Кое-что о первых абзацах

Как-то раз в одной беседе зашел разговор о том, что есть объективно лучшие начала книг. В отрыве от тематики произведения и средств исполнения. Кошка спорить не стала, хотя и выслушала. Но вот в голове у кошки что-то не срасталось. Сколько книг - столько и разных зачинов. Единого рецепта идеального начала нет. Да и везде ли нужно оно - идеальное? И которое будет идеальным, если даже сами темы книг не совпадают?

Или таки идеальное, сферическое в вакууме, подходящее под вкус каждого начало таки существует?
Уважаемые господа, так скажите мне, вот я ниже привожу цитаты - какой зачин, однозначно, лучше?

Скарлетт О'Хара не была красавицей, но мужчины вряд ли отдавали себе в  этом отчет, если они, подобно близнецам Тарлтонам, становились жертвами  ее чар. Очень уж причудливо сочетались в ее лице утонченные черты  матери — местной аристократки французского происхождения — и крупные,  выразительные черты отца — пышущего здоровьем ирландца. Широкоскулое, с  точеным подбородком лицо Скарлетт невольно приковывало к себе взгляд.  Особенно глаза — чуть раскосые, светло-зеленые, прозрачные, в оправе  темных ресниц. На белом, как лепесток магнолии, лбу — ах, эта белая  кожа, которой так гордятся женщины американского Юга, бережно охраняя ее  шляпками, вуалетками и митенками от жаркого солнца Джорджии! — две  безукоризненно четкие линии бровей стремительно взлетали косо вверх — от  переносицы к вискам.

Словом, она являла взору очаровательное зрелище, сидя в обществе  Стюарта и Брента Тарлтонов в прохладной тени за колоннами просторного  крыльца Тары — обширного поместья своего отца. Шел 1861 год, ясный  апрельский день клонился к вечеру. Новое зеленое в цветочек платье  Скарлетт, на которое пошло двенадцать ярдов муслина, воздушными волнами  лежало на обручах кринолина, находясь в полной гармонии с зелеными  сафьяновыми туфельками без каблуков, только что привезенными ей отцом из  Атланты. Лиф платья как нельзя более выгодно обтягивал безупречную  талию, бесспорно самую тонкую в трех графствах штата, и отлично  сформировавшийся для шестнадцати лет бюст. Но ни чинно расправленные  юбки, ни скромность прически — стянутых тугим узлом и запрятанных в  сетку волос, — ни степенно сложенные на коленях маленькие белые ручки не  могли ввести в обман: зеленые глаза — беспокойные, яркие (о, сколько в  них было своенравия и огня!) — вступали в спор с учтивой светской  сдержанностью манер, выдавая подлинную сущность этой натуры. Манеры были  результатом неясных наставлений матери и более суровых нахлобучек  Мамушки. Глаза дала ей природа.

Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.Все смешалось в доме Облонских.  Жена узнала, что муж был в связи с бывшею в их доме  француженкою-гувернанткой, и объявила мужу, что не может жить с ним в  одном доме. Положение это продолжалось уже третий день и мучительно  чувствовалось и самими супругами, и всеми членами семьи, и домочадцами.  Все члены семьи и домочадцы чувствовали, что нет смысла в их  сожительстве и что на каждом постоялом дворе случайно сошедшиеся люди  более связаны между собой, чем они, члены семьи и домочадцы Облонских.  Жена не выходила из своих комнат, мужа третий день не было дома. Дети  бегали по всему дому, как потерянные; англичанка поссорилась с экономкой  и написала записку приятельнице, прося приискать ей новое место; повар  ушел вчера со двора, во время самого обеда; черная кухарка и кучер  просили расчета.

Ложа Анкиного арбалета была выточена из  черной пластмассы, а тетива была из хромистой стали и натягивалась одним  движением бесшумно скользящего рычага. Антон новшеств не признавал: у  него было доброе боевое устройство в стиле маршала Тоца, короля Пица  Первого, окованное черной медью, с колесиком, на которое наматывался  шнур из воловьих жил. Что касается Пашки, то он взял пневматический  карабин. Арбалеты он считал детством человечества, так как был ленив и  неспособен к столярному ремеслу. Они причалили к северному берегу, где из желтого песчаного обрыва  торчали корявые корни мачтовых сосен. Анка бросила рулевое весло и  оглянулась. Солнце уже поднялось над лесом, и все было голубое, зеленое и  желтое — голубой туман над озером, темно-зеленые сосны и желтый берег  на той стороне. И небо над всем этим было ясное, белесовато-синее.

Док Штраус сказал што я должен писать все што я думаю и помню и все што  случаеца со мной с севодня. Я не знаю пачему но он гаварит што это важно  штобы они могли увидить што я падхажу им. Я надеюсь што падхажу им  потому што мис Кинниан сказала они могут сделать меня умным. Я хочю быть  умным. Меня завут Чярли Гордон я работаю в пикарне Доннера где мистер  Доннер плотит мне 11 доларов в ниделю и дает хлеп или перожок когда я  захочю. Мне 32 года и через месец у меня день рождения. Я сказал доку  Штраусу и профу Немуру што я не могу харашо писать но он сказал што это  ничево и што я должен писать как гаварю и как пишу сачинения на уроках у  мис Кинниан в колеже Бекмана для умствено атсталых куда я хажу 3 раза в  ниделю по вечерам. Док Штраус гаварит пишы все што думаеш и што  случаеца с тобой но я уже не могу думать и по этому мне нечево писать  так што я закончю на севодня… Искрине ваш Чярли Гордон.

– Том!

Ответа нет.

– Том!

Ответа нет.

– Удивительно, куда мог деваться этот мальчишка! Том, где ты?

Ответа нет.

Тетя  Полли спустила очки на нос и оглядела комнату поверх очков, затем  подняла их на лоб и оглядела комнату изпод очков. Она очень редко, почти  никогда не глядела сквозь очки на такую мелочь, как мальчишка; это были  парадные очки, ее гордость, приобретенные для красоты, а не для пользы,  и что-нибудь разглядеть сквозь них ей было так же трудно, как сквозь  пару печных заслонок. На минуту она растерялась, потом сказала – не  очень громко, но так, что мебель в комнате могла ее слышать:

– Ну погоди, дай только до тебя добраться…

Не  договорив, она нагнулась и стала тыкать щеткой под кровать, переводя  дыхание после каждого тычка. Она не извлекла оттуда ничего, кроме кошки.

– Что за ребенок, в жизни такого не видывала!

Подойдя  к открытой настежь двери, она остановилась на пороге и обвела взглядом  свой огород – грядки помидоров, заросшие дурманом. Тома не было и здесь.  Тогда, возвысив голос, чтобы ее было слышно как можно дальше, она  крикнула:

– То-о-ом, где ты?

За ее спиной послышался легкий  шорох, и она оглянулась – как раз вовремя, чтобы ухватить за помочи  мальчишку, прежде чем он прошмыгнул в дверь.

С уважением, кошка)