Узники китайских комнат

Ура! Ещё одна никому не нужная, пусть и запоздалая, статья от девки, которая не может смолчать! Ура!

Всем насрать. Все умнее всех. Я знаю. Ж)

А на сегодня, ребята, всё. Ж(

Увы-увы.

Узники китайских комнат

Давно, аж в восьмидесятом году, Джон Сёрл провёл эксперимент, доказывающий несостоятельность теста Тьюринга как основополагающего средства определения «сильного» искусственного интеллекта. Джон Сёрл предполагал, что помещённый в изолированную комнату индивид, что не знает ни одного китайского иероглифа, но который снабжён точной инструкцией – на родном языке – по манипуляции с этими иероглифами, способен составить полноценный (и претендующий на осознанность) ответ из этих иероглифов на полученный этими же иероглифами вопрос. При этом он не знает и не понимает ни смысла вопроса, ни смысла ответа. Он просто следует инструкциям, что были прописаны не им и за него. Он просто следует инструкциям, подобно компьютеру. Что, собственно, и доказывало тезис, что для имитации осознанного общения не обязательно этим самым сознанием обладать.

Да, тот, кто не понимает, что делает, но делает, потому что обучен делать это, не понимая, – это сёрл.

И да, на просторах сети всё чаще и чаще можно встретить существ, которые общаются фразами, наименьший общий знаменатель которых – «читал и не понял».

Но как же так вышло, что вместо инструкций по раскладке «китайских грамот», они занялись «литературой»?

Всё просто – писать может каждый. Так учит школа. И это не плохо, но и не хорошо. Такова объективная реальность нашей формации. Но то, что каждый обучен грамоте – не значит, что каждый может стать писателем. Но, как уверяют нас из каждого утюга, это всё наглая ложь. Ведь для того чтобы творить – нужен лишь выход в сеть и аппарат с клавиатурой. А знания, наблюдательность и мастерство можно – и нужно! – заменить спущенными сверху инструкциями о этом знании. Инструкциями, которые с каждой итерацией правок становятся всё хуже и хуже. Инструкциями, следуя которым, сёрл сможет не только потреблять, но и генерировать. Не только генерировать, но и обсуждать. Не только обсуждать, но и оценивать. И не получится ли так, что мнение такого «сёрла» станет неотличимо от «человеческого»? Что в попытке нахождения предписанного смысла «боты» потеряют что-то более ценное, чем просто «нужное»?

Боюсь, что уже получилось. Ведь сеть уже полна ими.

И каждый такой механизм может сколь угодно долго и слёзно убеждать вас, что он-то не проглядывает, он-то не пролистывает, он-то сидит за вашей работой от первого и до последнего символа! Сёрл поклянётся вам, что «[я, сёрл] так относиться к книгам не могу, не моё», но это обман, ложь и лакейство перед последним читающим поколением, к которому он так хочет себе причислить. И, возможно, он прав, но, опять же, лишь с точки зрения него самого. Ведь что будет, если стиль прочитанного отличается от заложенного в систему, эталонного? Что будет, если он выходит за рамки допустимого отклонения? Как сёрлу оперировать параметрами и переменными, что не были прописаны в схему? Пропускать, списывать в неликвид, пролистывать. Не-за-ме-чать.

Ведь сёрл не хочет разбираться – в его прошивке давным-давно произошёл Фукуямовский «конец истории». Сёрлу нет нужды думать, ведь все имеющиеся, каталогизированные смыслы он уже нашёл разложенными по нужным полочкам. За него. Сёрл не хочет учиться. Да и, по большему счёту, уже и не может – прошивка не позволяет получать информацию извне заранее прописанных источников. Не хочет сёрл и мыслить, ведь вместо процесса освоения у него присутствует лишь имитация, когда «горячие», Маклюэнские медиа вчистую обыгрывают «холодные» по трудозатратам и соотношению «время-эмоция», когда не рассказывают, а показывают, когда надо потреблять и совсем не надо утруждаться, когда надо лишь оперировать теми смыслами, которые тебе даны. Ведь, читая, нужно производить мысль самостоятельно, но необходимого понятийного аппарата для этого у сёрла нет. Нет, и быть не может – они в конструкцию не заложены. Формально сёрл не виноват в своём горе, а по сути – он его творец. Ведь литература – система с положительной обратной связью, и чем дальше, тем больше людей будет превращаться в сёрлов. В автоматы, что обучаются на литпродукте, который сами же и генерируют, и генерируют липродукт, на котором сами же и обучаются. Они уже сейчас забывают – и активно забывают, между прочим! – каково это: читать. А если и читают, то не понимают прочитанного.

А всё потому, что, как уже было сказано выше, сёрлы проглядывают текстовые полотна и выцепляют из них лишь то, чему были научены. Усваивают лишь те смыслы, которые были в этих сёрлов заложены изначально. Что-то новое? Пропустить! Что-то инаковое? Не заметить! Написано не по шаблону? «… не приспособлены мы... для лазания :( Щито паделаешь.» – вот, что ответит вам сёрл.

Курс взят на обработку, не на осмысление. И современная «литература» перенастраивает сёрлов на объём, не на качество. Потому что, когда последняя буква уже проглочена, а расстроенный духовой органчик в голове закончил петь «Кончено!», наступает череда реконструкции смыслов. И она должна быть быстрой, чтобы сёрл, как автомат, мог бы поскорее перейти к следующей порции литературного продукта, чтобы ни в коем случае не прерывать цикл потребления. А для этого всё сопутствующее: реакция, критика, общение – должно оставаться в пределах условной нормы. И да, оно может там оставаться, но лишь в том случае, покуда исходное наполнение не отличается от того, на чём был научен сёрл. Но, как только вводимый в сёрла текст становится чуть сложнее тривиальщины про «мама мыла раму» – происходит сбой. Сёрл не понимает, о чём был текст, он строит догадки и отстаивает их с бараньим упряством, ведь он не понимает, в чём ошибся, ведь всё то, что он говорит – правильное, верное. И он верит в то, что оно верное. Но верно оно лишь в его весьма и весьма ограниченных смысловых координатах.

Но не так страшна беда, когда сёрл просто читает. Куда страшнее, когда сёрл пишет, ведь от своих фундаментальных изъянов он уйти не может. Он может лишь их приумножить.

Да, вслед за читателями, читать разучиваются и писатели. Если уже не разучились. Они больше не способны воспринимать смыслы лежащие глубже первых двух строк, они утратили способность к анализу текста. Они из творящих механизмы, превратились в механизмы творённые. Они больше не могут отличить хорошо написанную вещь от плохой и глубокую от простенькой. Все они теперь – лишь автоматы, в чьей прошивке однажды появилась инструкция «сиди в струе – получишь лайки». И они сидят. И получают. Ведь писать... может каждый. И читать может каждый. Но все вместе – сёрл-читатель и сёрл-писатель – плавают в серых водах, как раз между «условной нормой» и «функциональной неграмотностью». Что не мешает, впрочем, сёрлам учить сёрлов. Как раз по тем перепетым инструкциям, что были вложены всем им. Учить выявлять целевую аудиторию, учить определять её платёжеспособность, учить создавать персонажей под эту аудиторию, учить писать тексты, – а через них и книги – для этой аудитории: по установленным темам и размерам, с главами определённых длин, с расписанными поэпизодниками, где между каждым «событием» должно быть строго выверенное количество символов. И с раскомандировкой этих событий. «Драку» – каждую главу, «клубничку» – каждую третью. И можно всё вместе. И лучше всё вместе. Взболтать, но не смешивать. Не смешивать и новых смыслов не заносить.

Ведь всё чаще и чаще, если сёрл видит фигу – он ищет книгу!