Немного дорожной лирики

К вечеру второго дня пути зарядил дождь, который перерос в затяжной трехдневный ливень, что то утихал, то вновь набирал силу. Стало промозгло и сыро. В крохотное окошко дилижанса удавалось разглядеть только нескончаемые потоки воды и мокрые лапы елей. Мои спутники - трое студентов и супружеская пара торговцев пряностями - притихли, тоже погрузились в дремоту и терпеливое созерцание дороги.

Дождь лупил и лупил по крыше повозки, будто желая смыть из моей жизни все, что принес этот учебный год, слизать и унести потоком прочь по дорожным канавам историю моей едва начавшейся любви, новых друзей, вообще весь университет, а с ним и столицу. Вот приеду домой и окажется, что и не было ничего. Что все только сон, блажь моего богатого воображения. Борей скажет: “Жалко, что ты так и не поступила в Туон. Там здорово.” А я скажу: “Да ерунда, зато я…” Дальше я ничего не могла придумать, потому что к горлу подступали слезы…

Чего только не придет в голову, пока едешь мокрым черным лесом, острые пики которого медленно ползут в свинцовом небе, где ни лучика, ни звезды, а ты едешь совсем не в ту сторону, в которую хотелось бы, и чувствуешь прямо вот тут, в груди, как разделяющие нас с ребятами версты натягиваются и натягиваются. Морок, сырость и холод, и некому тебе улыбнуться…

В конце концов мне стало казаться, что весь мир смыло к ведьмам в Подтемье. И нет больше ничего, кроме повозки, везущей меня из того, чего никогда не существовало, туда, чего уже не существует. Повозка просто едет сама по себе в неизвестном времени и пространстве, и конца этому путешествию не будет. А будет только этот въедливый запах дождя вперемешку с пряностями, от которых всем постоянно хотелось чихать, и неясно было - простуда это или все-же острый красный перец…

Дождь кончился как раз перед Южными Чучами. Мои спутники повеселели и один за другим покинули дилижанс, пряничные торговцы - в Чучах, студенты - в Дубилове. Остались только я и ещё одна девушка, путешествующая еще дальше, в Строму. Мы разговорились. Юла училась на третьем курсе биологического, она пожаловалась, что во всем процессе обучения больше всего ненавидит именно тоскливую долгую дорогу до Туона и обратно. Последнюю ночь мы переночевали в совсем пустом трактире. Кучер велел нам запереться, потому как в ночь майского луностряния всякое может произойти. Мы с Юлой честно заперли двери и, поболтав немного о единственном общем знакомом - Тигиле Талески и договорившись дружить, и может даже подгадать один дилижанс на август, чтобы ехать обратно вдвоем, потому что вдвоем веселее, уснули мертвым сном. 

День возвращения встретил меня пасмурной тишиной. Озеро Каго, такое огромное, что дальний берег можно было разглядеть только в ясную погоду, сначала приветливо появилось в просветах между деревьев, а когда дорога побежала вдоль воды, распахнуло мне свои широкие объятия. Мое родное, любимое озеро. Я не скучала, но очень рада увидеть тебя вновь! Ты - гигантская рыба, спящая среди зеленых лесов, рябь на поверхности твоего тела - твоя чешуя, острова - плавники, в зеркале твоих глаз переворачивается небо, ты прячешь мой второй мир, данный мне по случайности судьбы…

Мой дух воспрял, дар проснулся. И городок моего детства ринулся в душу десятками голосов. Я услышала движение весенних соков по травам и деревьям, суету шмелей над цветами, шуршание мыши у береговой насыпи, шипение испуганного кота, ворчание кур в далеком курятнике, тайное движение подземных ручьев. Я слышала любовные игры птиц, и детские забавы мальков в заводи. Слышала притаившуюся среди ив и яблонь молодую весну.

Волнение от скорой встречи охватило меня. Я же теперь другая. Этот год наполнил мое сердце новыми важными для меня людьми, а старые словно бы слегка отдалились, потеряли былую единственность. Границы, которыми человек обычно охватывает мыслями мир, раздвинулись так широко, что белый, одноэтажный домик с черепичной крышей и высокой трубой, показался крошечным. Прекрасный цветущий сад, где каждая яблонька была знакома, где зрела любимая черная смородина, где висел мамин гамак и стояли мои глиняные фигурки подводных обитателей, словно бы уменьшился втрое, стал тесным, чужим. Я испугалась себя, того, что не чувствую слез радости, не испытываю тоски по родному дому, что не бегу навстречу, а осторожно, стараясь не шуметь, поворачиваю задвижку на калитке.

А потом открылась дверь. Зеленая, чуть облупившаяся дверь и появилась бабушка. Короткая стрижка не седеющих по прихоти судьбы каштановых волос, цветастое платье, о подол которого явно вытирали испачканные в муке жилистые руки. Бабушка ахнула, сделала три выверенных годами шага по ступенькам крыльца и заключила меня в такие крепкие, такие долгожданные объятья, так надолго прильнула щекой к моей груди, что все мгновенно стало, как прежде. Все вернулась на свои места, точно руками бабушки меня обняло само детство.

Мгновенно позабылись минутные думы, растаяли сомнения, вызванные тяжелой долгой дорогой, бессонными ночами и плененным любовью духом. Счастье мягко легло на плечи, по щекам потекли слезы радости и начались каникулы, охраняемые этими любящими руками, которые я немедленно заключила в свои и поцеловала.

(30ая глава выложена, а этот эпизод хочу посмотреть и доработать еще. Блоги очень помогают, спасибо)