Килька

- И что мне с этим делать? – сказал повар-слоняра, смотря на продукты, доставленные ему для ВОП, взводно-опорной точки нашего полка оперативного назначения, стоящего аккурат на развилке дороги, разбегавшейся к Ведено и Шали.

Мы, типа артиллеристы-контрактники, я с Адиком и пехотный сержант Младшой, вполне разделяли точку зрения кашевара. Вместо сардин или не самой лучшей, винницкой, но все же тушенки, на тридцать рыл прислали три ящика кильки.

Килька в томате, знаете ли, вполне себе съедобна. На полном серьезе, если кто не знает, так оно и есть. Как хочешь так и жуй, хоть из банки, хоть на хлебе, хоть с кашей или даже в виде супа? Точно вам говорю, такое тоже возможно. Не суп, правда, а редкостное дерьмо, но жрать захочешь и не такое съешь.

Понятное дело, если пишешь о войне, нужно писать о невзгодах, боях, братстве по оружию, утратах, подвигах с предательством, ТТХ и переосмыслении самой жизни. Особенно, если речь о Северном Кавказе. Чечне и чеченской войне, даже если та вторая, не первая. Один сетевой товарищ, очень упорный, мне вот уже лет пять пишет, что мол вы были готовы, у вас был детский лагерь с развлечениями и ваще, вы туда почти на прогулку сходили.

Это все хрень, то ли дело – килька в томате.

Плоская банка с обязательной картинкой сейнера или еще какого рыбачьего утлого челна с заметной сеткой рыболовного агрегата. И сама рыбешка, смотрящая на тебя с, не иначе, явно читаемым желанием быть употребленной в пищу. Действительно, как еще-то, верно?

Суп из этого морского обитателя не спутаешь ни с чем, настолько он полон вкуса переваренного пюре из помидоров с лучком и рыбьих хвостов, голов и спинок. Сама килька в супе почти расползается на атомы с молекулами, полоска позвоночника, порой оказываясь на языке непередаваемо ужасна по всем ощущениям, но хлебается, если не лопал суток полтора, просто на «ура».

Хуже этих консервов, вернее, правильно все же консервы, была только просроченная макрель. Особенно, если ее закидывали в «соус», тушеную и подгнившую капусту, готовящуюся с мерзлой картошкой.

В Дагестане, первой командировке девяносто восьмого-девяносто девятого, порой килька оказывалась везде: в каше, на хлебе и в супе, вместе с перловкой, недоваренной и гладкой, скатывающейся по горлу как сопли в насморк. Мы глотали и шли на посты, не понимая, почему даже чай воняет килькой с томатом.

- Хреново, - сказал Младшой и почесался. Нам привезли пополнение, с пополнением приехала вша. – Чо жрать-то станем?

Командовал ВОП Мамон, такой интересный капитан, любивший стрелять по ночам со всех постов и уже ставший пристальным объектом наших фейсов, ФСБшников, прикомандированных к полку. Этому прекрасному человеку плевать хотелось на все и всех, ему готовили отдельно, получая продукты из рюкзака.

Мы торчали в Чечне уже… полгода, да, точно. На дворе стояла середина апреля двухтысячного, до дома оставалось недели три, а эта чертова килька вдруг превращалась во что-то серьезное. Полгода почти все тридцать человек, скучно роющих холм над перекрестком, торчали тут, в республике. Переезжали с места на место, порой по-настоящему воевали, торчали на блокпостах, ходили на зачистки и прикрывали армейцам тылы. Спали по полночи, морозили задницы в вырытых ямах-сортирах и пили воду, воняющую хлоркой.

А тут сраная килька.

- У меня тут… - кашевар закрыл рот, понимая, что ляпнул лишнего.

- Сколько?

- Десять сардин и десять тушняка. Гречка есть, полмешка.

Мы трогать его не могли, был не наш. Младшой позвал нас только из-за срока службы и независимого взгляда. Кашевару он прописал сам, запасов, стыренных за-ради обмена с местными, хватило на два дня, на третий, после двухчасовой пальбы ночью, нас перекинули к основной взводной точке. Без Мамонова.

А килька? Ее кашевар сдал старшине и больше она мне не встречалась вообще, от самых вкусных котлет Ваниной мамы в Красе и до говядины по-бургундски от Кати. В моей новой обычной жизни.