О властителях дум

До смерти надоело слышать, что "раньше  писатели были властителями дум, а потом перестали ими быть". На самом деле, писатели никогда не переставали быть властителями дум. Просто количество людей, которые одновременно озабочены одной и той же темой, в разные эпохи не одинаково.

Дело не в том, что сейчас люди меньше или как-то по-другому думают. Но процесс думанья не может быть абстрактным, думать - значит, размышлять о чем-то конкретном, решать некую задачу. Есть эпохи, когда можно внятно сформулировать вопрос, который занимает общество - или, по крайней мере, активное большинство людей в каком-то обществе. Например, в эпоху Реформации это была проблема "подчиняться ли развратной и коррумпированной церкви?", а в России 19 века "что нам делать с крепостным правом и самодержавием?".

Одновременно занимать почти все население целой страны и даже многих стран может любой вопрос, например - "есть ли Бог?", или - "что выбрать, демократию, коммунизм или фашизм". Сейчас нет такого вопроса, который выглядел бы самым острым и самым актуальным в глазах большинства людей. Противостояние демократических и тиранических тенденций не волнует людей так, как в 20 веке. Вопросы о насущных правах, которые нарушаются в современном обществе - право на аборт, на эвтаназию, права ЛГБТ - не складываются для людей в общую, единую проблему, и не ощущаются людьми, как что-то важное для каждого в отдельности, поэтому не вызывают столько страсти, сколько вызвали темы угнетения, несправедливости и личных прав в 18, 19 и 20 веке.

Поэтому вопрос не в том, что писатели "перестали быть властителями дум" - для всех, кто размышляет над каким-нибудь вопросом, писатели остаются и в принципе не могут не быть властителями дум - а в том, что не прослеживается единая повестка.

Ни процесс мышления, ни сущность власти текстов и их авторов над нашим мышлением никуда не делся и не стал слабее, он просто стал менее заметным. Но, поскольку общество не может мыслить, а мыслит всегда отдельный человек, разницы никакой. Просто раньше пятьдесят, пятьсот или сто тысяч человек хором размышляли над одним и тем же, и их было слышно, а сейчас все они сидят по своим углам, и каждый размышляет о чём-то своем, чужом и скучном для другого.