Авантюристка

Я научил паутинки зрачков

в случайных касаниях света – не 

                                        гаснуть – 

Рождение радуг… любое желанье 

должно быть в начале 

Рождения радуг… 

Цветению света – пред-шествуют блики 

В случайных явлениях ликов ушедших… 

И, свитая в гнезда за сетью сетчатки, 

Дрожь капелек света 

за ломаной кромкой… 

бег мошек по спинке… 

                 …куда – то стремиться… 

раз думаешь – нужно!.. 

                 … как ослик по кругу… 

а все начинается только… 

                  … решенье… 

светлеть… золотиться… рождаться… 

               не гаснуть!

Еще ничего не сбылось, а все уже было. Все уже, все было. Рыдающий февраль и простуженный апрель, январь в плетеном кресле и сентябрь с георгинами. И ничего не сбылось. Просто не смогло сбыться. Не получилось.

Время, которое течет, как кровь из раздавленного сосуда. Время, которому все равно. Все уже было, но ничего еще не сбылось, потому что все еще все впереди. 

Сбудется. 

Все лето насквозь пролетали дни. С налета бились о стекло мгновенья и медленно протаивали сквозь прозрачное небытие. Люди приходили и уходили. Дни приходили, как люди, а уходили, как закаты. Закаты приходили в полночь и, багровея лицом, молча пили сиреневый воздух. Из бокала с дурацкой надписью и ненастоящим пожеланием. Пили и не хмелели. Желали, но не сбывалось.

Время, измеренное щепотью и лаской, уменьшалось и умещалось в ладонь, и потягивалось. И все сбывалось и сбывалось. И никак не могло закончиться.

По весне прилетали растрепанные птицы и рыдали под моими окнами, и вили гнезда, где придется, и пели гимны восходящему солнцу. Еще бы ты слышала звуки, с которыми в землю входит радуга...

А они - цветные. Они как листья, проткнувшие вспухшую почку. Как губы, шепчущие до свидания? Как свидания на скамейке и прогулки в полдень? Как встречи через пару десятков лет? 

Жаль, что в полдень никто не обращает внимания на фонари. 

Вот кто нависает и не светит в полдень. Вот когда они спят. 

Зима засыпает всех снегом и ожиданием. Оживляет страхи, пытается их сбыть. 

Никому ничего не нужно, потому что падает снег, потому что снег – белый, потому что нет ничего страшного ни в том, ни в этом, ни вообще. Мы сбудемся, если еще не... Все еще когда-нибудь будет и облетит.

Как осенью засыплет. Как разноцветье и шершавость выпадает с высоты и летит, догоняя свет, обгоняя само время, и крошится, и преет, и цветет. И цвет перетекает в мир. И мир вытекает из сердца. И сердце живет несбывшимся. 

И ничего еще не было. И все – сбылось.

- П*здец она придумала, конечно… Авантюристка! Всё брось и давай-давай, за семь верст киселя хлебать… совковой лопатой. Хотя…

Дядя Гриша давно уже жил на этом свете, всякого повидал. Покуривал лет с двенадцати. А с восьмого этажа на перекуры не набегаешься. Когда уши опухают,  еще не то придумаешь. Поэтому: сначала тишком, с оглядкой и в кулачок, потом подгадывая, когда родители свалят из дома по своим надобностям, ну а после - Гриша курил уже открыто, ни на кого не оглядываясь. Да и не на кого стало оглядываться. Но всегда – Гриша курил строго на балконе. Табачный дым штука въедливая, не выведешь потом. Да и выйти на балкон точно не проблема.

Гриша перегнулся через перила и бросил короткий взгляд на детскую площадку. Детей немного, и каждый занят своим делом. 

Дядя Гриша выпрямился и посмотрел в окна противоположенного дома. Не хотел, а все равно посмотрел. И замер с недокуренной сигаретой во рту.

- Тьфу, - сказал Гриша минут через пять.

И жадно затянулся почти истлевшей сигаретой. 

- Срамота, - добавил он, выдыхая ядовитый дым.

И быстро отвернулся от греха. Во дворе зазвучала новая песня. Громко, с надрывом.

Yesterday 
All my troubles seemed so far away, 
Now it looks as though they're here to stay. 
Oh, I believe in yesterday.

Сатана подгадал. Именно песни сейчас Грише и не хватало. Он достал новую «сижку», прикурил её от «бычка» и упал на стул. После чего с неожиданной силой вдавил окурок в пепельницу, буквально раздавив его там. Ощерился зло, неприятно, но потом успокоился и чего-то задумался. Человеку всегда есть о чем подумать. Он не всегда хочет этого. И не всегда это ему нужно.

Как у всех нормальных людей, у Гриши по жизни имелась неслабая проблема, и не одна. При всех своих положительных качествах, человек он был сильно пьющий. Но это полбеды. Пьющим он был внезапно, в горькую. Все понимал, но удержаться не мог. Пил и плакал. И если начинал бухать, остановиться уже не мог и заливал глаза по маковку. Дня три-четыре Гришу несло как щепку в водовороте. Что у трезвого в голове, то пьяный сделает обязательно. Вот и у Гриши так: что ни запой, то из ряда вон выходящий поступок.

Suddenly 
I'm not half the man I used to be,

Мы так странно живём. И так странно «любим». Вот и Гриша…  любил делать широкие жесты. И «под керосином» легко брал кредит под любые проценты, покупал «для любимки» шикарный телескоп или вечернее платье на тоненьких лямочках для вечерних коктейлей. Или стиральную машину на дачу. Пусть воду приходилось таскать потом из колодца, Гришу в подпитии такие мелочи никогда не останавливали. Как только он выползал из запоя, тут же хватался руками за бедовую свою голову. И начинал расхлебывать. Работал как проклятый и выплачивал, выплачивал, выплачивал. А как отдаст …

…Why she 
Had to go, I don't know, she wouldn't say.

Дни всегда раскатываются как мелкая дробь из патрона. На всякую божью тварь…

I said 
Something wrong, now I long for yesterday.

Тут Гриша вспомнил, что от предыдущего залета у него осталось полбутылки коньяка. И зажмурился, задержал дыхание и замер, все еще надеясь, что и на сей раз минует, пропадет пропадом и как-нибудь обойдется. Потом открыл глаза, резко выдохнул и тяжело поднялся. Пересиливая себя, кинул взгляд на соседний дом и тяжело, выстрадано произнес:

- Все зло - от баб! 

В сердцах Гриша махнул рукой: сразу на все, на всех разом и все-таки пошел за заначкой. И вслед ему полетел привет юности и последнее напоминание: окончание классического белого медляка.

Yesterday 
Love was such an easy game to play. 
Now I need a place to hide away. 
Oh, I believe in yes

Ter

day.