Про уменьшительно-ласкательные суффиксы

Ненавижу уменьшительно-ласкательные суффиксы. Меня буквально передёргивает, когда кто-нибудь называет друга, родственника или знакомого "хорошим человечком". В моем мире человечек - это либо гомункул, либо садовый гномик, но никак не homo sapiens.

Особенно сильно бесит, когда ты читаешь книгу - и внезапно натыкаешься там на слова типа "ладошка", "животик" и тд. Нет, есть, конечно, случаи, когда какие-нибудь "пальчики" - это, действительно, уместнее, чем "пальцы". Например, когда мы смотрим на младенца. Но когда в тексте фигурирует герой сознательного возраста, и все эти "ножки" и "ладошки" служат не для речевой характеристики неадекватности какого-нибудь персонажа, а встречаются в тексте от третьего лица и отражают авторское восприятие своих героев - от подобного сюсюканья просто тошнит.

Причем - иногда сразу видно, что у автора в принципе склонность к такой лексике, и ты просто мысленно заносишь имя автора в свой список "не читать!". Но бывает, что уменьшительно-ласкательные суффиксы встречаются в тексте очень внезапно, а потом так же внезапно пропадают навсегда. Например, всю книгу по отношению к герою и разным частям его тела использовалась нормальная лексика, а потом вдруг - та-дам! - "ладошки вспотели". Никто не ждал испанской инквизиции...

Пока выплескивал свое негодование, вспомнилось - по ассоциации - какие неприятности мне доставляли имена героев в книгах Инны Живетьевой (хотя два ее произведения - дилогия "Стальное княжество" и роман "Орлиная гора" - мне очень нравятся).

Загвоздка заключалась в том, что автор с удивительным упорством называла большинство своих героев уменьшительными именами - Темка, Митька, Славка, Алёшка... Причем совершенно независимо от того, что эти герои делают и насколько подобное имя сочетается с их возрастом и положением. Скажем, в первой версии "Стального княжества", опубликованной ещё на самиздате, персонажам было по пятнадцать лет, но потом их слегка омолодили. И правильно сделали. Не станет пятнадцатилетний пубертатный лось себя звать "Славкой" и "Алешкой". У меня, помню, был такой одноклассник, Антон Н-ов. В пятом и шестом классе его звали "Тончиком" и "Тошкой". Но в седьмом он уже начал багроветь и злиться - какой я вам "Тошка", блин?! Так что такой подход к именованию героев мне бы "не зашёл" ни при какой погоде, но особенно коробили эти "Алёшки" и "ладошки" рядом с описанием жестоких пыток. Есть люди, которые не выносят вкус и запах крови, и которых тут же замутит, если они прокусят щёку, но от крови с мармеладом, полагаю, может блевануть любой.

В дилогии "Наследники" эта проблема с именами вообще доходит до абсурда. В стране идёт война, главным героям восемнадцать (!!) лет, они живут в эпоху, когда люди в принципе взрослели раньше, чем сейчас, и занимаются совсем не детскими делами - служат в действующей армии, беседуют с главами государств, но автору это нисколько не мешает. Как хотите, когда я читаю "Темка то, Темка се...", я представляю себе маленького мальчика, а не взрослого парня и уж точно не солдата. Да и постоянно повторяемое слово "княжич" куда больше подходило двенадцатилетнему Киру из "Стального княжества", чем двум здоровым лбам, которые давно ведут вполне самостоятельную жизнь. А если "княжич" в мире автора - это официальный титул, наподобие виконта, тогда в тексте непременно должно фигурировать какое-то количество сорока- и пятидесятилетних "княжичей", чей князь-отец все ещё жив и занимает место главы рода.

Но я ушёл от темы.

От любой инфантилизирующей лексики стабильно остаётся ощущение, как будто автор слишком умиляется над собственными персонажами. И я готов побиться об заклад, что это чувство - не безосновательно. По моим наблюдениям, авторы, в тексте которых можно встретить "ножки" и "ладошки", в целом куда чаще и настырнее стараются изобразить героя, как _бедняжку_. Там, где другой автор просто сообщит, что персонажу мешала работать головная боль, автор с "ладошками" не преминет со сладострастием посмаковать, _как именно_ болела эта голова - где что "пульсировало болью", что тянуло, что сжимало, распишет черные мушки перед глазами и не преминет связать физическую боль с хронической усталостью. А потом в красках распишет и саму усталость.

Мне, конечно же, могут резонно возразить, что описание страданий - частый метод любования героем, вовсе не зарезервированный одним типом авторов. Но в описаниях страданий есть свои нюансы. Например, в отличие от многих МТА, пересмотревших аниме, автор, использующий уменьшительно-ласкательные суффиксы, как правило, не склонен к душераздирающему, гомерически смешному пафосу, абсурдным преувеличениям et cetera. Основа всех различий между авторами этих двух подвидов - в том, что повышенное внимание к физическому состоянию героя, а также к его переживаниям, преследует разные цели. "Анимешник" хочет, чтобы герой выглядел разом величественно и трагически, как Прометей (хотя на самом деле такой персонаж обычно выглядит, как клоун), а "рожкам и ножкам" нужно, чтобы его персонажи вызывали сострадание и умиление.