Звериный язык словами автора: ориентские зверики
Автор: К.С.Н.Сейчас я на сайте очень мало активничаю, но этот флешмоб понравился) и он перекликается с моим пятым финальным томом "Крыльев Ориенты", которые скоро вернутся.
У меня в фэнтези-цикле зверей очень-очень много, и они на главных ролях. Общаются и между собой, и с человеком. При этом по-человечески говорить не умеют (за исключением ворон, соек и прочих сорок). Между некоторыми видами животных, особенно изолированными, есть языковые барьеры. А в разных частях материка даже у одного вида зверей или птиц могут различаться диалекты.
Чувства у них есть, но от людских отличаются. Пусть и разумные, но зверики, и этим многое сказано. Мыслят они образами или каждый на своем языке, но, конечно, в целях читаемости все это переводится на русский)
Так мир воспринимает разумный пещерный лев. Регон - биологически его родной дед, но у львов этих понятий нет.
Спуск быстро стал более пологим, а в буковом лесу понадобилось осторожно переступать выпирающие корни и стараться не ставить лапы на камни, чьи бока слишком скользили. Пахло сыростью, под подушечками бесшумно сминались прошлогодние листья: сплошная бурая подстилка внизу. Стояла тишина, почти все затенилось, лишь местами светлели крапины, как пятна на оленьей шкуре.
В сосновнике Луи потерся о шершавый ствол, поднялся на задние лапы и оставил когтями передних глубокие отметины на коре, разодрав лишайник: любопытно, будут ли две его половины конкурировать за место на стволе, или же одна из них высохнет. Так замечательно, что лишайники — одновременно грибы и водоросли. Необычные существа.
Раньше следы когтей Регона были столь же глубоки, если не сильнее. Вероятно, увидев эти отметины, он постарается поставить свои выше и глубже. Было бы замечательно, если бы ему удалось. Но вряд ли.
Когда запах Регона исчез, лапы немного расслабились. Западный склон и небольшая территория у подножия — земли старшего из бывших детенышей Регона, Гелеса, и достойным соперником этот лев никогда не был, несмотря на его знания и возраст.
Лапы приминают мох, ветки мароты, вайи папоротника. Между соснами, дубами, буками стелются запахи, вьются вокруг деревьев, уходят в подстилку из палой хвои, в дупла, в норы, в малинник — невидимые следы оленей, белок, ежей, барсуков. Одни существа бродили здесь примерно в полдень, другие — утром, третьи — только что. Травы отдают сладковатым и пряным, свежеет хвоей.
Так молодая грифоница воспринимает луну. Настоящего творческого мышления у животных нет, но появляется его подобие, основанное на природных явлениях
В небе висела и луна: днем она похожа на облако, но с настолько правильными и четкими краями, что ее сразу отличаешь, даже если смотришь краем глаза и не видишь пятен. Она осветит половину ночи: ведь она уже наполовину повзрослела, и поэтому у нее хватит сил. Конечно, луна не живая, но иногда кажется, что она растет, как настоящее животное. Полная луна — матерая — умеет светить всю ночь. А вот несколько дней назад она казалась детенышем, потому что освещала лишь самое начало и сразу пряталась.
Разумный кошачий хищник пытается общаться с почти не разумным травоядным, похожим на древнего вымершего зверя. Все описано с точки зрения кошачьего:
Иногда Эрцог показывал лапой на какой-нибудь куст и смотрел на батахорицу. Зрение у этих животных не очень, но они хорошо распознают движение.
Батахорица смотрела, потом наклонялась к кусту, принюхивалась и называла его на своем языке. Что-нибудь на львином или на келарсьем она так и не смогла повторить. Она ворчала рядом с травами, съедобными для батахоров, и потом их медленно, щурясь, объедала. Итьму батахорица никак не называла, только фыркала и мотала головой: ей не нравился запах. Название низкой березы Эрцог на батахорьем выучил почти сразу. Находя ее кусты, Эрцог подзывал батахорицу низким коротким ворчанием, что на миг усиливалось под конец. Батахорица сразу приближалась и, мягко ворча, объедала заросли ёрника.
Морошку — она обширными низкими зарослями обитала на мху, а ее ягоды-одиночки напоминали желтую забавную малину — батахорица называла как-то клокочуще и долго, и подолгу ее рассматривала. Она опускала огромную морду к листьям и ягодам, стараясь не помять ни тех, ни других.
Молодая грифоница и человеческие изобретения (актарий - сельхозрайон, опоясывающий город)
Горизонт опять взъерошился, как загривок недовольного зверя, и на этот раз — крышами домов актария. А степь внизу выровнялась, и теперь по ней ползали комбайны, как причудливые жуки: захотелось их подбросить лапами и поиграться.
По железной дороге, идущей на восток, скакало перекати-поле, а за ним еще несколько, словно вагоны ***
На полях убрали почти всю пшеницу, и они облезли, как шкуры волков или муфлонов после линьки. Грифоны облезлыми не становятся, грифоньи перья и мех меняются медленно и постепенно. Потому что благородные звери, а не какие-нибудь.
Она же, в музее
Скадда прошлась мимо низких окон, рассмотрела витрины со стрелами, с топорами: их люди используют, потому что у них нет когтей и слабые руки. Заметила и старинную посуду. Раньше казалось, что с тарелок есть вкуснее, потому что в еду не набьется грязь или хвоя, но выяснилось, что без дикого привкуса листьев или трав все совсем не то. Тем более Дайгел не разрешал положить на тарелку грифонью еду. Люди едят очищенное бесполезное мясо, никаких внутренностей.
Обычно звери общаются с людьми письменно. Научиться писать им сложно, но можно
«Людей всегда сложно понять. Вот ты опять называл Георга папой, когда мы только приехали. Привыкла, но непонятно. Ты же взрослый».
Принцип работы холодильника, который Дайгел ей однажды объяснял, когда подвыпил, она наверняка получше поняла, чем принцип работы человеческих мозгов.
— Так и живем. У вас крылья есть и вы мышь с десятого этажа разглядите, зато у вас нет понятия о родстве. А у нас — наоборот.
«Все равно не понимаю. Объясни еще. Я знаю только, что нельзя заводить потомство с грифоном, если он был детенышем тех же грифонов, что и ты. Или с тем, чьим детенышем ты была. А то выводок будет больным».
Писала она долго, под конец начала мельчить почерк. Как закончила, перевернула лист.
— С братом или сестрой, или с кем-то из родителей. Ясное дело. Но так это не всё.
«Люди привязываются к близким по крови. Это поняла. Не поняла, почему. Взрослые детеныши чужие для родителей. Друг для друга тоже чужие звери. Объясни».
— Ну дружба-то у вас бывает. Вот тут тоже как дружба. Только еще чувство, что этот человек тебе близкий, особый. Разумеется, не всегда между родственниками отношения налажены, а вот родство все равно ощущается, куда денешься.
«Дружба — понятно. Когда кто-то интересен. С близкими по крови не всегда интересно. Можно подружиться с ними, когда они перестанут быть семьей. Но это дружба. Чем отличается от родства? Непонятно, — Скадда наклонила голову набок. — Родство — относиться как к детенышам? Глупо. Взрослых не защищают».
Отрывок из 5 тома. Свергнутые правители зверей пытаются познакомить подданных с людьми. Но подданные пришли из глубокого леса, зашуганные, ужасно понимают как людей, так и животных, и вообще:
(тирис - подвид соек, служат эдакими переводчиками; холтонг - хищник вроде кошачьего, вангур - лесной бык, неманг - подвид оленя)
Тирис трескуче перевела зверям стихи о природе, которые Эрцог прочитал в книге. Птице понравилось. Холтонг сообщила через сойку, что лес в одном из стихотворений описан точно, только неясно, что такое «зеленый». Вангур спросил, почему люди расстроились из-за того, что их пара рассталась, ведь после брачного сезона самки и самцы теряют друг к другу интерес. Неманг поддержала, самка холтонга грустно заворчала и вздохнула. Катаган ел в углу солому, смешанную с козьей шерстью: не так себе представлял их сближение с хищниками.
— Пусть поразмыслят, почему люди перестали создавать ткани вручную и придумали для этого машины, — передал Луи.
Заворчала холтонг.
— Она говорит, что людям нравится придумывать новое и упрощать себе жизнь, — сообщила тирис. — И я согласна. А еще думаю, это случилось, потому что людям нравится творить.
Хорошо. Луи прикрыл глаза.
Вангур передал, теперь через Эрцога, что машины страшные, а люди просто хотят создать искусственный мир. Остальные травоядные поддержали его. Понятно. Хорошо, что они хотя бы не боятся сараев.
Еще там некоторые звери могут полноценно общаться с людьми с помощью одного фантдопа, но это отдельная история.
А вот так общается с хозяином обычный домашний кот. Для пущего понимания: хозяин у него - глава региона (лет-танер равен губернатору). И кот говорит с ним по-котовьи. Отчасти спойлер, поэтому кидаю под кат
— Вы, коты, к нам пришли, чтобы помочь через нас старшим сородичам. Вот ты и поможешь, Альман мой дорогой. Проследи за старшим своим сородичем, за инриктом, будь добр. С большим уважением.
— О, возмущаюсь неимоверно, — заругался кот: ворчаще, мрачно, с подвыванием. — Соглашение ты не помнишь, нет-нет. По нему меня обязаны кормить и уважать. Меня, меня, именно. Привел сюда котов на мою территорию. Они из леса, у них блохи, прыгнут на меня. А потом всякой мерзостью будешь мыть меня от них. Теперь тут везде чужими котами несет. За что ты достался мне такой, именно мне?
— Ты кот лет-танера, тебя не тронут звери, — Вестомор не понял слова, но интонации — разумеется. — Небольшому животному проще следить в лесу. Разве не обидно, ты мой кот, а сам на политику влиять не мог?
— С тебя другая еда, — кот перешел с ворчания на раздраженное мяуканье. — Мне надоели эти омары. Каждые два дня омары. Мерзкие омары. Я их больше не люблю и не ем.
— Омаров, говоришь? Про омаров я все понял.
— И перину в лежанке хотя бы поменяй. Ей уже двое суток. Я буду спать на твоих бумажках, дождешься. Когти о них опять поточу. Совести у тебя нет.
Захотелось потрогать лапой существо, но кот сидел слишком высоко. Занятный дальний сородич.
— Хорошо, дам тебе омара. Замечательный ты у меня, спасибо.
— Ничего ты не понимаешь. Высшее ты существо. Пару слов понять не можешь, — кот спрыгнул, зашипел в сторону Луи с Эрцогом и ушел.