Ещё о Ремарке

В юности я читал его с огромным увлечением, слева направо - кончал один роман и принимался за другой. И в моем любимом романе, "Возлюби ближнего своего", был эпизод примерно такого содержания - человек просит у героя денег, говоря о том, что он узник концлагеря. А потом голодный и нищий герой этого негодяя встречает в ресторане, где тот сытно ест и пьет. И тот над ним смеётся, говоря, что он этой сказочкой о концлагере обеспечивает себе неплохую жизнь за счёт таких же сострадательных и полунищих людей. И не желает ли герой закусить от его щедрот. Призвать его к ответу по закону невозможно, а герой так голоден, что действительно берет и ест.

У меня вообще-то редко бывает такое, чтобы я при чтении или просмотре фильма ощущал страстное желание вмешаться, оказаться на месте какого-либо персонажа и все переделать. Но в свои двадцать лет, когда я читал этот эпизод, я ощутил холодную, азотную ярость. И подумал, что герою надо было перегнуться через стол и сказать этому подонку - ты сейчас вернёшь мне мои деньги, потому что если нет, я не пойду в полицию и не стану пытаться добиваться справедливости. Я подстерегу тебя, когда ты выйдешь, и убью. А если ты станешь звать на помощь и говорить, что тебе угрожают - тогда я найду тебя потом. И все равно убью. Хочешь проверить, способен я это сделать или нет?.. Давай проверим.

Даже про злодеев в книгах я обычно чувствую, что у меня нет желания их убивать. Что мое отвращение к убийству выше, чем та ненависть, которую способны вызвать их поступки. Но здесь вообще не ненависть. Здесь убеждение, что люди, которые пользуются чужим состраданием, должны иметь в виду, что чувство нетерпимости ко злу - настолько же фундаментально, как и сострадание. И что ничтожествам и трусам - а на такой образ жизни, безусловно, способен только ничтожный и трусливый человек - не следует играть с вещами, которые выше них.