Поп и Балда. Часть 1. Офигев сего числа...

«Зачем арбуз полосатый? Зачем медведь косолапый?» -- спрашивала популярная песенка моего детства прелестным голосом Ирмы Сохадзе. Вопросы, прямо скажем, неочевидные. Но ведь придумал же их автор текста! А это не так легко, как кажется. Умением находить вопрос там, где другие видят лишь неотменимую очевидность, обладают почти все дети. С возрастом оно уходит. Лишь немногие сохраняют великий дар — задавать вопросы. И хорошо, что сохраняют — иной раз бывает обидно за вопрос. Он, бедолага, даже не на дороге валяется, а прямо-таки скачет перед нами: «Да вот же он я, вопрос! Честно-честно, вопрос я! Ну задайте же меня, задайте!» Ан нет, не видит его никто и не задает…
Великим даром увидеть неочевидный вопрос Нина Ищенко обладает в полной мере. Именно этим мне всегда интересны ее статьи. Я знаю, что меня всегда порадуют открытием: ведь была же я здесь, была, вот по этой тропинке ходила, вот на той лужайке гуляла, цветочками любовалась — а что среди цветочков вопрос растет, так и не увидела ни разу. 
Другое дело — ответы. Иногда они радуют душу своей точностью и полнотой, иногда — сумнительно оно как-то, а иногда сова и глобус аплодируют стоя. Это нормально. Видеть неочевидные вопросы и давать на них ответы — не один великий дар, а два разных, и они совсем не обязательно коррелируют. 
Некоторое время назад я прочитала у Нины Ищенко статью, написанную по поводу интересного неочевидного вопроса — а что на самом деле происходит в не такой уж и просто сказке Пушкина про попа и работника его Балду — «Бес-Балда и русский Фауст в сказке Пушкина”. После чего немедленно впала в состояние «офигев сего числа», где и пребываю до сих пор. Похоже, если я не выскажусь, мне из него не выбраться. Ну сами посудите — автор считает, что Балда — это вообще-то бес, который убил попа. Ага, вот прямо насмерть убил. Для каковой цели, собственно, и подался на базар — встретить там попа, чтобы в конечном счете его убить.
Право, от удивления трудно прийти в себя.
Вестимо, трудно — потому что попа никто вообще-то не убивал. В том числе и Балда. «Вышибло ум у старика» никоим образом НЕ равняется «лишило жизни». Мало того — вопреки предположениям автора, поп вовсе не опасается, что Балда его укокошит, когда не ест, не пьет, ночи не спит и лоб у него заране трещит. Да и попадья ни о чем подобном не помышляет, когда дает мужу свой хитрый совет.

Попадья говорит: «Знаю средство,
Как удалить от нас такое бедство:
Закажи Балде службу, чтоб стало ему невмочь.
А требуй, чтоб он ее исполнил точь-в-точь.
Тем ты и лоб от расправы избавишь
И Балду-то без расплаты отправишь» 

Заметьте — не «тем себя ты от смерти избавишь», нет. О смерти речи не идет. Просто неохота получать щелбаны от Балды, учитывая его силу, которую поп и попадья вполне успели оценить.
Балда попа НЕ убивал. Однако попу досталось весьма основательно. Слабоумие пополам с мемеканьем еще никого не делали счастливым. Так за что же Балда попа так основательно приложил? И кто он, собственно, такой? Или — что он такое?
А вот с этого вопроса и следует начинать.
Слово «балда» имеет в русском языке два значения. Одно нам привычно — это тупой человек, большой такой дурень. Отметим это. А во-вторых, балда — это большой кузнечный либо рудничный молот.
Орудие труда кузнеца.
А кто у нас такой из себя кузнец?
А вот тут выныривает столько всякого-разного, что можно написать даже не статью отдельную, а целую монографию, да и то как бы не показалось маловато. Поэтому изложу я очень кратко и только самое для нас важное.
Во-первых, кузнец — профессия пограничная, ведь кузнец находится между хаосом и порядком, Явью и Навью, миром подсолнечным и миром хтоническим. Однако  в противостоянии хаоса и упорядочивания кузнец находится однозначно на стороне упорядочивания. Так же, как, например, ткач, хлебопек или гончар. Он преобразует сырье, то есть хаотическое начало, в изделие. Преобразует мир в какой-то его части из хаотического состояния в космическое. То есть вполне себе следует Божьим заветам. Мифологическое сознание нередко соотносит ремесло кузнеца с божественным началом. А заодно — с тайными знаниями. Ну сами подумайте — кузнец делает из какой-то там руды гораздо более твердый металл. Это ведь чего-то да стоит! Ну, и берется руда не откуда-нибудь, а из земли. Из нижнего мира, подземного, хтонического. Тут без тайных знаний не обойтись ну вот ну никак. А поскольку черт — существо как раз нижнего мира, то не знаться с чертом у кузнеца ну никак не получится.
Таким образом, второе, что нам следует отметить — кузнец и черт составляют достаточно устойчивую мифологическую пару. «Умудряет Бог слепца, а черт кузнеца» (люблю пословицы, да). Однако если приглядеться попристальнее, можно заметить, что даже в самом благоприятном для черта варианте, когда кузнец черта земляком кличет, эти отношения не добровольные и не равноправные. Более того — не черт в них кузнецу хозяин. Кузнец не платит своей душой. Черта он побеждает — любым способом. Перехитрить, пересилить физически, взять в плен, поколотить — неважно, любой способ годится. И если черт идет к кузнецу в подмастерья по своей воле, делает он это, чтобы в конечном итоге добиться от кузнеца какой-либо уступки. И чаще всего — не бить его молотом!!!
Тем самым большим кузнечным молотом. 
Балдой.
Мотив «кузнецы бьют молотами плененных чертей» в фольклоре не просто широко, а очень широко распространен. Кузнец в народной традиции хоть и знается с чертом, но он не сотоварищ черту, а его победитель (да — Гоголь отлично знал, что делал, отдав Вакуле победу над чертом и никак уж не наоборот). Вплоть до поверья, что сам Илья-Пророк кует громовые стрелы и поражает ими чертей, поэтому черти не любят (и это мягко сказано) кузнецов, а молния не бьет в кузницу. 
Подытоживая сказанное — кузнец черту не союзник, не потатчик и тем более не слуга. Кузнец — победитель черта. А большой молот, балда — его оружие против чертей. 
Итак — по базару в сказке Пушкина идет не просто дурак. А ведь дурак в сказках — тот, кто находится под покровительством светлых сил. От родовых до Господних. Однако этого мало — и перед нами не просто дурак, а еще и балда. Большой кузнечный молот, которым побивают чертей. И это персонифицированное магическое противочертячее орудие идет по базару, сам не зная куда — пока не натыкается на попа.
И вот тут возникает далеко не праздный вопрос: а с чего бы это вдруг ходячий инструмент «бей чертей!» заговаривает с попом? Что ему надо от смиренного служителя Господня?
Да вот в том-то и дело, что не вдруг, очень не вдруг. И работа по, так сказать, основной специальности для него обозначилась не тогда, когда поп окончательно расчехлился и отправил Балду за оброком к чертям (о чем разговор отдельный), а уже сейчас.

Продолжение следует...