Как российское военное командование приближало Февральскую революцию

Телесные наказания для нижних чинов российский армии и императорского флота отменили 30 июня 1904 года. Это было подтверждено Высочайшим Манифестом от 11 августа 1904 года, в котором Николай II в честь крещения цесаревича Алексея распорядился прекратить подобную практику как для сельского населения и инородцев, так и для сухопутных и морских войск.

"Нынѣ, въ довершеніе намѣреній Незабвенныхъ Дѣда и Родителя Нашихъ, Мы признаемъ за благо повелѣть отмѣнить и для сельскихъ обывателей и инородцевъ примѣняемыя къ нимъ по закону волостными судами и инородческими управленіями тѣлесныя наказанія. Да послужитъ сіе къ вящшему укрѣпленію въ средѣ народной добрыхъ нравовъ и уваженія къ законнымъ правамъ каждаго.

Принявъ такое рѣшеніе, Мы равномѣрно считаемъ необходимымъ прекратить впредь наложеніе тѣлеснаго наказанія въ сухопутныхъ и морскихъ войскахъ. Увѣренные, что такая отмѣна послужитъ къ поддержанію въ нихъ чувства воинской чести, Мы утвердили обнародуемыя нынѣ особыя по этому предмету постановленія."

Однако в 1915 году, в ходе Первой мировой войны, телесные наказания восстановили в армии как вид дисциплинарного воздействия. Это явилось следствием Горлицкого прорыва немецкой и австрийской армий и Великого отступления российской армии летом и осенью 1915 года. Насчёт того, кто именно инициировал данное решение, я не смог найти однозначной информации. Пишут, что в 1915 году выходило распоряжение Верховного главнокомандующего по поводу введения в частях Действующей армии телесных наказаний за нарушение дисциплины.

Подготовка солдата к наказанию розгами в одном из тыловых армейских подразделений. 1916 год.

Антон Иванович Деникин в книге "Очерки русской смуты" тоже пишет про "введенное с 1915 года официально дисциплинарное наказание розгами". Однако же другой бывший царский генерал Николай Николаевич Головин в книге "Россия в Первой мировой войне" предпочёл обвинить в восстановлении телесных наказаний в армии Алексея Алексеевича Брусилова:

"Этот генерал, поражавший своим циничным отношением к офицерской и солдатской крови, задумал решить вопрос чрезвычайно просто: он приказал пороть 50 ударами розог всех чинов маршевых рот, которые прибудут в части с недостачей в выданном им вещевом довольствии. В этом приказе генерал Брусилов утверждал, что он применял эту меру во время командования им VIII армией и будто бы она привела к отличным результатам. Это утверждение навряд ли соответствует действительности: тыл VIII армии во время командования этой армией генералом Брусиловым считался на Юго-Западном фронте самым беспорядочным".

Понятное дело, что в мемуарах Брусилова об этом не говорится. Но в ходе Великого отступления 5 июля 1915 года Брусилов издал приказ, в котором имелись следующие положения:

"Для малодушных, сдающихся в плен или оставляющих строй не должно быть пощады. По сдающимся должен быть направлен и ружейный, и пулеметный, и орудийный огонь, хотя бы даже с прекращением огня по неприятелю, на отходящих или бегущих действовать таким же способом, а при нужде не останавливаться также перед поголовным расстрелом".

"сзади надо иметь особо надежных людей и пулеметы, чтобы, если понадобится, заставить идти вперед и слабодушных. Не следует задумываться перед поголовным расстрелом целых частей за попытку повернуть назад или, что еще хуже, сдаться противнику. Все, кто видит, что целая часть (рота или больше) сдается, должны открывать огонь по сдающимся и совершенно уничтожать их".

К началу 1916 года некий порядок в русской армии навели. Но после восстановления телесных наказаний в армии резко увеличилась ненависть солдат к своим офицерам. В солдатских письмах этого периода очень часто сообщается о том, что в ответ на побои "...начальству тоже дают, бьют ротных и полковников и сами в плен убегают".

Тот же Деникин писал:

"Отношения между офицерами и солдатами старой армии не везде были построены на здоровых началах. Нельзя отрицать известного отчуждения между ними, вызванного недостаточно внимательным отношением офицерства к духовным запросам солдатской жизни. Но, по мере постепенного падения кастовых и сословных перегородок, эти отношения заметно улучшались. Война сблизила офицера и солдата еще более, установив во многих, по преимуществу армейских частях, подлинное боевое братство. Здесь необходимо, однако, оговориться: на внешних отношениях лежала печать всеобщей русской некультурности, составлявшей свойство далеко не одних лишь народных масс, а и русской интеллигенции. Оттого, наряду с сердечным попечением, трогательной заботливостью о нуждах солдата, простотой и доступностью офицера, по целым месяцам лежавшего вместе с солдатом в мокрых, грязных окопах, евшего с ним из одного котла, и тихо, без жалоб ложившегося с ним в одну братскую могилу... наряду с этим были нередко грубость, ругня, иногда самодурство и заушения.

Несомненно, такого же рода взаимоотношения существовали и в самой солдатской среде, с тою лишь разницей, что свой брат взводный или фельдфебель бывал и грубее и жестче. Вся эта неприглядная сторона отношений, в связи с нудностью и бестолковостью казарменного режима и мелкими ограничениями внутренним уставом солдатского быта, — давала всегда обильную пищу для подпольных прокламаций, изображавших солдата "жертвой произвола золотопогонников".

Так что к моменту начала Февральской революции обстановка в армии накалилась до такой степени, что некоторых, самых ненавистных офицеров, солдаты просто убивали в феврале-марте 1917 года без какого-либо суда. Вот и получается, что вернув в армии телесные наказания, российское военное командование приблизило Февральскую революцию.