Робин Гуд и аббат

К "разбойничьему" флешмобу. Редко участвую в них, но про разбойников у меня целая книга.

Итак, шайка Робина Гуда захватила йоркского аббата.

По дороге сюда аббат Герфорд немного оправился и больше не выглядел так, словно вот-вот потеряет сознание, однако все еще был очень бледен. 

Обежав глазами маленькую поляну, наш гость торопливо перекрестился. 

– Всемогущий боже, живущий и царствующий во веки веков...

– Благодарю тебя за то, что в неизменной щедрости своей ты послал нам утешение духовное и телесное, – подхватил Робин Гуд. 

– О да! – закивал Тук, уткнув в бедро арбалет. – Богатого путника даждь нам днесь!

– Но я... я вовсе не богат! – Аббат поспешно прикрыл правой рукой левую, сверкающую драгоценными перстнями, но ему пришлось тут же поменять руки, ибо на правой перстней было еще больше.

– Неужто ростовщичество перестало давать хорошие барыши? – холодно осведомился я.

Физиономия аббата пошла пятнами, однако, выпятив грудь под белым шерстяным паллием,[1] преподобный попытался принять надменный и твердый вид.

– Я уже когда-нибудь тебя видел, дерзец? – вопросил он, глядя на меня снизу вверх.

– Сомневаюсь... Грешники вроде меня редко захаживают в монастыри. Но вы наверняка слышали обо мне, преподобный отец. Я – Маленький Джон.

Аббат торопливо попятился, осеняя себя крестным знамением, к огромному удовольствию всех аутло.

– Маленький Джон? Но... но этот мерзавец мертв! Ноттингемский вице-граф написал мне, что проклятому разбойнику пришел конец!

– Так оно и есть, – грустно подтвердил Робин Гуд. – Несколько дней назад Джон помер с голоду, вот только у нас нету денег, чтоб достойно его похоронить и отпеть. Потому наш товарищ и шляется до сих пор по лесу, пугая добрых людей... Ужасная участь, верно, преподобный отец?

– В-в-верно...

– И такая же печальная участь ждет нас всех, если вы не окажете нам посильную помощь. Вы же не допустите гибели христианских душ? Вспомоществование ньюстэдского аббата однажды помогло удержать наши души в теле, а теперь мы смиренно ждем такой же помощи от вас, преподобный отец.

Аббат Герфорд загнанно оглянулся. На лицах обступивших его разбойников он не узрел ни на полпенни смирения, зато ожидания увидел сколько угодно. Нетерпеливого и угрожающего. 

– Но я... н-но...

– Вы хотите узнать, как мы дошли до столь бедственного положения? – сокрушенно вздохнул Робин Гуд. – Это печальная история, преподобный. Случилось так, что мы одолжили все наши сбережения некоему Ричарду Ли из Аннеслея – может, вы слышали об этом рыцаре, прославившемся храбростью под Яффой и Акрой? Сражаясь за Гроб Господень, он попал в плен к сарацинам, и его дочь, бедняжка, заложила все имущество, чтобы выкупить отца. А когда Ричард Ли вернулся на родину, ни одна живая душа не захотела ссудить его деньгами. Только у нас, заблудших овец, бедственное положение крестоносца вызвало беспредельное сочувствие... 

– И по сей день vivit sub pectore vulnus![2] – скорбно вставил брат Тук.

– Ни один из нас не удержался от слез, слушая рассказ Ричарда Ли, – подтвердил я.

– Ревели, как быки, которым помешали покрыть корову, – кивнул Дик Бентли, снимая серебряные бубенчики с уздечки мула. 

– ...Разве справедливо будет, рассудили мы, если воин, сражавшийся с нехристями во славу господню, останется нищим? – прочувствованно продолжал Робин Гуд. – И мы отдали рыцарю все, что имели – тем более, что тот призвал в поручительницы Деву Марию, а уж вам-то, аббату монастыря Святой Марии, лучше всех должно быть известно, что надежнее поручительства богоматери нет ни на земле, ни на небесах.

– In saecula saeculorum,[3] – кивнул брат Тук, в то время как остальные, кроме Барсука, Локсли и йоркского аббата, старались удержаться от смеха.

– In saecula s-saeculorum, да-да, – заикающимся эхом отозвался аббат. – Но, клянусь господним престолом, сейчас я беден так же, как этот славный крестоносец! Нынешний год был трудным для монастыря... Неурожай, чрезвычайный сбор... Все это лишило нас даже тех скудных средств, которые прежде помогали нам сводить концы с концами. Та малость, что имеется у меня в кошельке, – все, чем я располагаю, но и эти гроши я наскреб с трудом, чтобы раздать нищим в день Святого Михаила.

Робин сокрушенно вздохнул, подняв глаза к грозящему дождем небу.

– Тогда нам всем остается только молиться. Вознесем же молитву Пресвятой Деве, чтобы она помогла нам вернуть одолженные рыцарю деньги и чтобы в вашем кошельке, преподобный отец, завелась пригоршня монет!

Аббат Герфорд открыл было рот, чтобы возразить, но Робин, Тук, Дикон и Кеннет уже молитвенно склонили головы, а я, глядя на клирика сверху вниз, начал задумчиво поглаживать рукоять меча. 

– Эй, поп, ты что, позабыл слова? – Вилл Статли угрожающе нахмурился. – Может, тебе подсказать?

Подсказка не потребовалась: преподобный отец так быстро затараторил по-латыни, что в конце концов даже брат Тук отстал от его истовой скороговорки. 

Молебен несколько затянулся, и, когда мне надоело сдерживать зевоту, я прервал его решительным:

– Аминь! 

– Аминь, – тут же отозвался Тук, с облегчением поднимая голову.

– Аминь, аминь, аминь, – прозвучала благочестивая перекличка.

– Что ж, посмотрим, отозвались ли небеса на наши мольбы, – проговорил Робин Гуд. – Дик, будь другом, глянь, не появилось ли чего в сумках пресвятого отца...

Бентли только того и ждал. С дьявольской улыбкой он извлек из правой седельной сумки мула пухлый кожаный мешок, и такой же, если не больший, вынул из левой сумки. Побагровевший аббат тихо выругался, а Тук в восторге взревел:

– Вот что значит вознесенная от всего сердца молитва!

– Да, здесь, пожалуй, найдется и на раздачу милостыни и на поддержание жизни несчастных изгнанников, прозябающих в этом лесу! – радостно воскликнул Робин.

– И даже на похороны Малютки Джона, – взвесив в руках добычу, добавил Дик.

Я зловеще пообещал уступить ему место на погребальных дрогах.

[1] Паллий (омофор) – белый шерстяной круг, к которому подшивались две вертикально спадавшие ленты, его украшали пятью вышитыми красным и черным крестами; привилегию носить его имели архиепископы и некоторые епископы, а также аббаты крупных монастырей.

[2] Живет в груди рана (лат.).

[3] Во веки веков (лат.).