Чем мне не нравятся многие аннотации?

Автор: Андрей Миллер

Меня очень сильно расстраивает, когда авторы в аннотациях к своим произведениям используют имена персонажей. Типа: "Однажды утром Ипполит Крестовоздвиженский..." или "В этот роковой день жизнь Шынгыза..." Не то чтобы это делало аннотацию хуже. И это не какое-то незыблемое Правило Литературы — таковых вовсе не существует. Однако едва лишь я вижу в авторской (именно авторской, а не составленной издательством!) аннотации имя, как у меня сразу возникает недоверие.

У меня возникает впечатление, будто автор сам затрудняется коротко, в пару слов объяснить, кто таков герой его произведения. И за имя сей автор хватается как за хоть какой-то способ персонифицировать персонажа, обозначить его. Я лично никогда не начинаю писать текст истории, которую не могу объяснить в логлайне на одно-два предложения и подробно раскрыть в синопсисе на один абзац.

И я никогда не считаю достаточно проработанным персонажа, которого не смогу кратко обрисовать в аннотации — а буду вынужден всунуть туда имя. Если самую суть не выразить кратко и понятно — значит, я сам пока толком не понимаю, кто мой герой. Простейший тест. Это как выделение управляющей идеи произведения. Если не можешь её в одно (край — два) предложение сформулировать — значит, сам не знаешь, о чём твоя история.

Поймите верно: я вполне допускаю (и даже уверен), что многие авторы с этим не парятся. Они всё про своего героя знают прекрасно, им просто вовсе не кажется важным представлять его характеристикой, а не именем. Однако же недоверие возникает. Подозрение: э нет! Не знает автор, ничего не знает, аки Джон Сноу...

Для всех текстов, за которые мне не стыдно, я либо писал аннотации без имён, либо легко смог бы написать. Причём в одно предложение.

Бывший зэк, ищущий новой жизни, отправляется в Таиланд. Искалеченный душой и телом дружинник возвращается в родную деревню. Двое палачей, ненавидящих друг друга и свою работу, трудятся в застенках инквизиции. Леволиберальный журналист-бисексуал сталкивается с шантажом. Миллиардер и филантроп летит в африканскую страну, управляемую диктатором. Каратиста-эмигранта в Германии преследуют призраки прошлого. Ветеран Афганистана в 90-е наладил мрачный бизнес в бывшем совхозе. Зашедший в жизненный тупик специалист по германскому эпосу едет в место из детства. Старый рокер, выйдя из психушки, встречается с живущим в глуши другом. Скрывающийся от полиции байкер подбирает на дороге милую попутчицу. Двое опытных наёмников соглашаются сопроводить эльфа-волшебника в опасном путешествии с неясными целями.

Кто читает мои рассказы — всех узнал. Зачем им имена в аннотации? Не у всех эти имена даже в самом тексте-то имеются. Имя ничего не говорит, если оно не "говорящее", конечно (это отдельная песня). А если ничего не говорит, то и зачем оно? А если не можешь без него обойтись — может, неспроста?

Не утверждаю, повторюсь, что так правильно. Однако когда в очередной раз вижу "Петя переехал в проклятый старый дом", не могу отделаться от мысли: автор сам не в курсе — кто такой этот Петя и чем должен быть читателю интересен.

И возникает ощущение, что никакого чуда в рассказе не произойдёт. Может быть, ошибочное. Или нет.

+77
502

0 комментариев, по

440 67 1 097
Наверх Вниз