О становлении японской нации
Автор: Peony Rose (Элли Флорес)Жил в 8 веке нашей эры в Японии один потомственный военный по имени Саканоуэ-но Тамурамаро. Как все люди, чьи предки постоянно живут мечом и копьем и беспрекословно слушают приказов своего сюзерена, Тамурамаро много битв прошел и многое повидал. Но был в его жизни случай, о котором он наверняка стыдился рассказывать детям и внукам, а когда спрашивали — отмалчивался или переводил разговор на другое.
В кратком очерке по истории ранней Японии читаем следующее: «VIII-XI века — время возникновения самурайства. В результате роста крупных землевладений и поглощения ими мелких, мелкие собственники были вынуждены отдавать себя под защиту и покровительство крупных феодалов. Вассалы были обязаны сюзеренам воинской службой. Эти дружинники превращались постепенно из „дворцовых самураев“ в самураев нового типа — вооруженных слуг, получавших от своего хозяина за верную службу содержание — жилище и пищу, а иногда и участки земли с приписанными к ней крестьянскими дворами. Другой не менее важной причиной образования сословия воинов была непрекращающаяся с давних времен борьба на северо-востоке страны с племенами айну (эдзо) — потомками коренного населения Японских островов. Еще в период правления императоров Конин (770-781) и Камму (782-805) ввиду частых военных действий на границах при дворе было принято решение о создании специальных отрядов, которые должны были набираться из зажиточных крестьян, „ловких в стрельбе из лука и верховой езде“, для противодействия айну. В 802 году в области Муцу был сооружен замок Идзава с помещавшимся в нем управлением обороны (тиндзюфу), учрежденным в 725 году. Управление (ставка гарнизона) предназначалось для руководства силами японцев в целях поддержания спокойствия и усмирения аборигенов. В замке Тага-но дзё, построенном немного позднее, помещались „охранные воины“, или „воины усмирения и обороны“ (тиндзю-но хэй). Граница притягивала к себе также беглых крестьян, стремившихся овладеть землями айну. Со временем правительство стало поощрять переселение таких „адзумабито“ („людей востока“) на север. Поселенцы, получившие вооружение от властей, вели с айну более эффективную борьбу, чем военные экспедиции, предпринимаемые японцами во время крупных выступлений айнского населения».
Так вот, Тамурамаро дрался по большей части именно с этими «волосатыми креветочными варварами», эдзо. И дрался, заметим, отлично — на ходу учился приемам стратегии и тактики, перенимал все мелочи, которые могли помочь в борьбе против варваров.
И вот настал 802 год, и после очередной победы в руки героя попали вожди врагов — Оцука Атэруй и Иватомо Морэ. Как честный солдат, Тамурамаро привез их к главнокомандующему и предложил отпустить для дальнейших мирных переговоров. Но в ставке сидели толстозадые тыловики, которые не нюхали пороха и не понимали, какой ценой дается победа, и почему этот битый вояка смеет вякать об уступках волосатым аборигенам. А посему пленных казнили. Напоказ. Чтобы те, чужие и ненавистные, видели и понимали, кто в стране хозяин. И боялись даже пискнуть.
Если вдруг кто-то забыл: дать слово врагу, сдавшемуся тебе в плен, и не сдержать его — такое считалось в ту эпоху и в той стране позором. По логике вещей, тут бы Тамурамаро и совершить ритуальный акт прекращения своей жизни, или каким-то иным способом показать свое отношение к случившемуся, но...
Он выбрал путь жизни. Он начал строить пограничную крепость и планировать новый военный поход. Ибо приказ был четко усвоен: никакого милосердия к врагам. Только уничтожение и переселение выживших в земли ямато, дабы варвары растворились там, словно соль в чаше воды.
И тут история сделала новый крутой поворот. Император с подачи двух умников решил прекратить войну с эдзо. Ну а что, там одни расходы денег, солдат и прочего, а народ уже на грани бунта. Сэкономим и успокоим общественность. Дело хорошее.
Забегая вперед, эдзо, конечно же, спустя несколько веков уничтожили. Ямато же не дураки, чтобы оставлять у своей границы источник постоянного напряжения. А чтобы потомки не сочли такие действия варварством, учебники слегка облагородили. И даже не слегка, но об этом знают только японисты.
Но вернемся к Тамурамаро. На склоне лет, сидя у теплого очага, думал ли он о милосердии и о том, что иногда оно опаздывает, и сильно? Или он думал об обеде и о том, сколько придется переписывать завещание, чтобы ублаготворить всех своих наследников? А то ведь сразу после похорон может начаться ссора, и мало ли что приключится... Но история об этом умалчивает. И книг об этом не пишут. Или пишут, но я их пока не прочла.