Апология канцелярита: чем хорош бюрократический язык
Автор: Константин Смолий
Многие люди ненавидят канцелярит – официально-деловой стиль договоров, законов и других документов. В интернете есть множество рекомендаций по устранению «канцелярских» слов и оборотов из речи, ведь они якобы делают текст сухим, безжизненным и скучным. Канцеляриту противопоставляется «нормальный», «человеческий язык», простой и доступный каждому. Даже без учёта того, что представителям многих профессиональных сфер вовсе и не требуется, чтобы их язык понимали все подряд, и они заинтересованы в сохранении определённого порога входа, «бюрократический» язык мне кажется ценным и сам по себе – как одна из лучших форм бытования русского языка. Чем же он мне так нравится?
1. Канцелярит строг и точен. Или, по крайней мере, стремится к этому. Вольное, расплывчатое, неотрефлексированное словоупотребление может сколько угодно царить в сфере малозначащей болтовни – здесь хроническое недопонимание между людьми вещь неизбежная и чаще всего нефатальная. Иное дело органы государственной власти, различные организации, социальные институты и т.д. – все они нуждаются в точности языка, которым написаны фундирующие их деятельность документы. А общество в целом нуждается в точности законов – здесь любая двусмысленность, создающая возможность двойного толкования, может обернуться человеческой драмой. Точный язык инструкций спасает жизни. Продуманный до каждого слова язык Конституции определяет жизнь страны на годы.
Из-за низкой речевой культуры законодателей общественная система деградирует. Поэтому профессиональные бюрократы при составлении документов пытаются подбирать единственно подходящие слова, описывающие явления точно и исчерпывающе. В канцелярите не должно быть скрытых смыслов, иносказаний и прочих затеняющих суть вольностей. И в условиях царящей вокруг разболтанности и замусоренности речи такой стиль иногда кажется настоящей отдушиной.
2. Канцелярит помогает формулировать мысли – оформлять изначально бесформенный поток образов, ощущений, чувств и мимолётных мыслей. В этом контексте канцеляризмы – это костыли: хочешь научиться ходить, можешь сначала опираться на слова и обороты, отшлифованные множественным употреблением, а затем постепенно отказываться от них в пользу вновь обретённой стилистической уникальности. Хотя иметь свой стиль – привилегия, которая даётся не каждому; это удел писателей, журналистов и прочего профессионально пишущего люда. Обычному же человеку, не желающему, впрочем, мычать и бубнить, а тем более мечтающему стать своим в «высоких» сферах, можно так и остаться в тенетах канцеляризма. Главное, что с его помощью человек будет понятен как окружающим, так и самому себе. Ведь официально-деловой стиль, вопреки предубеждению, ясен и прозрачен как минимум в силу свой семантической устойчивости и предельной функциональности. Кого, в конце концов, поймёт больше людей – обычного бюрократа или Велимира Хлебникова?
3. Несмотря на семантическую устойчивость, канцелярит синтаксически сложен. И это я считаю его достоинством. Бесспорно, конструкции бюрократического языка проще воспринимать по писаному, а не на слух: в них много придаточных предложений, причастных и деепричастных оборотов, составных сказуемых и т.п. – всего того, от чего пишущим людям рекомендуют нещадно избавляться. Но разве тотальная примитивизация речи, которая стала чуть ли не императивом эпохи, это однозначное благо? Упрощение разрушает речевую культуру, отучает читать и писать сложные и глубокие произведения, в конечном счёте – примитивизирует мысль, ведь абстрактные, сугубо теоретические, философские тексты мы тоже разучиваемся понимать. Граница высокого и низкого размывается, и происходит это всегда не как подъём низкого в высоту, а как падение высокого в грязь. Конечно, сам по себе канцелярит – это не обязательно что-то высокое, просто он заставляет широкие массы людей регулярно взаимодействовать с речевой стихией, побуждающей к интеллектуальному усилию. Поэтому сложный синтаксис практически важен, а развитый человек способен видеть и его красоту.
4. Канцелярит содержит множество породистых, богатых смыслами и содержанием русских слов. Латинские, греческие и всякие другие заимствования в нём, конечно, тоже встречаются, но вы только представьте, сколько изобретённых русскими книжниками слов ныне бытует почти только в бюрократическом языке или около него! Вслушайтесь в звучание, вглядитесь в структуру: «мероприятие», «жизнедеятельность», «осуществление», «дееспособность», «целеполагание», «нижеследующий», «надлежащий», «всесторонний» и т.д. Часто внутри таких слов прячутся устаревшие словоформы, которые жалко потерять. А иногда в канцеляризмах сквозит метафизическая глубина, которая в своё время и сделала возможной философию на русском языке. Как бы бюрократы и философы обошлись без таких слов, как «сущность» и «явление»?
Латинское по происхождению, но ставшее русским слово «реализация» – это не просто скучный термин из чиновничьих бумаг, это сжатое описание тайны превращения возможного в действительное, небывшего в ставшее. За словами «принять во внимание» будто стоит церемония включения, втягивания вещи или явления в круг того, что достойно нашего внимания. Причудливо и выражение «поставить в известность»: «внимание» и «известность» в этих случаях превращаются из атрибутов вещей в некие существующие в пространстве и времени «места», в которые можно поместить нечто, чаемое достойным этого. В философии, кстати, гипостазирование абстрактных понятий – тоже частое явление. Так в канцеляризме скрывается не замечаемая никем метафизика, раскрыть и сформулировать которую – дело будущего.
На мой взгляд, вышеизложенные доводы свидетельствуют о самоценности данной формы бытования языка безотносительно к нашему удобству и ценности навязчивой простоты. Канцелярит обладает своими нормами и правилами, традициями и современностью, бездумное отбрасывание которых точно не сделает русскую культуру богаче.