразных сюжетов, завязанных на прохождении героем некой Точки Разрыва, условного Падения с Обрыва, который навсегда перечёркивает его жизнь и вбрасывает в новую. Как правило, через боль, физическую или душевную. Это все истории о предательстве, о потере веры, уничтожении чего-то или кого-то дорогого герою, о победе Зла в его личном пространстве или в глобальном смысле, о разрушении идолов и сбрасывании масок. Эти истории крайне редко бывают спокойными — это драмы, трагедии; там кипят страсти и разбиваются сердца. В переносном и буквальном смыслах. Там самые бурные катарсисы и самые неистовые чувства. Необязательно всё это подаётся через истерики и душевные метания героев — это может быть подано через экстремальный экшен. Тут герой может быть и молод, и средних лет, и стар. В принципе и герой-подросток может идти не по пути Взросления, а по пути Слома; один из самых известных примеров — «Овод» Войнич.

   Разумеется, это деление условно, и зачастую эти два пути проходятся одновременно. Например, юных героев Мартина вроде детишек Старк трудно классифицировать одним образом; тут Взросление через Слом — и на выходе мы увидим не столько зрелых людей, сколько букет патологий. Впрочем, финал эпопеи Мартина ещё впереди... но вопрос о психической адекватности уцелевших лично мне представляется уже решённым.

   С точки зрения писателя Путь Слома, подозреваю, наиболее привлекателен. Он позволяет одновременно решить целый ряд проблем. Тут и яркий драматичный сюжет «с кроваво-красным подбоем», тут и впечатляющие события, которые сразу притянут и «околдуют» воображение читателя, и бурные чувства, и острая проблема выбора между Светлой и Тёмной сторонами — короче, как сейчас принято говорить, «стекло». Много-много стекла. Тут можно решать задачу раскрытия героя очень по-разному — от нырка в глубины психики до чисто внешнего событийного ряда. И даже если по части глубин автор нас не балует, то книга может выехать на ситуациях.

   И да, такие книги были, есть и будут востребованы и любимы читателями. Ибо, хотя один мудрый человек и талантливый писатель и сказал устами своей героини: «Стыдно убивать героев для того, чтобы растрогать холодных и расшевелить равнодушных», — но видимо, наши души всё-таки нуждаются в том, чтобы нас растрогали, расшевелили, заставили ярко и сильно чувствовать... кого-то это отвлекает от реальных переживаний, кто-то радуется, что жизнь не так страшна, как события книг, кто-то не испытывает пресловутого катарсиса в повседневности и находит его в историях... а кого-то эти истории исподволь, ненавязчиво закаляют, подготавливают к реальным испытаниям, делают гибче, проницательней, милосерднее, сильнее. В идеале именно это и является сверхцелью «пустой траты времени» на книжки... Но сейчас я о другом.

   В книгах о Пути Слома тоже есть свои подводные камни, как для авторов, так и для читателей. Они везде есть. Катарсис, бурные чувства — со всем этим легко как переборщить, так и недотянуть. Белый и пушистый герой «до» и зубастое-клыкастое (или каменное-ледяное) существо «после» — тут ведь далеко не всякая метаморфоза возможна. И её надо уметь убедительно показать, не затопив читателя тонной рыданий и соплей, но и не сведя всё к простой констатации факта: человек пережил ЭТО и упс, переменился, встречайте новый облик персонажа. Идеальной рецептуры успеха и тут нет. Её нет нигде. Но если подходить к книге с неким «универсальным набором» правил критики вроде того, что приведён на сайте, — то книги данной категории кажутся наиболее податливыми для критической оценки. В наше время каждый слышал, что в «правильной книге» героя надо раскрыть, а чтобы его раскрыть, надо показать, что он изменился, а где проще всего увидеть изменение? А как раз на Пути Слома. Тут, честно-то говоря, новоявленному рецензенту и вникать в детали не обязательно: у героя на глазах убили папу, изнасиловали маму, сожгли родную хату, а когда он подрос, любовь его жизни изменила ему с лучшим другом, а другой лучший друг вообще оказался главгадом. И мирный кроткий герой (робкий очкарик, который собственной тени боится) в финале преображается в лихого парня с автоматом/мечом/лазером наперевес и лихо расправляется с главгадом, другой рукой кидая в Ородруин кольцо и обнимая новую любовь всей жизни (или раскаявшуюся старую). Ну конечно, герой изменился!

   Конечно, я утрирую. Отчасти. Ну, самую малость. В определённом смысле, говоря метафорически...)

   Но надеюсь, мысль в целом ясна. Разумеется, Путь Слома подразумевает непременное и кардинальное изменение героя — его мировоззрения, нравственных ценностей, способов решения проблем, отношения к вопросам справедливости и милосердия, жизни и смерти... как бы то ни было, эти истории — о том, как что-то необратимо меняет человека и каковы могут быть последствия. Плохие, хорошие, для него, окружения, мира... вариантов множество. А схема — в общем, одна.

   И наконец, категория третья. Испытание. (Кстати, она тоже может быть Инициацией, как в категории первой, но с другим акцентом). Путь Испытания проходят герои, достигшие определённой психологической зрелости и имеющие в начале книги жизненный опыт, который позволяет им хорошо знать «правила игры» своего мира. Это люди, имеющие вес в своём окружении, к ним обращаются за советами, их суждения ценят. В редких случаях они юны; чаще всё-таки это люди психологически зрелые, хотя могут быть достаточно молодыми (Атос, Шерлок Холмс, капитан Моркоу, Стальная Крыса, Эндер Виггин, большинство героев Дика Фрэнсиса). Это могут быть представители «априори героических» профессий: офицеры армии и полиции, частные детективы, спецназ, капитаны морских и воздушных судов и космических кораблей, телохранители, различные авантюристы и искатели приключений вроде Индианы Джонса. Сюда же можно включить врачей, людей искусства, учёных (знаменитый Паганель) и любых мастеров своего дела, сколь бы «прозаическим» оно ни выглядело; тут я снова возвращаюсь к персонажам Фрэнсиса, среди которых — повар, юрист, фотограф, строитель, артист, режиссёр — в общем, обширный список самых разных и самых обычных профессий.

   Если говорить о классике, то именно в эту категорию попадают многие жемчужины мировой литературы, которые можно назвать не столь актуальным ныне термином «жизнеописание». Тут также происходят и драмы, и трагедии, и взлёты, и падения, и катастрофы; тут может иметь место динамичный сюжет, угрозы жизни, катаклизмы в масштабах стран и планет. Герои вполне могут носиться по сюжету, преодолевая одну опасность за другой, влюбляясь, теряя, уничтожая врагов сотнями, спасая галактики и принцесс. А могут всю книгу неторопливо курсировать между домом и кабинетом. Но их объединяет то, что герой 1) не взрослеет, ибо он уже успел повзрослеть до встречи с читателем, и 2) не переживает момент Слома — хотя может пережить немало травмирующих, опасных, тяжёлых в моральном и психологическом плане событий. Но одна из сверхзадач такой литературы состоит именно в том, чтобы показать, каким образом человек может пройти множество испытаний — и не сломаться. Не утратить внутреннюю цельность, которую мы видели на первых страницах, не стать жертвой мучительных сомнений вплоть до смены парадигмы в его личном мироздании (полицейский не бросает свою нелёгкую работу несмотря на все опасности и жертвы, учитель не уходит из школы, а врач — из больницы, капитан не оставляет мостик корабля, жокей вновь садится на лошадь и так далее).

   И хотя в своей почти полувековой читательской практике я встречал такие истории постоянно и могу уверенно сказать, что они способны увлечь, взбудоражить эмоции и захватить воображение ничуть не меньше, чем другие два варианта, — но здешний мой опыт подводит к мысли, что с ними у читателей возникают проблемы. Во всяком случае, у тех читателей, что пишут отзывы, опираясь на упомянутую «универсальную систему критики». Надо сказать, что с критикой тут вообще всё сложно и проблематично, ибо есть рецензия и отзыв, есть рецензия для потенциального читателя, рецензия для издателя и рецензия для узкого литературного круга, включающего автора, других писателей и собственно критиков... и при всём этом есть ряд различных методов литературной критики, которые преследуют различные цели, исходят из разных критериев и отражают разного рода воззрения критика на литературу, на интерпретации конкретного текста и на его художественную ценность. Не говоря уж о столь зыбкой и тонкой материи, как «интерес». По сути, нет ничего менее информативного и более субъективного, нежели определение истории как «интересной» — однако это слово едва ли не самое часто используемое, когда люди рассуждают о книге, фильме, сериале и вообще любой истории. Поправка: профессиональные критики этого слова не используют — во всяком случае, в привычном нам контексте.

   Разумеется, мне могут возразить: профессиональных критиков здесь нет (хотя они есть, но возражение принимается), писателю важны любые мнения читателей, необязательно доскональный анализ текста (согласен, мне как автору очень важно то самое «понравилось, интересно» без всяких нырков в дебри литературоведения), у каждого читателя свой взгляд на героев и их пути, и взгляды имеют право не совпадать (в общем, да, хотя есть ограниченный набор вложенных автором смыслов, и если читатель не увидел ни одного, а увидел нечто совсем иное, то тут есть о чём подумать и поговорить).

   Так к чему же тогда я веду, и для чего нужна эта статья?

   Ну, о том, что между утверждением «книжка показалась мне скучной, а герои — тряпки и идиоты» и утверждением «книга написана плохо, ибо сюжет нелогичен, а образы героев не раскрыты и психологически недостоверны» — большая разница, и первое никак не тянет на фразу из рецензии, хотя вполне нормально для отзыва читателя, — об этом говорили тут не раз. И я в том числе, причём долго, занудно и с аргументами.

   Но вот вопрос: как же быть читателю, если он привык к Герою в Процессе Взросления или Герою, Переживающему Слом, — но совершенно не привык к Герою в ходе Испытания Себя, притом и не хочет к нему привыкать? Как такой читатель — если ему всё-таки захотелось или пришлось прочесть эту книгу и поговорить о ней, выразив нечто большее, чем простое и лаконичное «не моё и не понравилось», — может отличить нераскрытого «картонного» персонажа от персонажа, который раскрывается, не взрослея и не ломаясь?

   Боюсь, для ответа на этот вопрос мне пришлось бы написать ещё десяток таких постов, а скорее — толстую книгу, набитую примерами, экскурсами в психологию, цитатами из книг, цитатами из рецензий... и я почти уверен, что подобная книга уже кем-то написана, и не одна, и они даже внесены в программы литературных институтов. Но нужны ли такие книги здесь — и нужны ли они читателям? Читатели ищут в художественной литературе — тем более, «несерьёзной», вроде приключений и фантастики, — не научных познаний, а совсем других вещей. Читателям хочется заглянуть в другой мир, другое время, в будущее и прошлое, хочется испытать сильные эмоции, возбуждение и катарсис, без особых напрягов попереживать, полюбопытствовать... развлечься. Хотя для разных читателей это самое «развлечься» подразумевает разное, учитывая, сколько народу пишет — а значит, и читает — постапокалипсис, истории о войнах, истории о крови, смертях и несчастьях, переживаемых героями... вряд ли для чтения подобных историй подходит слово «развлекаться». Ну да ладно. Допустим. Каждый развлекается по-своему.

   Написание читателем отзыва тоже вполне может сойти за способ развлечься — при наличии свободного времени и привычке к быстрому и в определённом смысле бездумному написанию слов, свойственному «эре интернета». Бездумному не потому, что мы и впрямь не думаем, когда пишем, — думаем, конечно, в меру возможностей, — но мы уже успели привыкнуть, что «за базар не ответим». В знаменитой «Саге о Форсайтах» поводом для публичного скандала и судебного разбирательства послужило даже не письмо, а фраза, и я уверен, что по нынешним меркам эта фраза вообще не сошла бы за оскорбление и повод для вызова в суд. А уж неосторожная фраза в письме... и там даже не требовалось наличие нецензурной лексики.

   И поскольку прошлого не вернуть, прогресс вспять не запустишь, да и не хочется, — то с потоками слов, за которыми не стоит глубокая и искренняя работа мысли, предполагающая ответственность за смысл этих слов и готовность ответить на вызванные этими словами вопросы, приходится смириться. Читатель не литературовед? Да. Не литературный критик? Скорее всего. Имеет право высказать своё эмоциональное, поверхностное и никак не обоснованное суждение о тексте? Ну конечно. Кто ж ему запретит.

   Кстати, я не раз говорил и повторю: я — читатель. Я стал читателем, когда мне ещё не было шести лет, а первую попытку что-то написать предпринял, когда мне было за двадцать. И хотя с тех пор я достиг некого успеха на стезе писательства, но всё равно пишу (увы) куда реже, чем читаю. Так что да, я читатель. И считаю, что право высказываться о текстах, которые лежат в публичном доступе, у меня есть, и пока я придерживаюсь установленных правил вежливости, никто не имеет права затыкать мне рот. А если кому-то не нравится слушать моё — читателя — мнение, то зачем же было выносить текст на сайт? Думаю, тут со мной солидарны все присутствующие читатели.

   Но... тут есть одно большое «но». Что есть текст? А что угодно. Роман. Повесть. Рассказ. Сборник рассказов, стихов, эссе, миниатюр. И любая критическая статья — это тоже литературное произведение. Оно относится к одному из литературных жанров. Его точно так же, как роман или рассказ, можно оценить по различным критериям — начиная с одиозного «скучно, не понравилось» и заканчивая детальным анализом формы этого произведения и его содержания, с оценкой логичности высказанных там тезисов и красоты полёта авторской мысли.

   И хотя греческий хор «Мы не литкритики, мы просто читатели» звучит тут постоянно, но не менее часто я слышу: тут так мало читателей, тут одни писатели, а они не читают друг друга, а когда читают, то придираются, разбирают на заклёпки, цепляются к запятым, давят конкурентов, и вообще читают неправильно! Со всем этим можно поспорить. Разумеется. Кто-то, конечно, видит в любом самиздатовском тексте (а может, и вообще в любом тексте) не заложенный смысл, не истории живых людей, а заклёпки и запятые. Кто-то наверняка и впрямь не любит конкурентов — люди бывают разные... А кто-то просто, без затей, читает здешние книги точно так же, как любые книги, взятые с полок или залитые с просторов интернета. И оценивает их все одинаково, опираясь на одни и те же критерии качества.

   И вот когда я вижу комментарий читателя, я могу нормально воспринять всё. Кроме хамства. Комментарий — это эмоциональная реакция Зрителя на контент. И как автору ни обидно, но высказывание «что за скучная херня» — это почти законное читательское суждение (минус нецензур). Но ведь и каждый мимокрокодил, и разобиженный автор отлично понимают, что сие такое. Книга не сто баксов, книга и читатель не состыковались, бывает. Данного суждения может «удостоиться» любой шедевр мировой литературы. Плавали-знаем.

   Но когда я вижу публицистическое произведение в жанре литературной критики, выложенное в разделе рецензий, — извините, я читаю и оцениваю его совершенно иначе. Точно так же, как я по-разному оцениваю книгу на полке — и школьное сочинение пятиклассника. А если наш пятиклассник, сорри, рецензент — ещё и сам писатель...

   И снова я выражу позицию Читателя. Во мне с детства выработалось уважение к писательскому труду, к силе печатного слова. Не будь этого уважения, меня бы сейчас здесь не было. Я не был бы страстным читателем почти полвека и не попробовал бы самого себя в писательстве. И хотя все мы тут разные, кто-то преклоняется перед Мастерами Слова, кто-то нет, а кто-то зачисляет в Мастера себя и не парится, — но полагаю, изначально всех нас, авторов, привлекло таинство миротворения, жизнь через буквы и слова, реальность нереального... Сперва человек увлекается чтением по каким-то своим причинам, потом в его воображении появляется Нечто, а потом он сам пытается в писательство. В таком порядке. Вряд ли иначе, так?

   Посему постулируем: определённое Уважение к Слову присуще каждому из нас, пусть многие из безоговорочного уважения и кредита доверия давно выросли. Но наш «внутренний ребёнок» всё ещё помнит детский восторг и веру в то, что Хогвартс устроен именно так, и никак иначе быть не может, ибо это Сказано Автором. Amen.

   И когда мы читаем такое литературное произведение, как рецензия, эффект «верующего читателя» срабатывает раньше, чем мы успеваем заметить. Я уже писал об этом в многобуквенной статье, но тема эта не из простых: воздействие Слова Печатного на сознание. Власть категорического императива, разбавляемая лишь волшебным «мне кажется». Наверное, эту тему стоит затронуть снова, сделав акцент на двух моментах: когда автор, не всегда осознанно, использует форму «сие есть Истина» — и когда он оставляет лазейку в виде «думаю, кажется, считаю». Видимо, тут не обойтись без примеров, но конечно, и тогда неизбежно придут «дети капитана Очевидность» с заявлениями, что мол, любое утверждение в любом отзыве — не более чем чьё-то «кажется», и подчёркивать это бессмысленно... Ну да, ну да. А ещё бессмысленно удирать от полиции, когда тебя уже припёрли к стенке (причём бежать на крышу), просить героя, идущего на смертельную битву, «быть осторожнее» и спрашивать «как дела», вовсе не интересуясь чужими делами etc.

   Люди совершают бессмысленные поступки, потому что человек — не компьютер, он иррационален, он существует не по законам формальной логики. Он запросто может решить, что ветер дует оттого, что деревья качаются. Люди постоянно так рассуждают. И возможно, будь мы более рациональны, никакой художественной литературы вовсе бы не было. И никакой фантастики.

   И если говорить о восприятии печатного слова, то совершенно нормальный, адекватный способ чтения — принимать на веру то, что сказано Автором. Да, бывают Ненадёжные Рассказчики, это остроумный и интригующий приём, но работает он именно потому, что изначально читатель попадается в ловушку Ненадёжного Рассказчика, верит ему. И уж конечно, изначально Читатель (тот самый идеальный читатель-ребёнок, читатель с кредитом доверия) верит Автору.

   И если мы с вами уже навидались в сети всяких авторов и афтаров, жыстоких голактек и прочего бреда, смешного и не очень, — то с критической литературой дела обстоят иначе. Сетевой читатель априори настроен на то, чтобы воспринимать самиздатовский контент с долей скептицизма. В нас ещё сохранилось уважение к шаблону: если написано хорошо — вас издадут. Времена меняются, шаблоны рушатся, и нет, вас не обязательно издадут, а если издали, то не обязательно потому, что хорошо, а потому, что «доктор тоже человек, у него свои слабости, он жить хочет» (с) — а издатели хотят кушать, причём сытно, а ещё кормить детишек и образовывать их в заграницах, в том самом Оксфорде, где их научат отделять хорошо написанное от того гуано, на публикациях и бодрых продажах которого они образовываются)

   В общем, это всё лирика. А суть в том, что к сетевой книжке слепого доверия у нас нет. А вот к сетевой публицистике в жанре критики — есть. Неглупые люди читают рецензию — и трогательно верят каждому слову, оценивая нечитанную книгу по суждениям непонятно кого с каким литературным багажом и какими вкусами (а ведь ещё и непонятно зачем написавшего рецензию) — и удивлённо говорят в комментариях: а зачем же рецензенту врать?

   И в самом деле, а зачем...

   Таким затейливым образом я подвожу вот к какой мысли: если некто — писатель, то вообще-то он должен понимать, что «за базар ответит». Или он плохой писатель. Если он не осмысливает того, что пишет, а бездумно хватает обрывки идей из головы и пихает в текст, то выйдет каша. Кому-то и она понравится, но кашей от того быть не перестанет.

   И неважно, что именно пишет этот Писатель: роман, рассказ, поэму, пьесу, эссе... рецензию. Он пишет литературное произведение. Предполагается, что делает он это осознанно, высказанные там мысли обдуманны и проистекают из неких логических построений, на вопросы читателей автор может ответить (ответ «вы мне надоели, идите лесом» не принимается), а ещё автор данного произведения — сиречь рецензии — готов к критике точно так же, как автор романа, поэмы, рассказа. Если не готов — не пиши. Или пиши, но не выкладывай. Всё ведь просто.

   Но нет, не просто. Даже такая простая, элементарная мысль, как «критическая статья = литературное произведение» — уже непроста для осознания иных отзывантов-читателей. Они отстаивают право Читателя на Мнение — но вот себя-то тихонько выносят за скобки этого равенства. Классическое «все равны, но некоторые равнее прочих».

   Нет, ребята, это не так. Если вы — Читатель, отлично, супер, приходите в гости... пишите отзывы. Пишите, что герои — дураки, тряпки и козлы, сюжет стоит, лежит, слабо шевелится, логика сдохла в муках, и вообще скушна и нинравицца. Может, вас забанят, а может, вам обрадуются и попробуют вашу точку зрения понять. Вот я не забаню и попробую, приходите, убедитесь)

   Но если вы взялись писать рецензию — то вы в этот момент уже Писатель. Как и в тот момент, когда вы наваяли роман и принесли на просторы интернета, вы уже не можете сказать: мол, я просто читатель Петя, писать не умею, в книжной премудрости ноль, ведь правда же вам жутко интересно прочесть то, что я тут принёс, ну правда?!

   Наверняка все уже поняли мою основную мысль: если некто позиционирует себя как Писателя, раз, и пробует себя в жанре литкритики, два, — то его опус будет оценён по правилам, присущим жанру. А от автора опуса требуется либо внятно и доходчиво обосновывать свои утверждения, либо честно сообщать миру, что вот это — не более чем его ощущения, они иррациональны, алогичны и приводятся лишь в смысле ознакомительном — но никак не оценочном и не рекомендательном. «Мне кажется, герой картонный» — это не совет автору книги бегом переписывать линию героя. Совет — это педантичное (на основе фактажа, цитат и работы мысли) логически выдержанное доказательство, что герой и впрямь выписан недостоверно.

   То есть: в заданных условиях живой человек, воспитанный в заявленной парадигме и обладающий заявленным характером, вот так поступать и чувствовать в принципе не способен. Потому что вот здесь (цитата) о нём сказано то, что противоречит написанному вот тут (цитата).

   И хотя даже с этим можно поспорить (мир удивительное место, полное абсурда и противоречий) — но тут и автор подопытной книги, и читатели рецензии могут действительно видеть ход мысли критика, могут обдумать его аргументы и принять взвешенное решение: согласиться с концептом критика или нет.

   Но с заявлением «герой слишком хороший, злодей слишком плохой, сюжет слишком бессюжетный, и вообще я не вижу в книге художественности» — работать попросту нельзя.

   Но штука в том, что и махом отвергнуть такое суждение нельзя тоже. Мало ли — вдруг «критик» таки прав? Вдруг он, сам того не осознавая, чисто интуитивно, заметил лакуны и баги в произведении? Люди многое замечают, не замечая, на этом основано немало детективов и весь механизм свидетельства: люди видят, даже когда не видят.

   И поэтому автор подопытной книги от такого форс-мажора пребывает в печали и сомнениях, а читатели опуса — зачастую — не в сомнениях, а в полной уверенности, что книга отстой. Ведь вот же написано: герои картон, сюжета нету... Критик же врать же не может же?!

   Ну конечно. Он у нас святой, наделён Мудростью Свыше, ошибаться не может, а ещё не может поддаться настроению, природе-погоде, усталости, проблемам на работе и в семье, плохому самочувствию, а ещё банальному «не ЦА», а ещё он, разумеется, не может быть таким человеком, которому просто нравится ругать чужой труд — куда больше, чем хвалить... Люди ведь такими не бывают? Да ведь?

   Итак, Испытание Себя. Герой является состоявшимся человеком в начале книги и не впадает в детство к финалу. Он был хорошим человеком — и им остаётся. Ужас? Герой не раскрыт? И вообще так не бывает?

   Для начала, так бывает. Люди могут быть порядочными, жить по совести, не предавать близких и свои идеалы, не воровать, не убивать и не совершать того, что им кажется плохим, порочным и подлым. Все, надеюсь, слышали имя Владимира Высоцкого — так вот у него есть много песен именно о таких людях. Мне вспомнилась одна: «Деревянные костюмы». Она идеально описывает такого человека. И печальный, но закономерный конец его истории. Гугл вам в помощь, послушайте... оно того стоит.

Как все мы веселы бываем и угрюмы,
Но если надо выбирать и выбор труден,
Мы выбираем деревянные костюмы,
Люди, люди...

Нам будут долго предлагать — не прогадать.
— Ах! — скажут, — что вы, вы еще не жили!
Вам надо только-только начинать... —
Ну, а потом предложат: или-или.

Или пляжи, вернисажи или даже
Пароходы, в них наполненные трюмы,
Экипажи, скачки, рауты, вояжи...
Или просто — деревянные костюмы.

И будут веселы они или угрюмы,
И будут в роли злых шутов иль добрых судей,
Но нам предложат деревянные костюмы,
Люди, люди...

Нам могут даже предложить и закурить.
— Ах! — вспомнят, — вы ведь долго не курили.
Да вы еще не начинали жить... —
Ну, а потом предложат: или-или.

Дым папиросы навевает что-то...
Одна затяжка — веселее думы.
Курить охота, ох, курить охота!
Но надо выбрать деревянные костюмы.

И будут вежливы и ласковы настолько —
Предложат жизнь счастливую на блюде.
Но мы откажемся... И бьют они жестоко,
Люди, люди, люди...

   Русский артист и бард Владимир Высоцкий, как и британский жокей и писатель Дик Фрэнсис, предлагают нам, по сути, одно: взглянуть «изнутри» на Путь Хорошего Человека. И да, да, да... хороший — понятие не абсолютное, оно меняется в зависимости от социально-временного контекста, и даже в одном пространстве-времени это дискутабельно, ну да, ну конечно... Но тем не менее, я совершенно уверен, что попроси любого из вас назвать ряд характеристик Хорошего Человека — и списки будут похожи. Возможно, вам не нравится читать о таких героях. Возможно, вы в них не верите. Или вы считаете, что как персонажи они неинтересны, предсказуемы, шаблонны, картонны etc. Или у вас есть какие-то глубокие детские комплексы, которые вызывают у вас от таких героев несварение желудка и неконтролируемые приступы бешенства, и это — факт, как лысина или цвет глаз, и его остаётся принять... или обзаводиться линзами и париками.

   Но в рамках критического осмысления Книги о Хорошем Человеке — эмоции наши не столь важны. Как я долго жевал выше, эмоции важны для Отзыва Читателя. А для литературной критики важно следующее: пресловутое Раскрытие Героя не тождественно его Ломке или Взрослению. Приведённое мною стихотворение — это цельное, завершённое произведение, раскрывающее образ Героя, Испытавшего Себя. Да, лирический герой явно погибает. Да, это можно трактовать как его поражение, а можно — как его нравственную победу, как Испытание, пройденное с успехом. Изменился ли он от первой до последней строки? Нет. Но разве он не раскрыт? Или он картонный?

   Нет категорически.

   Мы видим, что ему непросто. Что ему страшно. Что он хочет жить и не хочет умирать. Что хотя он, очевидно, человек смелый и волевой, но «выбор труден». Он не может не обдумывать прелесть отказа от своей цельности, измены своему делу и системе нравственных координат, соблазны такого отказа: пляжи, вернисажи, достаток, блеск, приятное времяпрепровождение... если бы для героя всё это не имело ценности, он бы этого так педантично и с явной тоской не перечислял. Есть в его душе сомнения, есть желание всё это принять. И деревянные костюмы выбрать — надо, именно надо, а не хочется. И есть гнев и презрение в адрес людей, которые его убивают, есть протест — и есть признание, что предлагают-то не просто жизнь, а «жизнь счастливую». Но для лирического героя есть нечто ценнее счастья и вообще существования — он ведь откажется, он знает это точно. Несмотря на сложность и горечь выбора, на желание жить и быть счастливым — он выберет смерть, но очевидно, не отказ от личного морального кодекса, не бесчестье.

   Кто скажет, что в этой коротенькой истории герой не раскрыт? Разве мы не узнали его, не заглянули ему в душу?

   А разве он изменился?

   И разве кто-то не назовёт его «нарисованным белой краской, слишком хорошим»?

   Вообще выбор эпитетов: «идеальный, сияющий, благородный и мужественный без единого темного пятнышка» — говорит о чём? В первую очередь — о том, что портрет героя нарисован и в целом адекватно воспринят читателем. Но не пришёлся по вкусу, а вкус — это уж дело личное и к раскрытию образа отношения не имеет. С той же «аргументацией» я могу сказать, что мне совершенно не нравится образ Андрея Болконского — кстати, тоже благородного и мужественного без пятнышек, который за всю здоровенную книгу в общем и целом не меняется. А что же он делает вместо этого? То, что делает и герой упомянутого романа «Испытай себя» — а именно, переживает некие чувства, участвует в ряде волнующих событий, эмоционально и действенно на них реагирует, осмысливает происходящее с ним и вокруг него и приобретает новый жизненный опыт.

   Но хотя сказать «герой развивается» о том же Болконском трудновато (да и что это вообще за термин в отношении человека, это гусеница развивается в бабочку, а с человеком, на мой взгляд, происходят иные метаморфозы) — но разве к моменту его смерти мы знаем о нём ровно столько же, сколько в первых эпизодах с его участием?

   Вот к чему я так долго иду, и вот что пытаюсь донести. В начале повествования мы знаем о герое мало. Имя, род занятий, возраст, некие базовые опорные точки. Например: герой книги «Испытай себя» — молодой начинающий писатель Джон Кендал, он ушёл с постоянной и доходной работы, желая написать книгу, и живёт в съёмной квартире, страдая от холода, голода, неуверенности в себе как литераторе и вызванного всеми этими обстоятельствами неписца. Прежде Джон работал в турфирме кем-то вроде «испытателя маршрутов», то есть ехал в джунгли, высаживался на необитаемый остров, сплавлялся по рекам и т.д, а потом писал брошюры о том, как туристам следует в таких ситуациях выживать.

   Это — визитная карточка героя. Мы уже что-то знаем о нём, но очень мало. И самое главное — мы пока не имеем на его счёт никакого авторитетного суждения. Он для нас — чужой человек. Британский писатель, или русский аристократ, или испанский капитан корабля, или сухарь-банкир, или чудаковатый географ... Мы даже не всегда представляем, как они выглядят, и уж точно — понятия не имеем, что это за люди, чем они дышат, в чём их достоинства и слабости, куда их забросит воля автора и предстоит ли им вырасти над собой или помочь вырасти другим героям, сломаться под ударами судьбы или уцелеть, а может, моральная победа приведёт их к фактической гибели — и будет ли нам их жаль? И если да — почему? А если нет — почему?

   Пресловутое «раскрытие персонажа» как раз и включает в себя ответы на все эти вопросы, а также на сотни других. Мы залезаем герою в мысли, душу, знакомимся с его заветными мечтами, надеждами и страхами. Мы узнаём, какие люди ему важны и почему. Узнаём, кого он любит, а кого ненавидит, а кто по каким-то причинам вызывает у него интерес, тревогу, уважение, отвращение. Мы видим, умён ли он, отважен ли, способен на риск, а может, осторожен и робок. Добрый он или чёрствый. Руководят им порывы чувств или трезвый расчёт. И прочее, и прочее...

   Возможно ли, чтобы пройдя вместе с героем — буквально в его голове и сердце — длинный и наверняка тернистый путь от начала до конца книги, мы не ощущали постоянно, как он в наших глазах изменяется? По той простой причине, что из чужого человека он становится знакомым, более понятным, эмоционально близким?

   Последнее не означает симпатию. Если я приближаюсь к дереву, дому, цветку — я могу как восхититься, так и счесть их уродливыми. Близость — это в первую очередь возможность рассмотреть детали. Это знание. А сказать, что объект незнакомый в моей картине мира полностью равен объекту, о котором я что-то знаю, — на мой взгляд, нельзя. Равно как новая и незнакомая книга — это совершенно не то же самое, что книга, которую я прочёл. Это — две разные книги в моём личном мироздании. При этом совершенно не важно, понял ли я суть этой книги, понравилась она мне или нет, захочу ли я о ней рассказать и перечитать снова. Это всё равно уже — не та книга, которую я впервые взял в руки и готовлюсь раскрыть.

   Как и незнакомец — это вовсе не тот же человек, которого я повидал в разных ситуациях, имею о нём суждение, оценил рассудочно и эмоционально.

   И пресловутое «раскрытие героя» — это попросту знакомство с ним, которое переходит в узнавание и в итоге в знание. Иные авторы не очень любят досконально знакомить нас с героями, им важнее перипетии сюжета, а герои скорее являются фигурками на игровой доске, ведущими нас от события к событию. В этом случае мы можем узнать их не столь хорошо, чтобы чётко и уверенно сформулировать своё к ним отношение и ответить, что герой думал, чувствовал и почему так поступил. (Хотя чем книга лучше, тем ответ более явственно напрашивается). Другие авторы, напротив, погружают нас в дебри характеров, знакомят с тонкими нюансами психологических портретов, с малейшими движениями душ героев. О таких мы, конечно, узнаем больше — хотя вовсе не факт, что полюбим, и также не факт, что именно любви к герою добивался автор. Покажите мне того, кто любит Дориана Грея или Раскольникова...

   Разумеется, автор не всегда ставит задачу полностью обнажить натуру героя перед читателем. Или сделать героя моим закадычным другом, или заставить меня воображать на его месте — себя. Автор имеет право поставить любую задачу, от приятного щекотания нервных окончаний до бури чувств, которая продлится годами и меня, читателя, изменит самого; от чисто интеллектуального любопытства до постановки серьёзных социальных и этических проблем, а возможно, и их решения... или читателю просто будет скучно, потому что герои как люди ему неинтересны, а проблематика книги чужда.

   Но скучно ли читателю следить за событиями книги или нет, понравился ли ему герой, вызвал ли сочувствие или неприязнь — всё это ровным счётом ничего не говорит о таких вещах, как достоверность образа и глубина его раскрытия.

   И уж точно к достоверности и глубине раскрытия вовсе не имеет отношения вид Пути Героя, то есть взрослеет ли он, переживает психологическую и моральную ломку или наоборот, ухитряется этой ломки избежать.

   Если читатель всё это отлично знает и без меня, то я за него рад и нисколько не удивлён. Скорее меня удивляет, что кто-то этих элементарных вещей не знает. Но все мы чего-то не знаем, все набираемся опыта — и как авторы, и как критики, и как читатели... все в любой момент можем столкнуться с сюрпризом. Пройти свой собственный Путь Испытания Себя — например, как рецензента. И если вам в самом деле интересно уловить взаимосвязь между эмоциональной и рассудочной оценкой книги, отделить рацио от личных предпочтений, а неинтересного вам героя — от нераскрытого или недостоверно выписанного персонажа... просто вспомните, что всё это — вещи разные. И посмотрите на этого персонажа, допустим, как потенциальный работодатель, или как психолог, или попросту спросите себя: такие люди в жизни-то бывают? Не в вашей жизни, здесь и сейчас, а в той жизни, которая составляет мир этого персонажа? Может ли обитатель того мира верить в те ценности, исповедовать ту мораль, испытывать те страсти и желания? Если вы — читатель-критик, читатель, мыслящий логически — засомневались, то в каком месте, в каком эпизоде, что пробудило ваше недоверие? Ответ «он слишком идеален» или «слишком отвратителен» — априори неверен. Что такое «слишком»? В истории нашего мира люди шли на пытки и смерть ради веры, истины, убеждений, любви, долга и чести — а другие люди страшным образом пытали себе подобных, рвали на куски и сжигали в концлагерях, а потом шли к жёнам и детишкам обедать. Какое может быть «слишком» в рамках реальной, фактически задокументированной истории человечества? Какое бы мы, писатели, ни выдумали инопланетное «слишком» — наверняка оно где-то и с кем-то случилось. Как бы это ни было прекрасно или ужасно. Вершины героизма — и бездны жестокости и зла. Это всё — мы, человечество. Настоящее, а не сочинённое фантастами.

   Собственно, любое художественное произведение — привет от кэпа Очевидность — это преобразование жизненного опыта писателя в метафорическую форму вымышленных событий, способ писателя поделиться с остальными всем тем, что он так или иначе прочувствовал и пережил. Причем в ход идёт как опыт непосредственный, биографический, так и опосредованный — прочитанные книжки, просмотренные фильмы, услышанные в детстве сказки, фантазии и сны. Но важно помнить, что это всегда — опыт реального живого человека, и все его герои так или иначе взялись из его реальной жизни, из реальности, данной писателю в ощущениях. Да, он может не суметь передать свои идеи и образы ярко, убедительно и увлекательно. Мы же не всегда способны нарисовать то, что видели или что нам приснилось. Но раз попытка нарисовать состоялась — значит, это «нечто» было пережито, в том или ином смысле, и является осколком авторской реальности.

   И рассуждая о герое, его достоверности или картонности, мы не должны ставить вопрос, достоверен ли он вообще. На это есть два равноценных ответа: «да, разумеется» и «вопрос поставлен некорректно». Следует ставить вопрос, достоверен ли данный герой в описанной парадигме, соответствуют ли его поведенческие маркёры поставленной автором ситуации, может ли он в заданных социальных, психологических и сюжетных рамках думать и ощущать именно так?

   Он, герой, а не вы, читатель. Не герои других историй, которые вам нравятся, и тем более, не ваши собственные.

   Сложно? Утомительно? Скучно? Нафига? Да, но чего вы хотели, взявшись писать произведение в жанре литературной критики. Вряд ли вас, как героя романа «Мизери» (кстати, тоже писателя) приковали цепями и требовали от вас рецензии, угрожая топором.

   Продолжение следует...