Пончик без дырки (нанохулиганство, 18+)

После чтения толики того, что публика присылала на конкурс, моя неокрепшая психика выдала вот это:

* * *

Бросив косуху на спинку стула, в одной футболке и джинсах Дарья поплелась в ванную — смывать тёмные пятна под глазами. Вне офиса можно было расслабиться, да и кошмарить своим макияжем дома некого.

Холодная вода унесла и грязь, и усталость после рабочего дня. Дарьин организм снова вспомнил, что жизнь не так уж плоха и утробным рыком напомнил про голод. Готовить было лень, зато на столе ждал купленный на уличном лотке перекус — покрытый шоколадом пончик в прозрачной коробке с приляпанной в середине белой этикеткой, полной мелких букв.

На столе парила кружка кофе с молоком, слюна, как положено, выделялась, чёрные лакированные ногти с остервенением разрывали дурацкие защелки пончикового пластикового убежища. Вот прозрачный саркофаг распахнулся и явил пончик без дырки. Дарья уже было собиралась выругаться на тех, кому даже дырку лень сделать. Но что-то настораживало.

Дарья поднесла коробку с пончиком ближе к лицу — шоколад оказался чем-то бархатистым тёмно-синего, почти чёрного цвета. Пахнуло тленом и плесенью. До ушей донеслось какое-то неразборчивое ритмичное бормотание.

— Что, за… — договорить Дарье не успела. Пончик выпустил длинные паучьи ножки и прыгнул. Залепил ей рот горько-сладкой гнилой массой. Что-то длинное, сегментированное обвило Дарьину шею и принялось душить.

Дарья упала на пол. Ногти до боли скребли внезапно отвердевший пончик, пытались ослабить оплётший шею хвост, но ничего не получалось. В глазах начало темнеть, послышались обрывки строк:

— … от медведя ушёл, а в тебя, лиса, я войду!

Пончик ослабил хватку вокруг шеи и тут же начал заталкиваться в горло, царапая его множеством мелких коготков. “Какая, нахрен, лиса?” — мелькнула в голове дурацкая мысль.

Пончик пробрался по пищеводу, шевельнулся где-то внутри и перестал ощущаться. По телу пошли запоздалые мурашки, желудок свело и отпустило. Во рту остался мерзкий вкус плесени и чего-то сладковатого. Из под чёрных ногтей кровило.

Кровило как-то подозрительно сильно, ноги болели, и что-то тёмное шевелилось в крови под ними. Сердце застучало, и в такт этим толчкам под пульсирующую боль это полезло из каждого пальца. Оно вытолкнуло ногти и замерло изогнутыми огромными чёрными когтями. Хотелось заорать, но в горло свело, раскрытый рот онемел, челюсти начали вытягиваться, разрывая губы. Глаза залило чем-то тёмным, всё тело принялось само собой выгибаться и искажаться в болезненном танце.

Меха на тыльной стороне ладони помог протереть глаза от крови. Дарья посмотрела когтистые узловатые чёрные руки, свалявшуюся рыжеватую шерсть, торчащую через окровавленные изодранные джинсы, грязный клочковатый отросток хвоста, прорвавший джинсы. Перед глазами на том месте, где был человеческий нос, виднелся облезлая звериная морда.

К зеркалу Дарье не хотелось.

Почему-то до ужаса сильно хотелось в парк. Дарья встала, несмелым шагом процокала когтями к телефону — экран быстро выпачкался кровью с руки, но показал время — одиннадцать ночи. Получается, это она после чудо-пончика несколько часов корчилась?

Дарья глянула на темную ладонь когтистой руки, закрыла глаза и вдруг услышала гомон толпы.

Невидимая сила выпрямила её, повернула голову и распахнула глаза. Где-то сбоку шумела толпа, а перед мордой в еле освещённой фонарями ночи чернел дом с тёмными ставнями, старыми брёвнами, покрытыми светящимися прожилками грибницы. Против свой воли Дарья заговорила слащавым высоким рыком:

— Тер-рем-тер-ремок! Кто в тер-реме жив-вёт?

Гнилая ставня со скрипом отворилась, из мрака высунулась облезлая заячья голова, уставилась мутными косыми глазами. Шум толпы разбавился приглушённым истерическим хохотом.

— Мышка-норушка… — механически открывая желтозубую пасть, захрипел заяц.

Если бы Дарья не была среди невольных участников, то она, наверное, даже с удовольствием поглядела на такое представление. Судя по толпе — не она одна. Но вот участвовать? Ладно участвовать. Но подневольно! Да ещё не похоже, что этот грим смывается.

Когда она через окно перечислила жителей терема стоявшему на улице волку, когда выслушала ответ, тогда Дарья уже сама вошла в роль и без принуждения пропела:

— Иди к нам жить.

Притворила ставню и села на гнилую лавку у тускло светящейся грибницей стены. С оскалом-улыбкой она оглядела других участников, отдалённо похожих то ли на людей, то ли на животных. В таком свете скорее на тех животных, что выкопались из под земли прямо в грязных окровавленных лохмотьях. Видочек этот как-то не сочетался со словом жить.

Отчего-то Дарью начал колотить смех — да и невидимая сила уже не держала её, только мягко приглушала, чтобы заменявшие хохот звуки не мешали представлению.

Снаружи проревел медведь, терем зашатался, заскрипел и развалился под весом толстенного тела. Дарья непонятным образом оказалась на улице. С весёлым оскалом поклонилась публике, заметив, что некоторые участники тоже сделали это сами, без принуждения. Невидимая сила никак не удерживала и её, будто весело наблюдала со стороны. Потому, когда подвалили зрители — чуть подвыпившие весёлые посетители парка, Дарья скалилась в объективы телефонов, царапала когтём на блокнотах какие-то закорючки-автографы — поначалу пыталась ручкой, но когти мешали.

А потом, наконец почуяв усталость от этой ночи, чуть склонила голову, попрощалась и развернувшись шагнула в сторону светящихся гнилушками развалин теремка, но мгновенно оказалась дома.

Дома, в нормальном человеческом облике.

Уже утром, с улыбкой глядя из под одеяла на валявшиеся на полу окровавленные обрывки джинсов, она каким-то образом понимала, что в следующее полнолуние будет новая адаптированная сказка. А там вскоре летнее равноденствие, не полнолуние, конечно, но тоже можно что-то разыграть — главное пораньше договориться с остальными, чтобы отрепетировать, а то невидимая сила тут помогать уже не будет.

_______

Если кто забыл, то остальные семь десятков рассказов этого проекта не так далеко.