Мог ли состояться мир генсека Лигачёва?

В заокеанской соцсети, ныне на просторах РФ воспрещённой, у меня был ряд постов о Егоре Лигачёве. Я пересобрал их в статью. Для любителей новейшей истории нашей страны и твёрдой АИ.

МОГ ЛИ СОСТОЯТЬСЯ МИР ГЕНСЕКА ЛИГАЧЁВА?

Сегодня день рождения Е.К.Лигачёва, видного деятеля Коммунистической партии и Советского государства. Он прожил больше века: родился в 1920-м, за два года до создания СССР, и умер в 2021-м, пережив страну, которой преданно служил, на 30 лет. Здесь и ответ на вопрос, почему он только видный деятель, но никак не выдающийся. 

Когда ему было под 70, а мне 20, он как раз приезжал к нам в Саратов. Он – ревнитель устоев, крепкий хозяйственник и прогрессивный партократ. Я – из молодых да ранних журналистов эпохи «перестройки и гласности». Так почему бы мне не взять интервью у Лигачёва, одного из первых лиц этой эпохи? В моём активе уже были беседы с профессорами и писателями, в том числе с прославленным писателем-фронтовиком Юрием Бондаревым, который также прожил долгую жизнь и лишь недавно ушёл от нас. 

За три-четыре, даже за два года до этого сама идея интервью с могущественным членом Политбюро ЦК КПСС, фактически вторым человеком в партии и государстве, казалась бы безумной. Но времена менялись быстро, а с ними менялись нравы. Сказать-то ему было что, и говорить он умел, и люди бы не отказались его слушать. А я, к тому же, был на его стороне в известном споре с Ельциным, старожилы это помнят: «Борис, ты не прав». В молодом журналисте из волжской провинции Егор Кузьмич встретил бы вполне благожелательного интервьюера.

Но меня к нему не подпустили – ближе, чем на пять шагов: мы почти лицом к лицу столкнулись в оперном театре, куда настырный журналист пришёл, надеясь всё-таки добиться интервью. Общался Лигачёв всерьёз только с партийно-хозяйственным активом. С теми самыми людьми, кто вскоре отречётся от КПСС и перебежит к Ельцину. Даже тогда, когда Коммунистическая партия стремительно теряла власть, авторитет и влияние, её консервативные руководители жили своей прежней жизнью, у них не было ни интереса, ни потребности о чём-либо разговаривать с общественностью. Они даже не пытались что-то объяснять простым советским гражданам и апеллировать к их активной поддержке. А ведь такая поддержка очень пригодилась бы сторонникам спасения СССР в 1990-1991. Не попаданцам, каких нынче пруд пруди, а тем, кто в самом деле мог спасти страну. Но поддержки не было, и стоит ли теперь удивляться, почему? Будем ли потом удивляться, что и посткоммунистические лидеры, кто по возрасту годился Лигачёву в сыновья, а то и во внуки, наступали ровно на те же грабли?

Так что нет, отнюдь не выдающийся, а только видный деятель, живой реликт незабываемой эпохи, которая ушла в историю, в том числе, из-за его ошибок, и больше она никогда не вернётся. 

Но что было бы, если бы Егор Кузьмич Лигачёв стал не вторым, а первым человеком в партии и государстве? Могла ли эта незабываемая советская эпоха в таком случае вернуться – или никуда не уходить? 

Как автор, который всю сознательную жизнь работает с альтернативами истории, я не могу и не хочу уходить от подобных вопросов.

В самом деле, если бы страну вместо Горбачёва возглавил Лигачёв? СССР тогда бы сохранился? И мы все, от балтийских республик до среднеазиатских, до сих пор бы жили в мире и согласии под мудрым руководством ленинской Коммунистической партии? Или «мир генсека Лигачёва» не более чем фантазии и рефлексии великовозрастных детей, которые историю вроде и любят, но не знают, не понимают и не принимают?

Ах, как бы мне хотелось здесь ответить: первое! Но увы – второе. Лигачёв был прекрасным руководителем своего региона, Томской области, где его до сих пор вспоминают с теплотой и благодарностью. Но он так и не сделался политиком союзного масштаба. Собственно, он и не был политиком: он был, в полном смысле слова, партократом, т.е. человеком из верхушки, который выступает от имени партии и в меру своего разумения решает поставленные ею задачи. Для эффективного политического лидерства ему не хватало ни понимания проблем, их глубины и остроты, ни личных амбиций, ни широты мышления и стратегического видения. Он вряд ли представлял, в какой XXI век вести нашу огромную страну. Ему также не хватало обязательного для успешного политика умения разбираться в людях – чего стоит хотя бы сокрушительный облом с Ельциным, его собственным выдвиженцем! 

Лигачёв, как руководитель, соединял в себе лучшие и худшие черты Хрущёва и Брежнева. Останься мир таким, каким он был в шестидесятые-семидесятые, и Лигачёв мог бы сделаться генсеком уж во всяком случае не хуже их. Если бы чего накуролесил, то некритично, и наверняка бы компенсировал полезными делами.

Но засада в том, что мир стремительно менялся! А Лигачёв оставался в 60-70-х, оставался собою, как наш советский вариант Катона Младшего, несгибаемого римлянина эпохи крушения Старой Республики. Отсюда эти бесконечные – и тщетные – попытки задержать, остановить лавину изменений, от антиалкогольной кампании до «письма Нины Андреевой» и той самой полемики с Ельциным на XIX партконференции. 

Лавину не остановить! Можно только предложить достойную альтернативу, чтобы развернуть движение лавины в созидательное русло, как это сумел сделать в Китае Дэн Сяопин. Способен ли был на такое наш дорогой Егор Кузьмич – вопрос, к сожалению, риторический.

Прийти к власти вместо Горбачёва он, конечно, мог, окна возможностей для верхушечных переворотов в 1987-1990 открывались неоднократно. Но даже если бы генсеком оказался Лигачёв, это не решило бы действительных проблем страны. Наступившая в 80-х эпоха общечеловеческих надежд и потребительских иллюзий была чужда его суровой, аскетической и догматической натуре, а предложить партийной верхушке, простым людям, стране в целом что-то качественно лучшее было выше его сил. Он мог затормозить падение или ускорить; в том и другом случае ему на смену могли прийти намного более удачные кандидатуры, способные вывести Советский Союз из смертельного пике – или, напротив, спровоцировать анархию. История полна примеров всевозможного рода. На всякого Октавиана Августа у ней всегда по три Каракаллы.

Ясно одно: «мир генсека Лигачёва» нереалистичен, как был бы нереалистичен «мир Катона» или даже «мир Цицерона» в эпоху неизбежного крушения Римской республики. В том виде, в каком Лигачёв принял бы СССР в конце 80-х, сохранить его было уже невозможно. А для других альтернатив нужны другие люди и идеи. Почему они не появились или появились такие, что лучше б уж не появлялись – вопрос отдельный и ничуть не риторический.